Поиск по документам XX века

Loading

Письмо

Рубрика "Письмо" на сайте Документы XX века представлена широко, даже слишком. Поэтому подавляющее большинство писем отмечено иным тэгом, например, МИД СССР или другими. К собственно этой рубрике отнесены письма, не подпадающие под иную классификацию, например, личные письма исторического лица своим близким друзьям и членам семьи.

+ + +

Дама с прислугой, держащей письмо.

ПИСЬМО. Французский термин l'écriture, как он разрабатывался в структуралистской традиции, не поддается точному переводу на другие языки: и в английском wrighting, и в немецком Schrift или Schreiben теряется целый пласт значений. Письмо указывает на реальность, не сводимую к интенциям той или иной производящей текст личности. У Ж. Деррида l'écriture почти равнозначно «первописьму» (Urschrift); в постструктуралистском (Постструктурализм) литературоведении, исходящем из теоремы о «смерти автора», обращение к феномену п. обусловлено отказом от связи языка с человеком как его началом и источником. Понятие письма играет ключевую роль в полемике деконструктивизма (реконструкция) с традиционной литературой как литературой «присутствия» - по аналогии с дерридианской критикой «метафизики присутствия».

Согласно Р. Барту, письмо есть «точка свободы писателя между языком и стилем». Пишущий всегда находится в промежутке между языком, данным ему как внешнее, и идущим «изнутри» стилем; у него, таким образом, не остается иного выбора, кроме формальной реальности письма. Письмо выражает отношение между творчеством и обществом.

Современная лингвистика, как и греческая философия, начиная с Платона, третировала письмо как нечто вторичное по отношению к языку как речи. Согласно Ф. де Соссюру, единственным оправданием существованию п. является репрезентация речи. Абсолютный примат речи, голоса, фонемы над письмом стал для Ж. Деррида поводом поставить вопрос о лого-фоно-центризме современной европейской рациональности. Ж. Деррида находит, что убеждение Ф. де Соссюра в абсолютной чуждости письма внутренней системе языка восходит к известному утверждению Аристотеля, согласно которому речь непосредственно передает представления души, письмо же всего лишь выражает то, что уже заложено в речи, голосе. Тем самым устная речь оказывается ближе к истине, чем письменная, которой остается скромный удел «материи», «внешнего», «пространственного». Речь движима живым дыханием, тогда как письмо ассоциируется с омертвлением, несет в себе смерть; оно, по сути, уже есть смерть, или, как говорит Ж. Деррида, всегда имеет характер завещания.

Современная западная философия. Энциклопедический словарь / Под. ред. О. Хеффе, В.С. Малахова, В.П. Филатова, при участии Т.А. Дмитриева. М., 2009, с. 168-169.

 

 

И.М. Майский - Н.И. Ляховецкой. 31 октября 1908 г.

Ну, дорогая мама, можете поздравить меня с благополучным преодолением всяких препятствий. С сегодняшняго я окончательно студент, т.к. закончил уже все имматрикуляционныя формальности и получил студенческую карточку. Теперь примусь за науку, тем более что послезавтра начинает читать лекции профессор Брентано, которые я буду главным образом пока слушать.

В.Л. Бурцев - С.В. Зубатову. 15 августа 1908 г.

Нет, — не могу удержаться, чтобы не послать вам объявление о вышедшем моем журнале1. Не моя вина, что вы не возьметесь за перо и не отзоветесь на мою просьбу. Я был бы виноват, если бы не предлагал вам и не стучался в вашу дверь. Я потом с спокойной совестью расскажу, что я сделал вовремя все, чтобы убедить вас выглянуть из стана «обагряющих руки в крови» и поработать с нами над нашим общим делом...

С.В. Зубатов - В.Л. Бурцеву. 21 марта 1908 г.

Нет, Владимир Львович, вам не поднять меня из моей берлоги. Вы не хотите подумать [(а может быть вам надобности в этом вовсе в голову не приходит)]* и понять мою психологию. Я — монархист самобытный, на свой салтык и потому глубоко верующий. Ныне идея чистой монархии переживает серьезный кризис. Понятно, эта драма отзывается на всем моем существе; я переживаю ее с внутренний дрожью. Я защищал горячо эту идею на практике. [Но, повторяю, я своеобразен в своих взглядах и очень щепетилен]*. Я готов иссохнуть по ней, сгинуть вместе с нею, но только одиночкой, в своих четырех владимирских стенах, но отнюдь не на людях. А вы меня тянете на люди. Правда, знакомство наше (бумажное) завязалось из-за моего опровержения на статью в «Былом»...

В.Л. Бурцев - С.В. Зубатову. 15 марта 1908 г. н. ст.

Очень вам благодарен, Сергей Васильевич, за ответ; не получивши от вас писем в ответ на свои два последние письма, я не знал, что думать об этом молчании. Мы с вами принадлежим к двум различным мирам. Вы теперь живете в стороне от всего, — живете анахоретом. Я, если и раньше обеими ногами стоял в области чистой истории, то теперь зарылся в ней с головой. Для меня люди теперь делятся на два лагеря: интересных и неинтересных для меня лиц. Я вожусь с теми, кто «интересен» мне, кто может что-нибудь мне рассказать о «былом» революционного, оппозиционного и реакционного мира, — я вожусь с анархистами, с.-р., с.-д., к.-д., октябристами, сотрудниками «Моск. Вед.», шпионом, состоящим на службе, с чиновником на службе, студентом, купцом, рабочим и т. д.; — повторяю, мне все равно, с кем я вожусь, но не безразлично: «интересен» он или нет.

С.В. Зубатов - В.Л. Бурцеву. 5 марта 1908 г.

...Перечисленные вами документы принадлежат перу Л. А. Тихомирова, а подлинники были переданы им в дар рабочим, которым и были мною воспроизведены на множительных аппаратах. По поводу «Проекта устава» я перезнакомил Л. А. с Д. Ф. Треповым, с которым он и вел уже затем сношения самостоятельно. Ко Л. А. я вынужден был обратиться за помощью тотчас же, как только обнаружилось, что большие книги по рабочему профессиональному движению рабочие читают плохо и нуждаются в популярном и кратком изложении дела. Принял меня Л. А. весьма нерадушно: мое служебное положение его крайне шокировало...

В.Л. Бурцев - С.В. Зубатову. 19 января 1907 г.

На той неделе я буду в Москве. Не приедете ли туда вы? Я там пробуду дней 6—8. Вы успеете еще ответить мне сюда, а кроме того, можете писать на главный почтамт в Москву на мое имя. Готовый к вашим услугам Вл. Бурцев. Если вы совсем-таки не желаете приехать в Москву, я завернул бы к вам во Владимир. Всегда, когда вспоминаю вас, у меня один вопрос возникает — пишет ли он? Вы должны, должны писать!..

Письма П.А. Столыпина Л.Н. Толстому. 23 октября 1907 г.

Письмо Ваше получил и приказал пересмотреть дело Бодянского. Если есть возможность, конечно, он будет освобожден. Не думайте, что я не обратил внимания на Ваше первое письмо. Я не мог на него ответить, потому что оно меня слишком задело. Вы считаете злом то, что я считаю для России благом. Мне кажется, что отсутствие «собственности» на землю у крестьян создает все наше неустройство.

В.Л. Бурцев - С.В. Зубатову. 11 марта 1908 г. н. ст.

...Мне переданы три литографированные тетрадки, которые, говорят, принадлежат вашему перу, — а именно: 1) «Записка о задачах русских рабочих союзов и началах их организации», 15 стр., и «Проект устава», 4 стр., 2) «Профессиональная организация рабочих», 24 стр. и 3) «Значение 19 февраля 1902 г. для московских рабочих», 8 стр., — последняя была когда-то (когда?) напечатана в «Моск. Вед.». Правда ли, что они принадлежат вам. При каких обстоятельствах изданы? Когда? и т. д.1 Не можете ли вы указать список ваших всех статей. Очень хотелось бы иметь список источников по вопросам, близким к вашей деятельности, — напр., где писали Слепов и Слеповы вообще? Что-то было у него в «Русск. Деле», кажется...

В.Л. Бурцев - С.В. Зубатову. [1 марта 1907 г.]

...Хотелось все-таки спросить вас, — пишете ли вы? Не то, что вы писали в «Гражданине» — это и не важно и не верно, — словом, ни к чему. Нет — пишете ли воспоминания? Это вы должны написать. Если у вас будет охота поделиться чем-либо из этой области с нами, то мне можете писать в редакцию, а на внутреннем конверте сделайте надпись для кого (имя и отчество мое). Можно пока писать мне прямо на мое имя до востребования в Выборг. Как переслать письмо или рукопись мне так, чтобы она не попала ни в чьи неподходящие грязные руки, вы сумеете сделать это, когда захотите...

В.Л. Бурцев - С.В. Зубатову. 24 января 1907 г.

Итак, баста! Прекратим нашу с вами, Сергей Васильевич, переписку... до, до... конституции в России!.. Она будет, мы до нее доживем, — это верно... Итак, прекратим переписку, — признаюсь, мне не хотелось бы этого. Вы, несомненно, интересный корреспондент, — много могло бы ваше перо сказать всем нам любопытного, важного... Но что делать! Замолчим!.. Вы меня называете: «неугомонным», — позвольте остаться мне верным самому себе и прекратить нашу переписку не иначе, как письмом же...

С.В. Зубатов - В.Л. Бурцеву. 21 января 1907 г.

Наша переписка вызвала страшную тревогу в охранном мире; меня завалили запросами: что, как, почему? Положение мое становится трагическим. Одни умоляют меня бросить эту затею и пожалеть их, так как гнев начальства может отозваться на них, как на присных мне, другие прямо ничего не понимают и острят: «о ваших сношениях с «убийцами», вроде Б., здесь уже давно говорят, и пассаж этот поистине удивителен; следовало бы вас сфотографировать во время беседы с Б.; несомненно, что фотография разошлась бы в большом количестве; напишите, что из всего этого вышло1. Я ответил, что гора родила мышь, и, не давая адреса для свидания, вы, очевидно, дело это прикончили. И вдруг опять всплывает этот пикантный вопрос...

В.Л. Бурцев - С.В. Зубатову. 22 декабря 1906 г.

Получил ваше письмо о Тр[епове]. Да, я говорил вам о своих амнистиях Л.-Меликову, С.-Мирскому и Витте, но о Трепове умолчал. По вашим словам же, ему место не за государственными делами... Может быть, сможете доказать, что есть люди хуже его, даже, что в его характере были и хорошие черты... Но для защиты Трепова этого мало. В жизни русского общества так много ужасного, что значительную долю ответственности за этот ужас Трепов должен взять на себя...

С.В. Зубатов - В.Л. Бурцеву. 18 декабря 1906 г.

Какой вы милый, страстный и увлекающийся человек. Вам бы надо именоваться не Владимир Львович, а Кипяток Львович! Выводы ваши совсем не соответствуют посылкам моего письма. Я вам писал, что долголетняя практика убедила меня в ненужности, излишестве политической свалки, логическим выводом из чего являлось затеянное мною еврейское и рабочее движение. Я верил, что развивающееся равновесие общественных сил сделает излишним механический фактор. Следовательно, мое credo основывалось на примирении, уравновешении борющихся сил. Откуда вы взяли, что я «их» отрицаю, презираю, считаю вредными людьми. Они — необходимая историческая сторона.

В.Л. Бурцев - С.В. Зубатову. 10 декабря 1906 г.

...Я давно чуял сердцем, что вы умом, душой не на «их» стороне, что вы их отрицаете, их считаете вредными людьми, вы их презираете. На вас мне было более всех досадно, что тем не менее вы были фактически с «ними», все прошлое давало им право с «надеждой» смотреть на вас, как об этом вы пишете. Вы дали им более чем достаточно данных так думать. Я, конечно, говорю не о Св[ятополк]-Мир[ском], не о Витте, — оба они, как Лор[ис]-Меликов — люди для меня крайне симпатичные, я их очень ценю, — и если бы ближе знал их, я бы выступил в их защиту. Вы знаете, о ком я говорю...

В.Л. Бурцев - С.В. Зубатову. [8 декабря 1906 г.]

Получил ваше второе ко мне письмо и перечитал его с таким же вниманием и интересом, как и первое, как и ваше письмо в «Вестнике Европы». Вы пишете прекрасно, ваши термины как топором определяют то, что вы хотите высказать. Вот кому следовало бы сидеть за письменным столом и писать, писать, писать... У вас нашлась бы обширная аудитория, в которой одним из первых был бы я...

Страницы

Подписка на Письмо