Тыркова А.В.

...Была сегодня у Мандельштама (235). Сначала недоразумение, заминка и холодность. Я не взяла ни от одной редакции писем. Потом лед был сломан. Мандельштам и его помощник Максимов (236) горой стоят за младотурок. В первый раз за две недели встретила я это здесь. Их аргументы такие: младотурок надо знать лично. Большинство пишет о них со слов европейцев, левантинцев, или христиан, кот[орые] все против них. В первую сессию они провели много важных реформ. Очень обидно, что «Нов[ое] Вр[емя]» и «Рус[ское] С[лово]» (237) одинаково лгут. И «Речь» против Турции...

Совсем иначе относится к России и к русской культуре Азим Исхаков (223), татарский беллетрист, бежавший за границу из Архангельской губ[ернии]. Это человек лет 35-40. У него типичное лицо приволжского татарина. Черные, очень живые глаза и славная, насмешливая улыбка. Тонкий наблюдатель и свободомыслящий человек, он одним словом умеет объяснить многое. К туркам он относится очень скептически. - Они смотрят на нас, татар, сверху вниз, а мы на них. Я считаю, что их культура ниже нашей, потому что мы прошли через славянскую культуру, а они через испорченную французскую. Европа присылала сюда свои отбросы, а турки подчинялись их влиянию. Он народник и демократ. Ему досадно видеть, как новая турецкая литература подчиняется тому, что он считает декадентством...

Еще в Австрии началось ощущение, что сквозь всю видимую налаженность культуры пробивается борьба и вражда. Славяне, с одной стороны, немцы и мадьяры — с другой. Поезд ехал где-то по югу Венгрии. Пожилой господин с седыми усами и черными живыми глазами заговорил со мной по-сербски. - Србинска речь наилекшая, — с наивной хвастливостью заявил он и сейчас же покорил болгар за грубость речи. Мы с ним легко понимали друг друга. Он напомнил мне, что и молитвы у нас одинаковые, и в доказательство стали мы с ним читать друг другу «Отче наш»...

От поездки в Москву у меня остался ряд впечатлений. Как не похоже там все на наше здешнее, петербуржское. Они живут теснее, а кружковщина больше, интересы как будто живее, а сплетня и анекдот царят властительно. Впрочем, это и в Петербурге есть, только мы сумели устраниться и до нас дрязги мало доходят. - Вы к Жуковским? - спрашивает милая Л. В. Лепешкина и как-то по-стародевичьи поджимает губы. - Я их не знаю. Они очень весело живут. Все в кутящей компании... Брайловские и другие. Я удивлена. Непохоже на то, что я слышала о жене Дмитрия Евгеньевича Жуковского]. Но на всякий случай мы с Софой прихорашиваемся. Приезжаем. Сидит Бердяев, его красивая жена, маленькая, невзрачная дама в кресле, другая дама, еще господин — и никакого великолепия. Все просто. Буфетишко какой-то приткнут к стене. В углу ящики, покрытые холстом, должны заменять диван. Очень хорошо. И Жуковская сама тихая, глухая, с какой-то медленной улыбкой, с внимательным взглядом маленьких глаз, — чем больше к ней приглядываешься, тем больше она нравится...

...Весь вечер у нас шли споры. Адрианов ругал профессоров, что они утратили всякое чувство достоинства. «Угодовцы». Гредескул доказывал, что «положение профессоров трудное». А за моей спиной Аркадий (188) говорит: — Гредескул сегодня читал лекцию, а у дверей городовые стояли. Совет Высших курсов выпустил воззвание к курсисткам: «Берегите курсы!» Поздно. Надо было это сделать до забастовки, а теперь это штрейкбрехерство. Теперь надо разговаривать с другой стороной и втянуть в протест инертные родительские круги.

...Мы пошли с Вильямсом (173) к Милюкову. Павел Николаевич сначала улыбался, может быть, потому, что я очень волновалась. Потом стал серьезен. Особенно после того, как к нему позвонил И. И. Петрункевич и тоже сказал, что надо создавать какой-нибудь комитет. Милюков сейчас же телефонировал М. М. Ковалевскому (174). Оказалось, что там уже назначено на вечер собрание, по инициативе Н. Ф. Анненского. Представители редакций, литературных обществ, депутаты. Конечно, и Милюков и его жена тоже были против панихид. Да и не связывалась мысль о Толстом с чем-нибудь церковным. На улице у газетчиков уже были траурные, экстренные №№ «Речи». Какой-то толстый, щеголеватый студент подошел...