Поиск по документам XX века

Loading

Письмо

Рубрика "Письмо" на сайте Документы XX века представлена широко, даже слишком. Поэтому подавляющее большинство писем отмечено иным тэгом, например, МИД СССР или другими. К собственно этой рубрике отнесены письма, не подпадающие под иную классификацию, например, личные письма исторического лица своим близким друзьям и членам семьи.

+ + +

Дама с прислугой, держащей письмо.

ПИСЬМО. Французский термин l'écriture, как он разрабатывался в структуралистской традиции, не поддается точному переводу на другие языки: и в английском wrighting, и в немецком Schrift или Schreiben теряется целый пласт значений. Письмо указывает на реальность, не сводимую к интенциям той или иной производящей текст личности. У Ж. Деррида l'écriture почти равнозначно «первописьму» (Urschrift); в постструктуралистском (Постструктурализм) литературоведении, исходящем из теоремы о «смерти автора», обращение к феномену п. обусловлено отказом от связи языка с человеком как его началом и источником. Понятие письма играет ключевую роль в полемике деконструктивизма (реконструкция) с традиционной литературой как литературой «присутствия» - по аналогии с дерридианской критикой «метафизики присутствия».

Согласно Р. Барту, письмо есть «точка свободы писателя между языком и стилем». Пишущий всегда находится в промежутке между языком, данным ему как внешнее, и идущим «изнутри» стилем; у него, таким образом, не остается иного выбора, кроме формальной реальности письма. Письмо выражает отношение между творчеством и обществом.

Современная лингвистика, как и греческая философия, начиная с Платона, третировала письмо как нечто вторичное по отношению к языку как речи. Согласно Ф. де Соссюру, единственным оправданием существованию п. является репрезентация речи. Абсолютный примат речи, голоса, фонемы над письмом стал для Ж. Деррида поводом поставить вопрос о лого-фоно-центризме современной европейской рациональности. Ж. Деррида находит, что убеждение Ф. де Соссюра в абсолютной чуждости письма внутренней системе языка восходит к известному утверждению Аристотеля, согласно которому речь непосредственно передает представления души, письмо же всего лишь выражает то, что уже заложено в речи, голосе. Тем самым устная речь оказывается ближе к истине, чем письменная, которой остается скромный удел «материи», «внешнего», «пространственного». Речь движима живым дыханием, тогда как письмо ассоциируется с омертвлением, несет в себе смерть; оно, по сути, уже есть смерть, или, как говорит Ж. Деррида, всегда имеет характер завещания.

Современная западная философия. Энциклопедический словарь / Под. ред. О. Хеффе, В.С. Малахова, В.П. Филатова, при участии Т.А. Дмитриева. М., 2009, с. 168-169.

 

 

"Дорогие товарищ Сталин" (письмо школьницы Сталину).

Здравствуйте, дорогие товарищ Сталин! Наш любимый вождь, учитель и друг всей счастливой советской страны. Дорогие товарищ Сталин! Я шлю Вам свой горячий и сердечный привет и желаю Вам лучших успехов в жизни Вашей, быть здоровым навсегда. Я хочу Вам описать мою невеселую жизнь. Дорогие тов. Сталин! Я слыхала по радио в Ваших речах, Вы говорили, что в Советском Союзе жизнь детей очень хорошая, они учатся в школах, широко открыты им двери в школу. Это, конечно, верно, дорогие товарищ Сталин.

М. Горький – А.М. Макаренко. 8 октября 1935 г.

...Вы спрашиваете, «как сохранить элементы стиля» и т. д. Очень просто: ведите аккуратно ежедневную запись наиболее ясных мыслей, характерных фактов, словесной игры: удачных фраз, афоризмов, «словечек». Пишите ежедневно хоть десяток строк, но так экономно и туго, чтобы впоследствии их можно было развернуть на две, три страницы. Дайте свободу Вашему юмору. Делая все это, Вы не только сохраните приобретенное работой над «Поэмой», но расширите его...

А.С. Макаренко – М. Горькому. 28 сентября 1935 г.

Сегодня авиапочтой выслал Вам третью часть «Педагогической поэмы». Не знаю, конечно, какой она получилась, но писал ее с большим волнением. Как Вы пожелали в Вашем письме по поводу второй части, я усилил все темы педагогического расхождения с Наркомпросом, это прибавило к основной теме много перцу, но главный оптимистический тон я сохранил. Описать Ваше пребывание в Куряже я не решился, это значило бы описывать Вас, для этого у меня не хватило совершенно необходимого для этого дела профессионального нахальства. Как и мои колонисты, я люблю Вас слишком застенчиво...

М. Горький – А.М. Макаренко. Февраль 1935 г.

...на мой взгляд «Ньютоновы кольца» пьеса веселая и — если хотите — я могу передать ее в театр Корша или же Вахтангова. Но — мне хочется ругать Вас. Напрасно Вы прервали работу над «Педагогической поэмой», значение которой гораздо солиднее пьес. Вот уже первые части «Поэмы» вышли, а — где третья? Очень прошу Вас: продолжайте эту работу! Я думаю, что 3-ю часть нужно довести до момента Вашего ухода и на нем — кончить...

А.С. Макаренко – М. Горькому. Февраль 1935 г.

Ругаете Вы меня или помогаете, а я все равно не умею так написать Вам, чтобы хотя, бы на минутку Вы почувствовали всю глубину и теплоту моей благодарности и любви к Вам. И я страшно злюсь на себя и на наш век за то, что теперь люди такие деловые и суровые, что они умеют только возиться с материей, что явления в собственных душах такие для них стали непосильные. Спасибо, что обругали. Это у Вас так сильно и ласково выходит, что мне может позавидовать любой мой воспитанник. Секрет педагогического воздействия таким образом еще и до сих пор для меня проблема. Во всяком случае после Вашей проборки мне хочется написать не третью часть «Педагогической поэмы», а третью часть чего-то страшно грандиозного...

А.С. Макаренко – М. Горькому. 26 января 1935 г.

...В общем Вы пьесу мою одобрили, предложили кое-что исправить. Я драматург молодой, и мне легче написать новую пьесу, чем исправить старую. Я все-таки еще поработал над «Мажором» и передал ее для печати в Гос. Изд. «Художественная литература». Оттуда я получил очень хороший отзыв, скоро она должна выйти в свет. Ваше положительное отношение к моему драматургическому дебюту и потом успех пьесы в «Художественной литературе» меня настолько окрылили, что я даже пренебрег полной неудачей моих попыток пристроить ее в театре (МХАТ отозвался отрицательно, все другие даже не ответили), тем более, что эти попытки не отличались особенной энергией...

А.Д. Калинников - И.М. Майскому. 26 декабря [1934]

Перехожу к делам конкретным, с которых собственно и надо было бы начинать. Получили ли Вы что-либо от Чуцкаева? Здесь сообщают, что он сильно заболел - рак желудка - и лежит в Кремл[евской] больнице в Москве. И это как будто бы уже сравнительно давно. Посылаю еще 2 № «Современ[ной] Монголии» - юбилейный № 3(6) и № 4(7). Пытался дождаться прихода № 5(8), который уже давно в Ул[ан]-Б[аторе] вышел, но пока его еще нет. По-видимому, в первой половине января он будет все же получен, и я пошлю его Вам без задержки.

М.М. Каганович - А.А. и И.М. Майским. 17 декабря 1934 г.

Уважаемые, дорогие друзья Иван Михайлович и Агнесса* Александровна, Приехал в Москву благополучно. Дорога была довольно веселая. В Париже пробыл день, побывал в Версале и больше нигде. На работу пока не выхожу. Вожусь пока с перевязками. Лондонский разрез уменьшается с каждым днем. Сегодняшняя московская погода напоминает Лондон, серым туманом окутана вся Москва. Желаю всего хорошего, с искренней благодарностью за Ваши заботы обо мне.

И.М. Майский - Л.М. Кагановичу. 10 ноября 1934 г.

Будучи недавно, во время моего отпуска, проездом в Ленинграде, я узнал, что недавно в Ленингр[адском] институте восточных языков имелся член партии студент Петр Михайлович МАЙСКИЙ, который везде выдавал себя за моего родного брата, полагая, очевидно, что столь близкое родство с полпредом в Англии может быть для него в том или ином отношении выгодным или полезным. В настоящее время этот самый Петр МАЙСКИЙ является, насколько я знаю, начальником политотдела Исфаранского района Таджикской ССР.

И.М. Майский - С.Е. Чуцкаеву. 19 октября 1934 г.

Я очень сожалею, что не смог дождаться Вас в Москве. Приходится поэтому обращаться к Вам письменно. Меня очень интересует, когда Вы закончите редактуру моей рукописи «Современная Монголия». Соцэкгиз уже давно тормошит меня с этим делом, но я не могу его двинуть вперед до получения от Вас моей рукописи, а также Ваших указаний и критических замечаний. Очень просил бы Вас все это в возможно более срочном порядке направить мне с диппочтой в Лондон, тогда я произвел бы необходимые переделки в рукописи и сдал бы ее Соцэкгизу для печатания. Во всяком случае, сообщите мне, в каком положении дело. Крепко жму Вашу руку.

А.Д. Калинников - И.М. Майскому. 11 октября [1934] г.

Признаться, я заждался Вас, т.к. Вы говорили, что будете в Ленинграде 7/Х, а не приезжаете до сего дня. Но это бы не беда - возможно, отложили поездку на несколько дней. А вот если Вы не смогли проехать в Ленинград и прямым путем отправились в Лондон? Как мне быть тогда с приготовленными для Вас материалами - выступления и статьи различных критиков Совр[еменной] Монг[олии]?

А.С. Макаренко – М. Горькому. 18 сентября 1934 г.

Не нахожу слов, чтобы выразить Вам свою благодарность и любовь. Одно знаю хорошо, что ни я, ни моя поэма не стоят того исключительного внимания, которое Вы оказываете нам, и не стоят огромного труда, который Вы нам дарите. О второй части у меня нет ясного представления: то она кажется мне очень хорошей, гораздо лучше первой, то чрезвычайно слабой, ничего не стоящей. Писал я ее в ужасных условиях, во время большой напряженной работы в коммуне, в летнем походе коммунаров: в вагоне, на улицах городов, в передышках между торжественными маршами...

М. Горький – А.М. Макаренко. 10 сентября 1934 г.

...вторая часть «Поэмы» значительно менее «актуальна», чем первая; над работой с людями и землей преобладают «разговоры». В них много юмора, они придают «Поэме» веселый тон, — это, конечно, еще не порок, если не снижает серьезнейшее тематическое, а также историческое значение социального опыта, проделанного колонией. Мне кажется, что эта часть поэмы весьма выиграет, если Вы сократите ее. Сокращать надо незначительное чтоб ярче оттенить значительнейшее. Длинновата сцена покупки лошади. Очень хорошая свадьба...

И.М. Майский - Е.В. Рубинину. 28 августа 1934 г.

Я уже писал недавно Вам 1 о предстоящем летом 1935 г. в Лондоне международном фестивале национ[альных] танцев. Нас также приглашают участвовать в фестивале. Пребывание танцоров в Лондоне в течение 6 дней оплачивается бритпра.

Е.М. Чемоданова и А.Д. Калинников - И.М. Майскому. 22 августа 1934 г.

Встретившись в Кисловодске в санатории им. Сталина, где «исцеляются» утомленные сердца, мозги и нервы, под влиянием теплых воспоминаний о далеком и сравнительно близком прошлом решили послать совместный сердечный привет в Лондон. А дальше наступило большое затруднение: как сочетать в одном письме «ты» и «вы», «дорогой Ванечка» и «дорогой Иван Михайлович»... Эта трудность была преодолена решением вслед за коллективным приветом разбиться на секции и продолжить письмо в индивидуальном порядке, сохраняя общую платформу, т.е. санаторную территорию и один и тот же лист бумаги.

Страницы

Подписка на Письмо