Поиск по документам XX века

Loading

Дневник

ДНЕВНИК — в художественной литературе один из мемуарных жанров, который предполагает определенную форму изложения, как правило, основанную на записях, расположенных в последовательном, хронологическом порядке. Дневник обычно отражает индивидуальное восприятие автором тех или иных событий, либо переживания внутреннего мира.

Гурьева Т.Н. Новый литературный словарь / Т.Н. Гурьева. – Ростов н/Д, Феникс, 2009, с. 86.

Тыркова А.В. Дневники. 1905.01.08

Завтра в Петербурге стотысячная рабочая толпа несет ко дворцу петицию. Что будет? Чем им ответят? Выстрелами? Захотят ли войска? Вопросы и вопросы. Ответа надо ждать не раньше как послезавтра. Расстояние, эмиграция, вынужденная изолированность — все это тяготит и томит какой-то тяжелой виноватостью. Может быть, у них будет литься кровь, и все, кто там давно и упрямо воюют против самодержавия, пойдут на улицу вместе с рабочими. А мы, издалека, из безопасного Парижа, следим за этой самой крупной, самой жуткой ставкой. И это сознание, что наша судьба связана с выигрышем. Точно какой-то корыстный привкус, унизительный и давящий в политических стремлениях...

Тыркова А.В. Дневники. 1904.08.08

Люди, по существу, вообще говоря, пессимисты. Т. е. люди нашей цивилизации. Но мы выработали привычку накидывать какой-нибудь плащ на этот пессимизм, как привыкли закрывать наготу своего тела. И все наши искания, погоня за метафизической истиной, и попытка поймать жар-птицу, - житейскую обиходную правду, - все это выкраивание новых или натягивание на себя старых плащей. И одинакость царит над всем. Иногда люди как будто врастают друг в друга. Две индивидуальности, два мозга или два тела сплетаются. Тогда начинается страдание одиночества во всем. Так в любви, так и в дружбе.

Тыркова А.В. Дневники. 1904.08.05

Говорят, что когда на съезд соц[иалистов]-р[еволюционеров] пришло известие об убийстве Плеве, произошла неописуемая сцена. Большинство рыдало. Какой ужас. Какое ужасное, рабское сознание власти одного человека, кот[орый] мог топтать, унижать, мог не только убивать, но еще и развращать общество непрерывным циничным запугиванием. И вот его нет, и рабы на минуту вообразили, что они свободны. Дети и безумцы.

Тыркова А.В. Дневники. 1904.08.03

П. Б. [Струве| был хорош, говоря о Плеве и войне. Последнюю он считает важнее. С отвращеньем и досадой читали мы русские газеты. И невозможность высказаться и какой-то политический лепет. — Они этого не понимают, а войну поймут. Их надо бить по голове палкой. Японцы и будут такой палкой. Пет[р[ Бер[нгардович Струве] выкрикивал эти фразы, вертясь на стуле, выглядывая исподлобья, нервно хватая со стола то хлеб, то нож, то стакан чая. И во всей этой нелепой подвижности было что-то привлекательное, а в его странных, мимо собеседника, точно куда-то вдаль глядящих глазах было упрямое выражение человека, твердо решившегося быть одной из этих палок, пробивающих тупую замороженность русских мозгов.

Тыркова А.В. Дневники. 1904.07.15 [Плеве убит]

Плеве убит. Ди[т]ц телефонировал сюда об этом еще утром. И нас всех с тех пор бьет лихорадка. К сожалению, П|етра] Бер[нгардовича Струве] нет. Мне хотелось бы не только слышать, но и видеть его в эту минуту. Что теперь будет? Кого растерянный, бесхарактерный повелитель приставит к покорному стаду в качестве пастуха или, вернее, злой собаки? И потом непосредственное чувство радости. Убит. Нет его, чиновника-деспота, топтавшего и давившего все живое и желающее жить. Быть может это радость рабов, которых какая-то внешняя сила избавила [от] жестокого хозяина. Мы не умели и не могли избавиться сами. Пришел смельчак-герой и снял с несчастной задавленной родины гнет. А мы безопасно рукоплещем.

Тыркова А.В. Дневники. 1904.07.14 [В гостях у Крупской и Ленина]

...Красивый голубой вечер спускался к мечтательному, приветливо-нарядному Женевскому озеру. Я ехала в Женеву. Мне хотелось повидать [Надежду Константиновну] Ленину (78) и вперед делалось холодновато при мысли, а ну как она меня окатит партийным презрением. И мысль, что ее, широкую и чуткую, тоже заразила сектантская озлобленность, пугала и тяготила. На меня уже пахнуло там, около Clarens (79), где равнодушно-гостеприимный уголок уже десятки лет укрывает беспокойных русских изгнанников, - пахнуло лихорадно-неуживчивой атмосферой этого изгнанничества. И это было тяжело, эгоистически тяжело, п[отому] ч[то] ведь это именно те люди, с кот[орыми] мне предстоит жить, быть может, всю жизнь...

Тыркова А.В. Дневники. 1904.07.09

Вот уже полтора месяца, как я на свободе. За это время я видала людей, кот[орые] или имеют или будут иметь влияние, если не на всю русскую жизнь, то по крайней мере на некоторые ее течения. И мне хочется занести свои впечатления, как они сказались, не дожидаясь, пока жизнь и новые встречи наложат новые штрихи. Прежде всего П. С[труве]. Человек, несомненно, книжный, глубокий, но вряд ли гибкий. Его знания, его вескость дали ему возможность сразу поставить журнал (77) на ноги. Но настоящий ли он журналист?

Тыркова А.В. Дневники. 1904.02.22

...Вопрос задается в упор, в присутствии будущей ученицы. Бедная десгафтичка окончательно сбита с толку и только на лестнице соображает, что следовало оборвать чересчур любопытного допросчика. Но он успевает мельком задать ей еще один вопрос. — Вы лесгафтичка, значит «серенькая»? Пришла потом ко мне и с недоумением спрашивает, что это за гусь? Считается в либералах, а повадка купчика...

Тыркова А.В. Дневники. 1904.02.15

Сейчас был Н. П. А. Нет, Д. И. [Шаховской] не только крупный земец, а прямо один из самых влиятельных в известных кругах людей. Его слова, его поступки дают тон, служат проверкой. — Как он сейчас поступит? По-моему, он не имеет права брать только на себя ответственность за этот поступок. Он должен успокоиться, договориться с другими. Такие люди, как он не принадлежат себе, — сказал А. Это верно. Кроме одного. Ясная изобретательность здесь, как и всегда, лучше всяких советов подскажет ему как поступить.

Тыркова А.В. Дневники. 1904.02.10

Вопрос о том, прекратила ли война с Японией междоусобную войну правительства с народом, этот вопрос прежде всего спутал, больше — сбил с толку многих. Теперь он выясняется. Каждый день приносит новые известия об арестах и репрессиях (отчего нет русских слов для таких архирусских понятий?). 5/ II арестовали Н. Ф. Ан[ненского], произведя в его квартире тщательный обыск. Это произвело такое удручающее на всех впечатление, что на девятидневной панихиде Н. К. Михайловского казалось, что мы хороним всю русскую литературу. Потом вызвали Короленко (67), Семевского, Батюшкова (68), Елпатьевского (69). Хотели дознаться, говорил ли Н. Ф. (Анненский) речь на могиле Михайл[овского]. А он, как на грех, этот раз молчал...

Тыркова А.В. Дневники. 1903.10.12. У Толстого.

Передо мной стоял широкоплечий сутуловатый старик в желтом крестьянском халате. Лицо морщинистое, мужицкое; высокий и выпуклый облысевший лоб точно закрывает всю остальную часть лица. Только глаза под седыми нависшими бровями в глубоких впадинах блестят сильным зеленым светом. Но я не сразу заметила этот блеск. Старчество, вот что прежде всего бросилось мне в глаза и смутным чувством досады кольнуло меня. Толстой (62) великан. Толстой вне времени - и вдруг старик, которого уже тянет к земле. Ласково и радостно расцеловался он с Дм[итрием] Ивановичем Шаховским] ...

Тыркова А.В. Дневники. 1903.08.31

Впечатления Ярославля до сих пор настолько сильны, что я все еще пьяна ими. Это двойное опьянение. Передо мной первый раз развернулась деятельная общественность. Правда, масштаб был небольшой, все вертелось около дел съезда (61). И в то же время о них меньше всего думали. Один мотив, один крик был у всех — политическая свобода. Это был пароль, толкавший нас к объединению. С первого же вечера, когда мы, еще почти не зная друг друга, собрались в «Царьграде», чтобы поговорить о порядке работы, выяснилось настроение...

Тыркова А.В. Дневники. 1903.07.25

У меня странное чувство раздвоения мысли. Весь последний год меня тянет к новым искателям. Мне казалось, что в этом преклонении перед стихийным трагизмом жизни есть что-то сильное и героическое. Теперь идет во мне реакция. Я устала от этого блуждания, мне оно начинает казаться ребячеством. Это отрицание силы разума, во имя инстинкта, в этом есть какое-то умирание. Я не хочу его. Проклятый вопрос о добре и зле остается вопросом. Нам нужно обосновать добро, и мы выводим его от Бога. Или же летим в бездну самоотрицания, цепляясь за мираж сверхчеловека, как сделал это Ницше (59). Его аристократизм, его презрение к сократовской логике все больше и больше отталкивает меня. Мне нужны другие основы, и я их найду...

Тыркова А.В. Дневники. 1902.11.16

Писательский успех. Собралось нас человек 60. Вопрос как поступить с юбилеем печати (56). Решили, что отметить надо, что демонстративное молчание слишком пассивно. Долго толкли воду в ступе. Одни говорили, что надо напечатать где что можно, а кроме того, устроить в этот день по всей России собрания, где говорить о насущных нуждах печати. Ходский (57) предлагал присоединиться к тем москвичам, кот[орые] решили устроить единение всех журналистов, без различия направлений. Там все-таки в проекте съезд журналистов...

Тыркова А.В. Дневники. 1901.04.17

...А выглядит сытым гладким жеребчиком. Un homme a femmes *. И, действительно, умеет находить женщин, кот[орые] его жалеют и вместе с ним негодуют над подлостью его врагов. А сам? Поездка Яворской к В. И. Икскуль (50), чтобы та указала Дурново на юдофобскую статью в «Курьере», вся эта беготня и агитация в пользу Арабажина, потом заранее пущенный слух о возможности самоубийства Барятинского (51) и, наконец, стремление пропагандировать предсмертную записку князя, где «его ангел — Лида» реабилитируется вполне. C'est du propre, tout sa **! При этом Арабажин и Яворская, как двуликий Янус — единоличны. Но ведь свои собственные подлости не воняют, и Араб(ажин) с искренним негодованием клеймит своих врагов за неразборчивость в средствах. Договорился прямо до бреда...

Страницы

Подписка на Дневник