Письмо С. В. Зубатова в редакцию журнала «Гражданин», № 69-70 за 1907 г.

Помещаю сегодня в дневнике очень интересные и умные мысли г. Зубатова, посвященные оценке наших октябристов.

«Итак, по убеждению «Гражданина» (дневник 2 сент.), октябристы должны быть признаны конституционалистами, в западноевропейском значении этого слова. Здесь сомнения невозможны: стоит припомнить текст программы партии, приведенный в № 11191 «Нового Времени», от 10 мая с. г.

§ 1 ее гласит: Российская Империя есть единая и нераздельная наследственная конституционная монархия, в которой император, как носитель Верховной власти, ограничен постановлениями основных законов.

§ 2. Основные законы заключают в себе постановления, определяющие права и преимущества монарха; устройство, предмет ведомства, права и обязанности народного представительства; личные права граждан.

§ 4. Все вновь изданные законы, как основные, так и другие, равно как их отмена и всякие иные изменения и дополнения, какой бы ни был для этого принят порядок, требуют согласия народного представительства и утверждения императора.

В качестве конституционалистов, они должны, следовательно, признавать:

1) что все свои права на власть монарх получает от своего владыки — конституционного закона;

2) что носителем государственной власти является не монарх, а только само государство, воля которого добывается сложным юридическим процессом, в котором главными факторами являются король и парламент;

3) что монарх есть лишь один из высших, независимых и неподчиненных друг другу органов государства, но не составляет с народом двуединого начала, не является живым фокусом народного бытия;

4) что монарх не имеет личных, индивидуальных прав на государственную власть, а имеет лишь данную ему конституционным законом государственную компетентность («предмет ведомства»);

5) что формула «милости Божией» и обряды помазания и коронования представляются только простыми пережитками прошлого.

Такова, значит, политическая физиономия октябристов. Совсем иначе они выглядят с социальной стороны.

Под приведенной программой красуются подписи тузов торгово-промышленного и финансового мира. Из этого следует, что в существе своем эта партия должна быть признана чистейшей воды нобилитетом. Естественно, что в области социальных реформ ей приходится быть консервативной и неподатливой. Но как примирить и чем объяснить противоположность ее стремлений в областях: социальной — с одной стороны и политической — с другой? Объясняется это желанием ее завершить и закрепить за собою свое наличное социально-экономическое господство в народной жизни, путем приобщения себя к непосредственному участию в распоряжении государственной властью, дабы использовать ее в своих же социальных интересах. Делается это за счет абсолютной монархии и абсолютной демократии. Дорожка испытанная, исторически торная, всегда делавшая нобилитет хозяином положения вещей. Монархии обычно в таких случаях предлагается конституция, а демократии —  развитие избирательного права, с выражением своей воли единожды в течение долгого промежутка времени. Вопрос о праве народа непосредственно участвовать в распоряжении государственной властью (в форме народных собраний, референдума или народной законодательной  инициативы), а равно о праве народа назначать народных представителей и должностных лиц — тщательно обходится, а то и прямо третируется («утопии!»).

Зная «непочтительность» к себе народной массы и живую веру ее в монархический принцип, нобилитет старается сохранить «монархию», в целях вящего использования ее в своих видах и притом безнаказанно со стороны раздраженных масс. Поддавшаяся в истории на эту удочку, монархическая власть принуждена была затем играть роль дворцового гренадера при сундуках нобилитета.

Вот почему к конституционной комбинации одинаково враждебно относятся как идеалисты-монархисты, так и демократы-республиканцы. Когда эта комбинация сложилась в истории впервые, итоги ее еще не были ясны для оппозиции обоих видов. Возобновление ее в наши дни, после пережитого исторического опыта, вызвать к себе другого отношения, кроме раздражения, конечно, не могло. Этим объясняется настойчивое стремление к учредительному собранию, вся страстность освободительного движения и вера монархистов в несомненный крах конституционной затеи. В противном случае, за утерею своей идеи, идеалистам-монархистам придется, конечно, умолкнуть, но и одни демократы-республиканцы сумеют более чем отравить ей радости бытия.

Правда, отождествление командующих классов с «народом» — вещь обычная в истории. Еще Кальвин полагал, что власть должна принадлежать людям, выдающимся своими добродетелями, знаниями и опытностью, подобно тому как Бог приказал Моисею избрать 70 мужей для управления Израилем. В силу этого Кальвин даже санкционировал активное сопротивление сословно-представительных учреждений королевской власти. Однако из истории известно, что богоизбранность не помешала английскому представительству окончательно обезземелить к концу 18 в. крестьянство и обратить его в пролетариат. Этим была подготовлена экономическая революция 18 в. в Англии, происшедшая одновременно с политическою во Франции и дающая себя ныне так могуче чувствовать в области социального вопроса. Равно небезызвестно и то, что не сдерживай королевская власть аппетитов землевладельческой аристократии в Дании и Польше, народу ждать помощи было бы неоткуда.

Поэтому переживавшая исторические передряги народная масса, наоборот, во все времена и у всех больших народов (не говоря уже о нашем) всегда живо верила, что только монарх является представителем общих интересов, защитником слабых и угнетенных. В Риме, в средние века, она неизменно поддерживала монархическую власть в ее исторической борьбе с аристократией и нобилитетом.

В самом деле, не искусственно же привита и не случайно существует монархическая власть. Она сама в себе живоносна; она отвечает не только глубочайшим свойствам и потребностям души народной, но и вообще настоятельнейшим нуждам человеческого общения. В прошлом она существовала тысячелетиями (великие монархии древнего Востока и греко-римскаго мира), а народное представительство, просуществовав всего 100 лет, трещит уже по всем швам, и не выдерживающая критики его политическая идея умирает, уступая место процессу развивающейся самоорганизации народа (печать, профессиональное движение всех видов и пр.). Введенная в заблуждение хитроумной системой политического представительства, народная масса дрогнула было, но, раскусив сей орех, охладела к нему.

В действительности, монархия и республика суть только формы одной и той же сущности — государства, и цели последнего одинаково общи для той и другой из них (в области охранения, упорядочения и поддержания народных интересов). Почему же стремление к свободе и равенству должно быть принципиально чуждым одной из этих форм? Последние наши государственные реформы, как и реформы императора Александра II, воочию доказали, что все, необходимое для прогрессивного развития и расширения государственного общения, свободно предпринимается нашей национальной формой государства, и ничто государственное ей не чуждо. Не ее вина, что, упершись в «абсолютизм», некоторые общественные группы потеряли голову, смешали все понятия и находятся в оцепенелом состоянии целыми десятилетиями.

Труды Императорского Государственного Совета и Императорской Государственной Думы, направленные к непосредственно практическим целям; развитие административной децентрализации и общественного самоуправления; предоставление широкого простора процессу развивающейся самоорганизации народа — несомненно приведут в непосредственное соприкосновение правительство и народ, сделав сие помимо парламентаризма, этого искусственного создания нового времени».

С. Зубатов.

Письма С. В. Зубатова в редакцию журнала «Гражданин», № 69-70 за 1907 г.