Поиск по документам XX века

Loading

Письмо

Рубрика "Письмо" на сайте Документы XX века представлена широко, даже слишком. Поэтому подавляющее большинство писем отмечено иным тэгом, например, МИД СССР или другими. К собственно этой рубрике отнесены письма, не подпадающие под иную классификацию, например, личные письма исторического лица своим близким друзьям и членам семьи.

+ + +

Дама с прислугой, держащей письмо.

ПИСЬМО. Французский термин l'écriture, как он разрабатывался в структуралистской традиции, не поддается точному переводу на другие языки: и в английском wrighting, и в немецком Schrift или Schreiben теряется целый пласт значений. Письмо указывает на реальность, не сводимую к интенциям той или иной производящей текст личности. У Ж. Деррида l'écriture почти равнозначно «первописьму» (Urschrift); в постструктуралистском (Постструктурализм) литературоведении, исходящем из теоремы о «смерти автора», обращение к феномену п. обусловлено отказом от связи языка с человеком как его началом и источником. Понятие письма играет ключевую роль в полемике деконструктивизма (реконструкция) с традиционной литературой как литературой «присутствия» - по аналогии с дерридианской критикой «метафизики присутствия».

Согласно Р. Барту, письмо есть «точка свободы писателя между языком и стилем». Пишущий всегда находится в промежутке между языком, данным ему как внешнее, и идущим «изнутри» стилем; у него, таким образом, не остается иного выбора, кроме формальной реальности письма. Письмо выражает отношение между творчеством и обществом.

Современная лингвистика, как и греческая философия, начиная с Платона, третировала письмо как нечто вторичное по отношению к языку как речи. Согласно Ф. де Соссюру, единственным оправданием существованию п. является репрезентация речи. Абсолютный примат речи, голоса, фонемы над письмом стал для Ж. Деррида поводом поставить вопрос о лого-фоно-центризме современной европейской рациональности. Ж. Деррида находит, что убеждение Ф. де Соссюра в абсолютной чуждости письма внутренней системе языка восходит к известному утверждению Аристотеля, согласно которому речь непосредственно передает представления души, письмо же всего лишь выражает то, что уже заложено в речи, голосе. Тем самым устная речь оказывается ближе к истине, чем письменная, которой остается скромный удел «материи», «внешнего», «пространственного». Речь движима живым дыханием, тогда как письмо ассоциируется с омертвлением, несет в себе смерть; оно, по сути, уже есть смерть, или, как говорит Ж. Деррида, всегда имеет характер завещания.

Современная западная философия. Энциклопедический словарь / Под. ред. О. Хеффе, В.С. Малахова, В.П. Филатова, при участии Т.А. Дмитриева. М., 2009, с. 168-169.

 

 

И.М. Майский - С.Е. Чуцкаеву. 25 октября 1933 г.

Видно, Вам суждено тесно связать свое имя с моей книгой о Монголии. Вы были инициатором ее второго издания - Вам не уйти от нее даже в Улан-Баторе. Дело в следующем. Приехав в Москву, я нашел следующую ситуацию: Соцэкгиз в состоянии большого развала. Кретова уже нет - он переброшен на политотделы транспорта. Нового постоянного заведующего нет, временно сидит во главе т[ов]. Баратов. В аппарате Соцэкгиза хаос и неуверенность в завтрашнем дне. Моя книга еще при Вас была сдана на отзыв некоему т[ов]. Трубачееву, монгольскому или бурятскому «икаписту»...

И.М. Майский - С.Е Чуцкаеву. 16 октября 1933 г.

Ну, вот теперь мы, по крайней мере временно, поменялись с Вами позициями: я - в Москве, а Вы - за границей. Приехал я только что. Путешествовал от Лондона до Москвы целый месяц, ибо поехал не прямо, а через Италию, Грецию, Константинополь, Одессу с большими остановками для ознакомления с соответственными странами по пути. В Италии пробыли 2 недели, в Греции - 4 дня, в Константинополе - 5 дней, в Одессе (ездил по колхозам и МТС) - 2 дня. Путешествием мы оба страшно довольны, хотя немножко физически устали от него, ибо по дороге видели массу интересных и поучительных с разных точек зрения вещей.

И.М. Майский - В.Э. Мейерхольду. 10 сентября 1933 г.

За предотъездной суматохой не успели ответить на В[аше] письмо. Делаю сейчас. Едем! Лондон-Париж-Милан-Венеция-Рим-Неаполь-Бриндизи-Греция-Стамбул-Одесса-Москва - вот наш маршрут! Пишу из Vintimiglia, где застряли на 3 часа, т.к. французский поезд опоздал на час, а итальянский тем временем ушел. Привет!

В.Э. Мейерхольд - И.М. Майскому. 7 августа 1933 г.

Дорогой Иван Михайлович, мы едем лечиться в Vichy (Франция). Путь наш морем: Ленинград-Лондон. Потом через Калэ в Париж и Vichy. Выезжаем на пароходе из Ленинграда 8.VIII (сегодня ночью из Москвы). Мы были бы Вам очень признательны, если бы нашли возможным поручить кому-нибудь из молодежи из полпредства встретить нас. Мы по-английски ни бе, ни ме.

17. М. Горький - И.В. Сталину.

Хочу еще до Вашего отъезда2 разрешить ряд вопросов "Истории". Вчера (2/VIII) были у меня секретари Главной Редакции с докладом о проделанной работе. Видимо, продвинулись за последнее время далеко вперед, но к концу подойти все же не могут: срывают т. т. Радек, Мануильский и Стецкий, так и не сдавшие своих глав3. А между тем время уходит. Недавно исполнилось 2 года нашему постановлению об издании "Истории"4. Народ ждет выхода в свет обещанных томов. Пора подумать об иллюстрациях, об оформлении, о тираже. Мне кажется, Секретариат Редакции своевременно поднял эти вопросы, которые нашли свое разрешение в протоколе нашего заседания.

И.М. Майский - В.Д. Бонч-Бруевичу. 22 апреля 1933 г.

Получил Ваше письмо от 16.IV с[его] г[ода] с просьбой об оказании содействия Центральному литературному музею. Охотно сделаю со своей стороны все, что возможно, но прежде, чем приступись к практическим действиям, прошу Вас разъяснить, какого рода материалы Вас интересуют. Из двух Ваших писем 2 для меня остается неясным, будет ли Музей собирать материалы, касающиеся истории, искусства, литературы и пр. только народов СССР или же всех народов земного шара вообще. От ответа на этот вопрос зависит и характер, и объем дальнейшей работы.

М. Горький – А.М. Макаренко. 30 января 1933 г.

Я, стороною, узнал, что Вы начинаете уставать и что Вам необходим отдых. Собственно говоря — мне самому пора бы догадаться о необходимости для Вас отдыха, ибо я, в некотором роде, шеф Ваш, кое-какие простые вещи должен сам понимать. 12 лет трудились Вы и результатам трудов нет цены. Да никто и не знает о них, и никто не будет знать, если Вы сами не расскажете. Огромнейшего значения и поразительно удачный педагогический эксперимент Ваш имеет мировое значение, на мой взгляд...

А.В. Бурдуков - И.М. Майскому. 10 января 1933 г.

Очень благодарю Вас за память. Вперед всего, поздравляю Вас и глубокоуважаемую Агнию Александровну с Новым годом и желаю Вам всего, всего наилучшего. В настоящее время у нас каникулы до 15 / I . В это время пытаюсь писать отчет о поездке к калмыкам, но пишется плохо, нет душевного равновесия. До сих пор по-прежнему работаю в Вост[очном] институте], как будто все пока спокойно, можно полагать, что этот год проработаю? За дальнейшее уверенности нет.

А.С. Макаренко – М. Горькому. 1 января 1933 г.

Ваше письмо о моей книге — самое важное событие в моей жизни, к этим словам я ничего уже не могу прибавить, разве только то, что я просто не понимаю, как это можно иметь такую большую душу, как у Вас. А я о своем писании был очень плохого мнения. Писательский зуд просто оказался сильнее моей воли, а по доброй воле я не писал бы. Ваш отзыв перепутал все мои представления о собственных силах, теперь уже не знаю, что будет дальше. Впрочем, к писательской работе меня привлекает одно — мне кажется, что в нашей литературе (новой) о молодежи не пишут правдиво, а я очень хорошо знаю, какая это прелесть — молодежь, нужно об этой прелести рассказывать. Но это очень трудно, для этого нужен талант и еще... время...

И.М. Майский - А.В. Бурдукову. 29 декабря 1932 г.

Давно собираюсь черкнуть Вам несколько слов, да все некогда было. Очень уж много в первые недели по приезде в Лондон было у меня всяких хлопот - этикетных, формальных, политических и всяких иных. Такова уж участь всякого полпреда, когда он приезжает на новое место. Но теперь я немножко разгрузился и могу вспомнить о личных знакомых и друзьях.

И.М. Майский - Б.Ф. Лебедеву. 23 декабря 1932 г.

Ваше письмо, хотя и с некоторым запозданием, но все-таки дошло до меня 1. Отвечаю я тоже с запозданием, ибо первое время по приезде был страшно занят всякими формальными и неформальными делами. Только сейчас я несколько освободился от первой страды и могу черкнуть Вам несколько слов.

М. Горький – А.М. Макаренко. 17 декабря 1932 г.

Вчера прочитал Вашу книжку «Марш 30-го года». Читал — с волнением и радостью, Вы очень хорошо изобразили коммуну и коммунаров. На каждой странице чувствуешь Вашу любовь к ребятам, непрерывную Вашу заботу о них и такое тонкое понимание детской души. Я Вас искренно поздравляю с этой книгой. Вероятно, немножко напишу о ней. Колонисты Куряжа не пишут мне. Не знаю о них ничего. Прискорбно, какие хорошие ребята были там...

И.М. Майский - И.В. Козлову. 10 декабря 1932 г.

Ваше письмо хотя и с запозданием, но все-таки дошло до меня. Был его очень рад получить. Я люблю вспоминать то время, когда мы вместе с Вами путешествовали по Монголии, и все, что напоминает мне мою экспедицию, доставляет мне удовольствие. К Вашему сведению могу сообщить, что в будущем году выйдет второе, сильно дополненное и освеженное издание моей книги «Современная Монголия», явившейся результатом нашей экспедиции 1919-20 гг. Пришлю Вам экземпляр.

А.С. Макаренко – М. Горькому. 5 октября 1932 г.

Вместе с коммунарами-дзержинцами я приветствовал сорокалетие Вашей работы, и наше приветствие было напечатано в «Правде» в номере, посвященном Вам. Заметили ли Вы его? А сейчас у меня появилась надежда, что Ваш юбилей поможет возродиться идее горьковской колонии, правда, уже в другом месте. Третьего дня в московских газетах было напечатано, что МОНО решил открыть образцовую коммуну для беспризорных Вашего имени. Мне показалось, что я имею преимущественное право просить поручить эту коммуну мне. Кого просить? Может быть, в Москве меня мало знают. Я решился затруднить Вас напоминанием о себе...

И.М. Майский - С.Е. Чуцкаеву. 16 сентября 1932 г.

Ну-с, моя работа наконец закончена, рукопись второго издания «Современной Монголии» готова 1, и скоро поступит в С[о]цэкгиз. Привезу ее и сдам сам в последних числах сентября, когда поеду в отпуск (в Кисловодск). Но, так как в Монголии нынешней весной произошли события 2, которые, вероятно, не остались без влияния на общие установки, касающиеся ее ближайшего будущего, прошу Вас по возможности к моему приезду подобрать необходимый новый материал, чтобы я сразу по приезде мог с ним познакомиться и внести в свою книгу соответственные поправки.

Страницы

Подписка на Письмо