Поиск по документам XX века

Loading

Дневник

ДНЕВНИК — в художественной литературе один из мемуарных жанров, который предполагает определенную форму изложения, как правило, основанную на записях, расположенных в последовательном, хронологическом порядке. Дневник обычно отражает индивидуальное восприятие автором тех или иных событий, либо переживания внутреннего мира.

Гурьева Т.Н. Новый литературный словарь / Т.Н. Гурьева. – Ростов н/Д, Феникс, 2009, с. 86.

Тыркова А.В. Дневники. 1910.11.22 [ Может ли опять вырасти настоящая религия ]

22/ХI.[ 19] 10

Вчера был Пяст (181). Говорили о том, может ли опять вырасти настоящая религия. Он такой сдержанный, медлительный: «Конечно, может. Ведь должны же люди заметить, что над ними небо и не для того же оно, чтобы воробьи летали».

Был Верховский (182). Сказал много хорошо о моей «Ночи». Находит, что значительно. Господи, как хорошо, если я сумею писать и сказать то, что все время разговаривает во мне.

ГА РФ. Ф. 629. On. 1. Д. 16. Л. 1—26об.; 28-54. Автограф.

Тыркова А.В. Дневники. 1910.11.19 [ Душа все еще полна Толстым ]

Душа все еще полна Толстым. Его уход поднял в мире еще не бывалую волну. В течение двух недель мы точно слышали дыхание всего человечества, которое думало, горевало, радовалось, гордилось. И надо всем этим сияло ясное и глубокое сознание, что, уходя, Толстой на мгновенье открыл перед нами дверь в бесконечность. Она закрылась за ним, но мы что-то видели. И этого ощущенья никогда уже нельзя забыть. Только теперь, когда он ушел от нас, я поняла, что, пока он был жив, между нами был человек, настоящий, подлинный, физический человек, такой же, как мы и в то же время дававший нам живую связь с бесконечностью. И со всех сторон слышно одно — он не умер, он с нами. Женичка говорит мне: «Когда я думала о Комиссаржевской, мне трудно было поверить, что она умерла. О Толстом я просто знаю, что он не умер».

Тыркова А.В. Дневники. 1910.11.09 [Смерть Толстого]

...Мы пошли с Вильямсом (173) к Милюкову. Павел Николаевич сначала улыбался, может быть, потому, что я очень волновалась. Потом стал серьезен. Особенно после того, как к нему позвонил И. И. Петрункевич и тоже сказал, что надо создавать какой-нибудь комитет. Милюков сейчас же телефонировал М. М. Ковалевскому (174). Оказалось, что там уже назначено на вечер собрание, по инициативе Н. Ф. Анненского. Представители редакций, литературных обществ, депутаты. Конечно, и Милюков и его жена тоже были против панихид. Да и не связывалась мысль о Толстом с чем-нибудь церковным. На улице у газетчиков уже были траурные, экстренные №№ «Речи». Какой-то толстый, щеголеватый студент подошел...

Тыркова А.В. Дневники. 1910.05.20

Вчера вечером говорила по телефону с Милюковой. - Вас, конечно, история со стаканом нисколько не взволновала? (Пуришкевич (170) несколько дней тому назад бросил в Думе в Милюкова стаканом.) - Нисколько. А вот другие... По голосу было слышно, что она чем-то не на шутку встревожена. - У них на днях было совещание. Они опять решили... Я поняла. Значит, был Совет русского народа, и они опять постановили приговор Милюкову. Если бы не Герценштейн (171) и Иоллос (172), то это было бы только противно. Атак нельзя не бояться. - Павел Николаевич принял какие-нибудь меры? - Да какие же? Только в «Речь» по вечерам не ходит. Ему сюда корректуры носят. Возможно, что они хотели бы его выбить из строя до прений по Финляндии.

Тыркова А.В. Дневники. 1910.05.17

В Милюкове все-таки сохранилась наивность. В воскресенье было заседание ЦК. Он набрасывал тезисы для того отчета, кот[орый] фракция даст на предстоящей конференции. Шла довольно сложная сеть диагнозов и предположений и возможностей. И потом вдруг: - Вообще теперь для правительства самый удобный момент устранить реставрацию. Когда Дума примет финляндский проект, она лишится последнего престижа в глазах правительства и тогда ее ничего не стоит прогнать. Даже простодушный А. И. Шингарев проворчал: - Тут не в нравственном престиже дело. Им надо заключить двухмиллиардный заем. Но я была тронута сентиментальностью Милюкова.

Тыркова А.В. Дневники. 1910.02.06

Провожали две недели тому назад В. Я. Богучарского (167). Собрались 24 янв[аря] у меня. Все бывшие освобожденцы. Родичев и Милюков и те ушедшие влево, Хижняков, Репьева (168) и другие. Был и Н. А. Морозов (169). Большое дитя. Ясен, и мил, и нелеп в своей вере в войска и в офицеров, кот[орые] перейдут на сторону народа. Все были рады увидаться, точно вспомнили хорошее время общности. Но заговорили, и иллюзия распалась. Милюков не против общих действий, но надо сначала согласиться. Я уже забыла точно его слова. Но была в них горечь неверия. Родичев изложил целую программу политического положения. Не веселую.

Тыркова А.В. Дневники. 1910.01.31

Был в женском клубе доклад Н. Н. Львова (166) о нац[иональном] вопросе. Горячо и оборвано. Никакого выхода не указал. Родичев отвечал пустяки. Ругал Россию, лягал всю нашу историю. Было противно. Мы с Львовым решили устроить у меня маленькую беседу о национализме.

Тыркова А.В. Дневники. 1910.01.19 [О евреях]

Вчера был А. А. Свечин (155). Он мягкий и широкий человек. Говорит о евреях с улыбкой. Считает, что без них было бы трудно им, помещикам. Но все-таки понимает, что трудовик Локоть (156) начал печатать в Киеве националистический журнальчик, п[отому] ч[то] евреи их на Юго-Западе одолели. — Еще один еврей ничего. Но они тащат за собой всех родственников. И это уже слишком. Помещик-еврей делает много добра крестьянам, но экономия наводнена приказчиками-евреями. Три мужика пашут, а за ними еврейчик бежит...

Тыркова А.В. Дневники. 1910.01.17

Разговоры о национализме лезут со всех сторон. По-видимому, это все крепче разрастается среди радикалов. 6 января были у Гредескула. Шел спор о газете. Сам Гредескул, Эрвин Гримм (153), Д. Д. Протопопов, жена Давида Давидовича] Гримма (154) (кажется, очень неглупая) все говорили, что нельзя терпеть, что, кроме «еврейской» «Речи», ничего у нас нет. Только Родичев и Давид Гримм были против нас. Последний считает национализм вообще явлением антикультурным.

Тыркова А.В. Дневники. 1909.11.20

Вчера давали члены Ц. К. обед кн. Павлу Долгорукову. Он теперь только товарищ председателя, а И. И. Петрункевич председатель. Оно Давно должно было быть так. Иван Ильич — это самая крупная политическая фигура в партии. Он гораздо более политик, чем Милюков. Но есть в нем преждевременная дряхлость и излишняя скромность, заставившая его отстраниться и уступить место Милюкову. Когда мы 15-го вечером собрались в заседание в квартиру Петрункевича и уговорили его на председательство, всем сразу стало увереннее и спокойнее. Его, кажется, радовало наше отношение. А его жена с неодобрением смотрела на нас. Она боится для него усталости и волнений. Ее любовь, трогательная и глубокая, должно быть, вредно отражается на его политической работе.

Тыркова А.В. Дневники. 1909.11.10

Два дня тому назад было заседанье Ц. К. Петрункевич очень веско и с жаром говорил о Финляндии, о необходимости пересмотреть, вернее, выяснить наше отношение к вопросу. Надо определить способ решения общегосударственных вопросов, и для военных международных (?), тарифных и железнодорожных дел. Создать новое положение, т. к. все это затрагивает имперские интересы. Милюков, с раздраженьем, с грубостью, возражал. Назвал мнение Ив[ана] Ильича [Петрункевича] хулиганской политикой, издевался над Струве - «вы думали одну ночь, а до вас люди думали 30 лет», - оборвал И. В. Гессена, словом бросался на всех. Пугал, что никакой точки зрения, кроме своей, не хочет и не станет защищать. Что-то было в нем мелкое и узкое. Очень состарился.

Тыркова А.В. Дневники. 1909.10.04

Два дня тому назад были гости. Струве сказал что-то о «Новом Времени». Розанов вдруг покраснел, захлебываясь и шепелявя стал защищать и даже хвалить «Нов[ое] Вр[емя]» за «искренность». Мы молчали. Надо было или сказать до конца, что такое его газета, или молчать. Он понял и ушел глубоко уязвленный. А через день напечатал статью, где с ядовитостью подпольного человека высмеял «бла-а- а-роднейших писателей». В тот же вечер Вячеслав Иванов мягко, с обычной, точно заискивающей улыбкой корил Струве за Антония...

Тыркова А.В. Дневники. 1909.03.05

В прошлое воскресенье у Набокова была беседа Центр[ального] Ком[итета], попросту говоря, заседание. Но т. к. настоящие заседания на Потемкинской стали скучны и пустынны, придумали их оживить, сделать уютнее. У Набокова пышно, но это не очень мешало. Собралось 18 ч[еловек] — небывалая цифра, — говорили о внешней политике. Милюков сделал длинный, несносно обстоятельный, несносно профессорский доклад. Все мелочи, и штрихи, и крючки, много упоения и своей и вообще дипломатической тонкостью. А главное смешная, до конфуза, уверенность, что его передовые в «Речи» влияют на Извольского (139) и внешние дела. Первый тезис: «Наша (к[а]д[етская]) внешняя политика должна быть внепартийной и национальной».

Тыркова А.В. Дневники. 1909.02.02

Третьего дня вечером у меня собрался небольшой кружок. Шаховской, Гредескул, Изгоев, Протопопов, Шингарев (136), Вальтер, Зин[аида] Андр[еевна Жилкина] (137). Говорили обо всем, без плана, перебивая друг друга. Точно торопились вскрыть, наконец, то, о чем нельзя еще свободно говорить. Все эти люди, привыкшие ясно и отчетливо думать, вдруг обнаружили, сколько сейчас в нас сумятицы. Государственность, патриотизм, национальность, экономика, наконец, опять-таки террор — все это расшатано в наших понятиях, из всего вынуты подпорки.

Тыркова А.В. Дневники. 1909.01.24 [Дело Азефа]

Дело Азефа (133). Пиленко (134) рассказывает, что даже в «Нов[ом] Врем[ени]» один из черных сотрудников нашел, что отсюда может начаться новая революция. В Ц. К. обсуждалось положение. Ждем, что Столыпин сделает ход против к[а]д[етов], отчасти чтобы отвлечь внимание, отчасти чтобы разделаться с политическими противниками. Высказывалось даже предположение, что он захочет повторить то, что проделал во II Думе с с[оциал]-д[емократами] (135). Но к кому притянуть к[а]д[етов], к Лопухину или к Азефу. П. Н. [Милюков] рассказал историю своего знакомства с последним...

Страницы

Подписка на Дневник