Фрагмент интервью А.И. Вольского «Смотреть открытыми глазами...»
Сентябрь 1990 г.
Вопрос: ... Когда Андропов был болен, газеты напечатали его не произнесенную на декабрьском Пленуме ЦК партии речь. Многие восприняли ее, образно говоря, как политическое завещание Андропова. Не знаете, что вкладывал в это выступление сам Юрий Владимирович?
Ответ: Тут не все так просто, как кажется... Начиная с октября 1983 года Юрий Владимирович Андропов уже был тяжело болен. Но даже когда он находился в больнице, не было ни одного дня, чтобы он не приглашал к себе тех или иных руководителей, специалистов, своих помощников и не обсуждал с ними важнейшие вопросы жизни страны. Так что говорить, что он устранился от государственных и партийных дел, не приходится. У помощников был свой день, когда они встречались с Андроповым. «Моим» днем была суббота.
Приближался декабрьский Пленум ЦК КПСС, Андропов до последних дней, предшествующих Пленуму, надеялся, что выйдет из больницы. И не только он надеялся, но, по-моему, все надеялись, что так и будет. Кощунственно об этом говорить, но была даже заранее подготовлена специальная трибуна, которая могла бы «поддерживать» его во время выступления.
Пленум был то ли в понедельник, то ли во вторник, сейчас не помню, а в субботу, как обычно, я пришел к нему. До этого отправил с фельдсвязью проект его выступления на Пленуме (пожалуй, лучше сказать так: подготовленные ранее вместе с ним тезисы выступления). Когда в двенадцать часов дня я вошел к Андропову, тезисы явно были просмотрены. Больше того, Юрий Владимирович уже прошелся по ним. Но самым главным тут были не поправки, которые он сделал по тексту, а вписанные им две мысли:
«Первое. Об ответственности членов ЦК перед народом» — это было написано его собственной рукой. А вторая мысль звучала так: «Товарищи члены ЦК КПСС, по известным вам причинам я не могу принимать в данный период активное участие в руководстве Политбюро и Секретариатом ЦК КПСС. Считал бы необходимым быть перед вами честным: этот период может затянуться. В связи с этим просил бы Пленум ЦК рассмотреть вопрос и поручить ведение Политбюро и Секретариата ЦК товарищу Горбачеву Михаилу Сергеевичу».
С этим документом я приехал на Старую площадь и познакомил с ним самого близкого Андропову по работе в ЦК человека (он трудится до сих пор). Познакомил с мнением Андропова еще одного помощника Генерального секретаря. Мы долго думали над этой последней фразой и все-таки решили, не имея на то, может быть, права, оставить у себя одну копию... Но, как и положено, материал официально передали заведующему Общим отделом (впоследствии он был исключен из партии) для распечатки участникам Пленума.
Когда я пришел на Пленум, эти тезисы, или, как мы их тогда «деликатно» называли «текст речи», раздавали его участникам. Получив текст на руки, я вдруг с ужасом обнаружил, что там нет последнего абзаца.
Вопрос: То есть о том, что Андропов считает своим преемником Горбачева — ни слова?
Ответ: Ни слова... Об ответственности членов ЦК перед народом осталось, а о том, чтобы возложить на Горбачева ведение заседаний Политбюро и Секретариата ЦК, — ни звука. Этот абзац исчез. Я попытался что-то выяснить, получить какое-то объяснение, но все кончилось тем, что мне было прямо сказано: не лезьте не в свое дело...
Конечно, те люди, которые тогда стояли у власти, никак не хотели, просто не могли хотеть иного поворота событий...
Вопрос: Кого вы имеет в виду, когда говорите «те люди»?
Ответ: Прежде всего тогдашнего Предсовмина Тихонова и второго секретаря ЦК, — а если пользоваться нынешней терминологией, заместителя Генерального секретаря — Черненко. Они-то и убрали этот последний абзац. Конечно, это было не только их желание. Уверен, что прежде чем идти на такой шаг, посоветовались с кем-то, заручились союзниками — Юрий Владимирович был не из тех людей, которые прощают подобные вещи. Можно полагать, что решение было принято тройкой: Тихонов — Черненко — Устинов, что вполне потом и подтвердилось. Вот так наша страна получила в лидеры Константина Устиновича Черненко, человека весьма заурядного, да к тому же тяжело больного. Это с его легкой руки выписывались бесчисленные награды Брежневу и тому подобное.
... Первое шоковое состояние прошло. Теперь надо было понять, что случилось, почему случилось, как случилось. Я и сегодня размышляю обо всем этом... Судя по тому, как взорвался Андропов вечером после Пленума, нам надо было поступить как-то иначе. Что-то мы, его помощники, сделали не так. Но опять же, не обладая полной информацией о том, как все происходило «наверху», я был почти убежден, что абзац этот изъяли, посоветовавшись с Юрием Владимировичем. В то время другое предположить было просто трудно. Первая мысль у меня была такая: наверно, позвонили Андропову в больницу и договорились с ним снять абзац о назначении Горбачева. Но когда я пришел после Пленума к себе на работу и выслушал по телефону от Юрия Владимировича столько резких слов, сколько не слышал за пятьдесят восемь лет своей жизни, — слов грозных, гневных и каких еще угодно, я понял, что он ничего не знал об этом и что все прокрутили за его спиной.
... Я знаю доподлинно, что через несколько дней в больницу к Юрию Владимировичу, чтобы успокоить его, ездил Михаил Сергеевич Горбачев. Но и после этого Андропов не раз упрекал нас за случившееся. Он считал, что мы были обязаны тут же позвонить ему прямо из зала, где проходило заседание Пленума. <...>
Неделя. 1990. 7 сент. С. 6-7.
Здесь приводится по кн.: Хрестоматии по отечественной истории (1946 - 1995 гг.) под редакцией А.Ф. Киселева, Э.М. Шагина. М. 1996, с. 338-339.