Гучков А. И. О проекте сметы доходов и расходов Военного министерства на 1908 год (Из стенограммы заседания 27 мая 1908 года)

Гучков А. И., фракция октябристов.

Особенностью той сметы, которая подлежит нашему рассмотрению в сегодняшнем заседании, сметы Военного министерства, является то обстоятельство, что она, так сказать, вдвойне забронирована: кроме обычной брони, которую мы встречаем при рассмотрении смет всех ведомств в виде целой сети или стены легальных титулов, мы имеем по смете Военного министерства ещё вторую броню в виде предельного бюджета. Предельный бюджет, впервые установленный в 1874 году, продержался первое время недолго, и в 1879 году его уже не возобновляли, однако в 1889 году к нему вернулись вновь, и с тех пор, вот без малого 20 лет, он существует. Текущий 1908 год является последним годом ныне действующего предельного бюджета, который был установлен на пятилетие - 1904-1908 годы.

Четвёртая бюджетная подкомиссия при рассмотрении сметы Военного-министерства встретила, ввиду указанного характера предельности, целый ряд серьёзных препятствий к тому, чтобы изучить эту смету и произвести необходимые изменения. Все эти затруднения изложены в том докладе, который вам роздан. Главный недостаток этой системы составления бюджета заключается в том, что составление его происходит при слабом участии законодательных учреждений; всякие перемены, которые мы внесли бы в состав предельного бюджета, в сущности, не отразились бы какими-нибудь реальными изменениями, ибо всякие сокращения поступили бы в так называемый запасной кредит, средствами из которого Военное министерство, с известными условиями, вправе было бы располагать и для таких надобностей, которые в смете не предусмотрены. Вместе с тем предельный бюджет не достиг и той главной цели, ради которой он был создан, никаких гарантий против роста требований со стороны Военного министерства к государственному казначейству он не создал, и надежда установлением предела ограничить рост наших военных расходов нисколько не оправдалась.

В промежуток между рассмотрением военной сметы нашей четвёртой бюджетной подкомиссией и рассмотрением той же сметы в бюджетной комиссии, а ныне на общем собрании Государственной Думы произошла, однако, перемена большой важности. Правительство, видимо, само усмотрело все те неудобства, которые связаны с указанной системой предельных бюджетов, и 2 апреля сего года особым журналом Совета министров, Высочайше утверждённым, было постановлено прекратить с 1 января 1909 года действие предельного бюджета Военного министерства с подчинением с этого срока расходов всего министерства обыкновенному сметному порядку. Вместе с тем разработка мер, которые могли бы облегчить военному ведомству переход к общему порядку расходования бюджета без нарушения обычных условий хозяйственной и распорядительной его деятельности, была возложена на особую междуведомственную комиссию, которая и начала свою работу при Военном министерстве. Таким образом, мы можем с особым удовольствием приветствовать тот шаг, который был сделан правительством: с будущего года мы получим возможность уже без этих совершенно ненужных стеснений изучать и обсуждать военную смету и производить там те изменения, какие мы нашли бы необходимыми.

Условия составления предельного бюджета способствовали, между прочим, и тому, что сметные предположения имеют весьма мало общего с действительностью и представляют собой лишь схему, составленную из отвлечённых статистических величин, которые даже и в этих теоретических границах не являются для распорядителей кредитами непременным пределом расходов. И этот недостаток составления сметы заставил нас высказаться против продолжения системы предельного бюджета, а также выразить одно пожелание, которое вы потом будете обсуждать, пожелание, приглашающее Военное министерство при составлении новой сметы на 1909 год пересмотреть существующие нормы и произвести исчисления, приближающиеся к действительным потребностям войск.

Самый состав того бюджета, который нам приходится рассматривать, представляется в следующих общих чертах. Основная цифра предельного бюджета составляет 336 110 ООО рублей; к этой сумме следует добавить ещё 5 202 317 рублей, получившиеся в зависимости от происшедших изменений в некоторых сметных назначениях, которые, с одной стороны, увеличены на 5 755 921 рубль, а с другой стороны, уменьшены на 553 674 рубля. Таким образом, означенное увеличение в 5 755 921 рубль составилось главным образом от увеличения расходов по содержанию отдельного корпуса жандармов. Сверх указанных 5 202 317 рублей к основной цифре ещё добавлены следующие суммы: 1) 10 783 200 рублей на перевооружение артиллерии скорострельными орудиями; 2) 31 975 624 рубля на улучшение быта нижних чинов армии (об этой сумме мы поговорим впоследствии подробнее); 3) 3 345 196 рублей на расходы, вызываемые сокращением срока службы в сухопутных войсках; 4) 4 000 000 рублей на заготовление предметов крепостного вооружения. Затем идёт ряд мелких цифр: 121 099 рублей - на расходы в 1908 году по снабжению предметами артиллерийского довольствия чинов Заамурского округа пограничной стражи; 125 407 рублей - на содержание первого Кавказского железнодорожного батальона; 90 176 рублей - на содержание добавленных на Уссурийскую железную дорогу железнодорожных частей и управления Восточно-Сибирской железнодорожной бригады; 68 214 рублей - на содержание Совета государственной обороны; 24 000 рублей - на содержание пансионов-приютов для осиротевших в войну с Японией детей и 14 003 рубля - на различные другие более мелкие расходы. Совокупность всех этих расходов даёт цифру 391 859 266 рублей; к этому итогу следует ещё добавить сумму 33 282 527 рублей на довольствие некоторых войсковых частей и управлений, расходы на содержание которых испрашиваются в настоящее время особым законопроектом, а в смету занесены в качестве условного кредита. Кроме того, в эту смету внесена сумма в 8 000 000 рублей на случай возвышения цен на провиант и фураж. Затем предстоит сюда добавить ещё 45 626 074 рубля, ассигнуемых по чрезвычайному отделу росписи. Сумма эта проводится по смете канцелярии Военного министерства на удовлетворение издержек, вызванных последствиями Русско-японской войны.

Я остановлюсь несколько подробнее на кредите в 31 975 624 рубля на улучшение быта нижних чинов армии. Кредит этот, являющийся добавкой к предельной смете, вызван тем, что по Высочайшему повелению 6 декабря 1905 года был осуществлён ряд мероприятий, имевших своим назначением улучшение материального быта нижних чинов армии. Сущность этих мероприятий заключается в увеличении основных и усиленных окладов жалованья нижним чинам; в увеличении дачи мяса; в увеличении отпуска денег на приварочный оклад; в установлении ежедневного чайного довольствия; в установлении денежного отпуска на покупку посуды и на уголь; в отпуске от казны одеял и постельного белья, в установлении ежегодного отпуска от казны нижним чинам одеял, постельного белья, рубах, брюк и проч. Вот все эти расходы в своей совокупности и вызвали появление этой цифры почти в 32 000 000 рублей. Рассматривая смету Военного министерства и не имея возможности внести в неё сколько-нибудь серьёзные изменения и улучшения, четвёртая бюджетная подкомиссия, а затем и бюджетная комиссия постарались, однако, ознакомиться с картиной состояния нашей сухопутной обороны, поскольку она даётся в указанной смете.

Несомненно, что при рассмотрении сметы мы находились под известным впечатлением того, что мы пережили за последние годы, и естественно, что вся смета рассматривалась, так сказать, под освещением, зловещим освещением наших военных неудач. Совершенно естественным было то тревожное чувство, которое было во всех нас, тревожное чувство, которое заставляло нас пытливо вникать в эту смету, изучать эти цифры и искать в них ответа на мучительный вопрос: что же со времени войны было сделано для того, чтобы улучшить дело обороны, поставить его на должную высоту? Но прежде чем я перейду к пересказу тех общих выводов и замечаний, к которым даёт повод настоящая смета, следовало бы, мне думается, установить ту основную точку зрения, с которой мы должны подходить к изучению этого вопроса.

Если мы ищем в организации наших вооружённых сил, во всей постановке нашей обороны известные недостатки, которые объясняют наши военные неудачи, то мы должны твёрдо помнить, что главной виновницей наших военных неудач была, разумеется, не армия. Армия не виновата, по крайней мере не виновата в первую голову, и в наших военных неудачах, и в проигранной кампании, и в похороненной нашей военной славе. Кто же виновники? Виновники - это наше правительство и наше общество. Когда-нибудь, может быть не скоро, когда раскроются архивы, когда будут напечатаны воспоминания и записки очевидцев, может быть, тогда только мы отдадим себе отчёт в том, что не по своей вине пострадала наша армия.

Первым виновником мы должны считать, несомненно, наше центральное правительство, и виновато оно не только в том, что допустило саму войну или даже легкомысленно способствовало возникновению этой войны, не только в том, что в эти долгие мирные годы, которые предшествовали войне, оно не озаботилось правильной постановкой всего дела обороны, - оно более всего виновато в том, что, когда явилась эта опасность, правительство не отдало себе отчёта во всей серьёзности того положения, которое создавалось. Предполагалось, что это отдалённая колониальная война, что нам нет надобности встретить с самого начала со всем напряжением сил, которыми мы, несомненно, были богаты, ту грозную опасность, которая надвинулась с Востока. Думали, что можно вести эту войну между прочим, нисколько не ослабляя себя на других фронтах. И этой бедной армии и её начальникам пришлось вести войну на два фронта, две войны: одну - с японцами, а другую - с Петербургом, с правительством, с Военным министерством, это была мелкая, ежедневная, партизанская война, и, разумеется, петербургские канцелярии победили. Только позднее, гораздо позднее, когда уже крупные неудачи наши указали, в каком направлении развивается дальнейшее наше столкновение с Японией, только тогда явилось здесь сознание, о какой крупной ставке идёт речь. Стало ясно, что дело идёт не о Корее, не о Южной Маньчжурии, дело идёт даже не о нашей Приморской области, - дело идёт о существовании России, о её добром имени, о её военной славе. Но было уже поздно, когда созрело это сознание, и запоздавшая помощь не могла, разумеется, повернуть колесо судьбы.

И второй грех правительства заключается в том, что в тот момент, когда мы материально стали сильны на Дальнем Востоке, когда дух армии был ещё повышен и бодр, оно потеряло веру в себя, в свой народ и заключило тот мир, который надолго похоронил наше международное положение и нашу военную славу. (Возглас справа: "И опозорили себя!")

Но если правительство хотя бы в конце несчастной войны поняло свою ошибку и в пределах своих сил и разумения её исправляло, то второй виновник наших неудач - наше общество - так до конца и остался в этом своём ослеплении. Общество оказалось в этом отношении нисколько не выше и не прозорливее правительства, оба друг друга стоили. Непопулярность самого повода к войне заставила общество наше закрыть глаза на то, какая громадная, какая жизненная ставка разыгрывалась там вдалеке. И всё то, что лилось отсюда в армию: наша пресса, письма родных и знакомых, приезжие люди, - всё это отнимало последнюю бодрость, остаток энергии, остаток веры в себя и в успех. Наше общество действовало во всё время войны деморализующим образом на нашу армию. (Возгласы справа: ''Правильно, верно!") Если правительство под конец войны исправило свою ошибку, то общество эту ошибку усугубило, и, повторяю, когда раскроются когда-нибудь все эти материалы, то русский историк произнесёт жестокий приговор и правительству нашему, и нашему обществу. (Возглас слева: "И октябристам!")

Всё это не исключает, конечно, того, что и в самой нашей армии, в её организации были серьёзные недостатки. Недостатки эти, повторяю, не воспрепятствовали бы благополучному, не скажу - блестящему, но благополучному окончанию войны, если бы не те два фатальных фактора, на которые я выше указал. Но несомненно, что эти недостатки всё же были очень серьёзные, эти недостатки создавали то, что нам всякий успех давался и с большими жертвами, и с большим риском. Ведь тот строй, который мы называем бюрократическим, может быть, нигде не свил себе такого прочного гнезда, как в нашем военном ведомстве: канцелярия заполонила всё, строй был подчинён канцелярии. Эта канцелярия из высших центральных военных управлений проникала и в местные управления, и в воинские части, и там она мертвила энергию, убивала живой дух, заглушала чувство ответственности, она производила и здесь ту разрушительную работу, которая наложила свою печать на все области нашей общественной и государственной жизни.

Одним из капитальных недостатков являлся всегда высший командный состав. Характерно, что за пол-столетия, несмотря на ряд тяжёлых уроков, мы в этом отношении ничему не научились. Передо мной следующий любопытный отзыв, сделанный компетентным лицом. В последние войны, ведённые Россией в 1853- 1855 годы и в 1877-1878 годы, с особой ясностью сказалось, что с усложнившейся обстановкой войны наш командный состав во многих случаях оказался не на должной высоте. Младшие офицеры в пределах своей деятельности были храбры, распорядительны, но недостаточно сведущи; начальники частей, давая иногда отрадные исключения, не были достаточно подготовлены к наилучшему использованию боевой способности вверенных им частей. По наиболее слабым оказался генеральский состав - бригадные, дивизионные, корпусные командиры: за исключением нескольких блестящих имён, большинство не были подготовлены к распоряжению в бою войсками всех родов оружия, не умели установить связи между частями, входившими в состав вверенных им сил, и не умели поддерживать связь по фронту с соседями. Чувство взаимной выручки не было сильно развито, бездействие с отговоркой "не получал приказания", когда били соседей, не было редким явлением. Особенно неумело вели наступательный бой.

Характерно, что все эти недочёты по управлению войсками и их тактической подготовке повторяются с буквальной точностью и в нашу последнюю войну. Для того чтобы не подвергнуться тому упрёку, который один из наших товарищей сделал нам, назвав нас при рассмотрении морской сметы штатскими, сухопутными адмиралами, я буду приводить не свою оценку, а отзывы, в авторитетности которых и этот сомневающийся наш товарищ, я думаю, нисколько сомневаться не будет. В издании Николаевской академии Генерального штаба "Сообщения о Русско-японской войне" есть целый ряд чрезвычайно правдивых и характерных отзывов. Так, очерк, в котором заключается описание военных действий под Сандепу, заканчивается следующими словами: "Наши вожди отражали в себе все несовершенства нашей военной системы. Наши приёмы ведения войны основаны на ложных представлениях об употреблении боевой силы, представлениях, не имеющих ничего общего с данными, выработанными наукой. Пренебрежение военной наукой в широких кругах армии и сосредоточение её данных в руках незначительного числа лиц, в свою очередь оторванных от войск, создают весьма неблагоприятные условия для совершенствования нашей военной системы".

А другой очерк, заключающий в себе описание Мукденской операции, делает следующий вывод: "В действиях самих войск нужно отметить малую способность к маневрированию на поле сражения, последствием чего является излишнее пристрастие к лобовым ударам. Демонстрации производятся до наивности откровенно, и никого, ни своих, ни неприятеля, нельзя ими ввести в заблуждение насчёт истинного смысла их. Укрепление и местные предметы атакуются в лоб, почему подобные атаки дорого стоят и редко успешны. Бой у нас быстро выходит из упорядоченной формы, теряет идейное своё развитие и превращается в ряд бессвязных эпизодов, причём старшие начальники уже в период завязки боя выпускают ведение его из своих рук и ограничивают свою роль руководительством только одного какого-либо участка, часто же только присутствуют на поле сражения, проезжают вдоль цепи, позируя своей храбростью, но отнюдь не вникая в условия обстановки современного боя. Нашей армии нужна прежде всего радикальная реформа с целью приведения командного персонала в соответствие с современными боевыми требованиями и подготовкой его на уровне с нынешним развитием военного искусства. Пока же войска, их вооружение, технические средства будут на высоте своего времени, а их руководители будут отставать на добрых полвека, мы не гарантированы от повторения катастроф в будущем".

А автор очерка, посвящённого действиям конного отряда генерала Мищенко в январском наступлении второй армии, с отчаянием спрашивает: "Предстанем ли на переэкзаменовку вновь неподготовленными? Неужели вновь повторим ряд грубейших ошибок и перед лицом времени забудем незыблемые основы военного искусства и этики, забудем всё то, что так старательно изучали и таким кровавым опытом приобрели? Не верю и верить не хочу".

Я позволю себе ещё занять ваше внимание одной и последней выпиской, особенно характерной, особенно правдивой и сильной. Я ссылаюсь на приказ, которым командующий первой Маньчжурской армией по окончании кампании прощался со своими офицерами. Вот что между прочим он писал: "В общем среди младших и старших чинов не находилось достаточного числа лиц с крупным военным характером, с железными, несмотря ни на какую обстановку, нервами, способными выдержать без ослабления почти непрерывный бой в течение многих дней. Очевидно, ни школа, ни жизнь не способствовали подготовке в великой России в последние 40-50 лет сильных, самостоятельных характеров, иначе они были бы в значительно большем числе и в армии. Мы бедны выдающимися самостоятельностью, энергией и инициативой людьми. Ищите их, поощряйте, выдвигайте вперёд! Вызывайте рост этих основных для военного человека качеств! Люди с сильным характером, люди самостоятельные, к сожалению, во многих случаях в России не только не выдвигались вперёд, а преследовались. В мирное время такие люди для многих начальников казались беспокойными, казались людьми с тяжёлым характером и таковыми и арестовывались, в результате такие люди часто оставляли службу. Наоборот, люди без характера, без убеждений, но покладистые, всегда готовые во всём соглашаться с мнением своих начальников, выдвигались вперёд..." (Возгласы: "Совершенно верно!") И командующий заканчивает свой прощальный приказ словами, которые должны поднять надежды, приободрить, он говорит: "Ныне непреклонною волею Нашего Державного Вождя России даруется благо свободы, с народа снимается бюрократическая опека (возгласы слева: "Не видно пока!"), и ему предоставляется возможность свободного развития и применения своих сил на пользу нашей Родине. Будем верить, что эти блага свободы, при хорошо поставленной школе, скоро отразятся благотворно на подъёме материальных и духовных сил русского народа и дадут на Руси во всех сферах деятельности людей самостоятельных, предприимчивых, обладающих широкой инициативой, крепких телом и духом; тогда обогатится этими силами и армия".

И вот теперь, когда со времени этого приказа прошло уже три года, мы вправе спросить: что же в этой специальной области, в области формирования железных характеров, выдвигания талантливых людей снизу, что же сделано? И мы должны признать, что система, перемалывающая сильные характеры, обезличивающая резкие контуры, осталась прежняя, что по-прежнему остался тот противоестественный подбор, который заставлял как раз всё непригодное, всё слабое и ничтожное всплывать наверх и отбрасывал в сторону всё талантливое, сильное, смелое. Мы должны признать, что в деле высшего управления армией, в деле замещения высших должностей в армии царят всё те же старые грехи, тот же непотизм, те же общественные и семейные связи, то же однокашничество и собутыльничество и тот же, как хорошо выразился депутат Марков 2-й *, "придворный шёпот". И характерно, что два крупных военных таланта, которых выдвинула последняя война, были в мирное время забракованы своим ведомством, что потребовалась целая война, тот великий экзамен, на котором не сфальшивишь, на котором обман не допускается, где истинный талант скажется и будет светиться, потребовалась целая война, чтобы пробить рутину и выдвинуть этих людей.

Вот в связи с этими условиями, которые со времени войны, на мой взгляд, нисколько не изменились, по крайней мере не изменились в лучшую сторону, в тесной связи находится одно чрезвычайно тревожное явление, на которое мы указываем и в нашем докладе и которое мы обосновываем, если вы припомните, целым рядом таблиц в приложении. Я говорю о том некомплекте офицеров в армии, который принимает прямо угрожающие размеры. До войны с Японией некомплект этот хотя и существовал, но не представлял из себя сколько-нибудь заслуживающего внимания обстоятельства. Однако со времени войны он прогрессивно растёт, и к 1 января 1908 года мы имеем в пехоте некомплект в 2860 человек только младших офицеров, что составляет около 17 процентов, в артиллерии некомплект достигает 17 процентов, в инженерных войсках - 12 процентов и в казачьих войсках - 15 процентов. Со времени 1 января некомплект этот всё возрастал, и в настоящее время в пехоте недостаёт против штатов 3564 младших офицеров, что составляет уже 20 процентов. Однако, чтобы оценить всё значение этого явления, недостаточно брать только средние цифры. Если я вам скажу, что есть войсковые части, где некомплект достигает почти половины офицерского состава, то вы должны признать, что такие части, может быть, и пригодны для парадов, для отбывания караульной службы, но в боевом отношении они совершенно несостоятельны. На страницах 152-158 нашего доклада подробно изложена прибыль и убыль офицеров в строевых частях армии за 1906-1907 годы.

Если искать причины этого некомплекта, то, казалось бы, прежде всего приходится остановиться на том, что материальные условия, в которых находятся офицеры, в высшей степени неудовлетворительны. И раньше их оклады содержания ставили их вплотную с нуждой, по крайней мере с тем, что является нуждой для лиц того класса, к которому принадлежат офицеры, а в последние годы, когда в силу забастовочного движения да и других условий цены на всё самое необходимое поднялись неимоверно, в то время как многие другие общественные группы и классы в суматохе так называемого освободительного движения несколько устроили свои дела и улучшили своё материальное благосостояние, офицеры остались на прежнем экономическом уровне и, несомненно, испытывают самую серьёзную материальную нужду. Всё больше и больше приходит сведений о том, что офицеры с целыми своими семьями переходят на довольствие из ротного котла, а если посмотреть, как они живут на отдалённых окраинах - в Сибирском округе, на Дальнем Востоке, то вы увидите, что это существование, прямо недостойное человека.

Правительство ещё раньше усматривало необходимость пересмотреть оклады содержания офицерам. Военное министерство выработало некоторые предположения, но они задержались или залежались в том учреждении, с которым мы уже имели дело и к которому мы постоянно будем возвращаться, которое несомненно является крупным тормозом всяким улучшениям в военном деле, я имею в виду Совет государственной обороны. В настоящее время, правда, этому делу дан уже серьёзный ход - как вы знаете, 6 декабря 1907 года состоялся рескрипт Государя Императора на имя военного министра, рескрипт, в котором приказывается приступить к разработке и дальнейшему затем направлению в установленном законодательном порядке вопроса об увеличении содержания офицерским чинам армии. Законопроект этот, вероятно, поступит к нам в осеннюю сессию, и можно быть уверенным, что те слова, которыми этот рескрипт угодно было Государю Императору заключить, — что "Он твёрдо уповает, что близкая Его сердцу забота о благосостоянии русской армии единодушно будет разделена всеми любящими свою Родину русскими людьми", - что эти слова встретят горячее сочувствие и единодушную поддержку и в стенах этого нашего собрания. (Рукоплескания справа и в центре.)

Но если принято объяснять бегство офицеров из строя только недостаточным денежным вознаграждением, то надо сказать, что есть ещё и другие условия, которые вызывают это явление и с которыми надо считаться, если вы желаете серьёзно бороться с этим разъедающим наши вооружённые силы злом - некомплектом офицеров. Наряду с тяжёлыми материальными условиями, несомненно, играют в этом отношении роль и тяжёлые служебные условия. Та беспросветность в жизни армейского офицера, та невозможность для него выйти в люди, ну хотя бы под конец жизни получить спокойное, сколько-нибудь обеспеченное существование и обеспечить свою семью - вот эта беспросветность, несомненно, тоже играет выдающуюся роль как причина бегства офицеров. "Подобное отсутствие будущности, - пишет один знаток этого дела, - больше гонит младших офицеров из строя, чем какая-нибудь другая причина, чем даже недостаточная материальная обеспеченность. Остаются в строю или действительно любители военного дела, которых, к сожалению, немного, да и те в большинстве случаев вырабатываются только с годами, затем лица, не признающие себя достаточно подготовленными для приискания другой, более обеспеченной или обещающей будущность службы, каковых большинство; все же остальные, признающие себя способными на службу и по другому ведомству, устроить свою судьбу лучше, с годами неизбежно уходят, результатом чего и является нынешний громадный некомплект". "Глубоко убеждён, - пишет автор этой записки, - что если армейскому офицеру дать возможность и право при хорошем, добросовестном отношении к своей службе рассчитывать на производство, находясь на службе, в полковники, дать ему надежду на получение отдельной части, не только отдельного батальона, но и полка, а самое главное, если поставить его в те же служебные рамки в смысле движения по службе, как гвардейского офицера, то много очень серьёзных, отличных офицеров, любящих свою службу и часто с болью в сердце её покидающих, останется в строю".

"Если в прежнее время, - пишет он далее, - служба в гвардии требовала другой, лучшей научной подготовки, почему в гвардию выпускали только воспитанников военных училищ с высшей программой, то теперь, при одинаковых программах, разница эта исчезла, и молодые люди, выходящие в гвардию, могут отличаться только лучшими денежными средствами и своими связями в столице, что, безусловно, недостаточно для сохранения за гвардией действующего на самолюбие армейца старшинства одного чина. Сравнение чинов, от которого гвардия по существу ничего не теряет, было бы с благодарностью встречено всей армией, подняло бы престиж армейского офицера, а это было бы крайне желательно и справедливо, потому что всей своей службой, а также в борьбе против внешнего и внутреннего врага армия показала себя далеко не хуже гвардии. (Возглас слева: "Семёновцев!") Награждение "вне правил" - явление крайне редкое, потому что при благоприятных условиях на армейский корпус даётся в году одна награда "вне правил", что при составе корпуса в две пехотные и одну кавалерийскую дивизию, не считая даже артиллерии, даёт при очередном распределении наград каждой дивизии одно производство на каждые три года. Средним счётом на полк приходится, таким образом, по одному случаю производства в полковники каждые 12 лет, почему рассчитывать на такое счастье даже и выдающийся подполковник не имеет данных. При этом производство в полковники в частях гвардии идёт постоянное, по мере открытия вакансий, и никаких особых заслуг не требует. Это и является одной из весьма сильно влияющих причин, почему армейский офицер, видя, с одной стороны, открытую дорогу для гвардейца, понимая, с другой стороны, что ему нет почти шансов самому быть впоследствии произведённым в полковники, и решает своевременно, пока силы и способности позволяют, покинуть строй".

Было бы чрезвычайно важно, чтобы Военное министерство и на эту сторону дела обратило внимание, ибо уравнение армии в правах с гвардией, несомненно, дало бы возможность удержать в рядах армии как раз лучшие элементы, которые ныне бегут из армии.

Есть ещё некоторые условия, которые могли бы повлиять в том же направлении. Я думаю, что тот переворот в наших общественных условиях, который мы пережили, вызывает необходимость установления нового режима, нового режима отношений в военном быту. (Голоса: "Верно, верно!") Я скажу, причём выражусь резко, что часто встречающееся в обращении с подчинёнными хамство должно раз навсегда исчезнуть (голоса: "Верно!"), ибо оно не требуется для сохранения дисциплины, оно только вредит ей. Такое обращение идёт сверху донизу, не составляя, правда, правила, но составляя исключение, довольно часто встречающееся. Это условие также угнетало и оскорбляло людей и нередко гнало их из рядов армии, во всяком случае лишало их самостоятельности и вконец уничтожало то чувство самолюбия, которое в военном человеке является одним из главных стимулов для тех подвигов героизма, ради которых эти люди существуют. (Голоса: "Верно, правильно!")

И ещё одно условие оказало бы, может быть, самое благотворное воздействие на наш офицерский корпус: если бы укрепилось сознание, что в военном ведомстве закипела работа, что там лихорадочно забилась жизнь, что армия наша возрождается, что не праздно люди носят мундир и не напрасно получают своё содержание, что в момент опасности они будут в состоянии, им будет дана возможность оказать величайшую, а иногда последнюю услугу своему Отечеству, то, я уверен, это сразу вызвало бы такой подъём оживления и интереса к делу, который удержал бы людей в рядах армии, но, к сожалению, этого нет.

Что же сделано со времени войны? Правда, есть целый ряд реформ, из которых часть намечена, часть в ходу. Сейчас же после войны были сделаны попытки устранить из армии устаревших, отставших в военном деле начальников всех степеней; в приложении к нашему докладу вы найдёте цифры, которые характеризуют, что в этом отношении шла действительно довольно бойкая работа. Упразднён был целый ряд синекур в виде сверхштатных должностей, излишних штаб-офицеров для поручений, излишних личных адъютантов. Намечены меры к воспитанию и подготовке нашего офицерского состава, меры к подготовке штабс-капитанов в пехотных частях к командованию ротами, учреждены были в некоторых округах в виде опыта стрелковые курсы для лучшей подготовки офицеров. Поднят курс наших юнкерских училищ, которые почти сравнены с так называемыми военными училищами. Приняты меры к некоторой теоретической подготовке старших начальников. С этим злом, на которое я указал, - с медленным и несправедливым движением по службе армейских офицеров - тоже была сделана попытка бороться, и за последнее время шансы этих офицеров на получение отдельных частей также несколько повысились. Затем начата очень крупная реформа, но начата, правда, в виде опыта, лабораторным способом, - это освобождение наших войск от хозяйственных забот. В общем, надо сказать, пути намечены правильно, и единственный упрёк, который можно сделать, - это робость, нерешительность, с которой идут по этому пути, а также и то, что эти реформы, как они ни важны, всё же не охватывают собой всей той области вопросов, которая должна быть поднята.

Когда вспомнишь другие исторические примеры, примеры других народов, как они поступали после тяжких поражений, то, несомненно, некоторая грусть и зависть закрадывается в сердце. Вы помните, как после наполеоновских войн возрождалась маленькая Пруссия? Сейчас же после заключения мира, 1 декабря 1806 года, издан был королевский указ ad Publicandum, в силу которого учреждались следственные комиссии и суды над всеми теми начальствующими лицами, которые за время наполеоновских войн не исполнили своего долга. Была взята большая лопата, и целый слой, преимущественно верхний слой, негодных старых элементов был снесён. Тем же указом устанавливались и основные начала реорганизации прусской армии. И в прусской армии закипела лихорадочная работа; намечены были тогда и введение всеобщей воинской повинности, и много других радикальных преобразований. Все эти реформы, во главе которых стоял генерал Шарнхорст, потребовали, правда, от прусского государственного казначейства и от прусского народа тяжких жертв, но дали ему возможность с честью и славой всего через несколько лет участвовать в тех войнах, которые свергли французское иго. Вы помните, как и Франция после своего поражения 1870-1871 годов возрождалась, вы помните тот культ армии, который там водворился. Вы помните, на какие жертвы шла Франция, как высоко она поставила свои вооружённые силы, вплоть до того момента, когда задул ветер социалистических учений, когда зараза антимилитаризма проникла в армию и доконала то, чего не в состоянии были сломить немцы. (Возгласы в центре: "Браво!")

И вот хочется сказать правительству, чтобы оно воспользовалось этими примерами, чтобы оно взяло на некоторое время у Пруссии ту большую лопату, которая Пруссии теперь не нужна, чтобы оно разобралось в ошибках прошлого и чтобы, заводя новые порядки, оно решительно рассталось с носителями этого прошлого. Без этого "К расчёту стройся!" правительство не обойдётся. Один из руководителей нашего морского ведомства после наших морских неудач издал приказ (я не назову вам этого адмирала, но по игривости его стиля вы угадаете, кого я имею в виду), он писал: "Мы все виноваты, все, и только милостью нашего Государя мы носим на плечах наши виноватые головы". Сказать "все виноваты" - это значит сказать "никто не виноват", сказать "все ответственны" - значит сказать "никто не ответственен", и я думаю, что если наше военное ведомство будет держаться этого положения, что "все милостью Государя только носят свои виноватые головы", то это будет большая, непоправимая ошибка.

А между тем работа в нашей армии необходима, нужды нашей армии неисчислимы. Я в беглом очерке постараюсь калейдоскопически провести перед нашими глазами все крупные рубрики нужд, на которые нам нужно обратить внимание.

Я уже говорил вам о необходимости улучшения содержания наших офицеров, говорил о том, что должна быть изменена система войскового хозяйства, укажу ещё, что казарменный вопрос является вопросом чрезвычайно серьёзным, что не только в гигиеническом отношении, но и в отношении обучения, дисциплины многие войсковые части находятся в совершенно недопустимых условиях. Военное ведомство сознаёт это и выработало предположения, но предположения эти требуют таких крупных затрат со стороны государственного казначейства, что в этом направлении Военное министерство идёт поневоле чрезвычайно медленно и робко. Многие наши части находятся в таких условиях, в которых правильное обучение невозможно, и не только отдельные полковые части, но целые дивизии лишены земель для лагерей, для стрельбищ и для полигонов. Характерно, например, что в Вильне стоит громадный гарнизон из 5 пехотных полков, но стрельбищного поля нет: им приходится в летнее время уходить на один месяц за 90 вёрст для того, чтобы пройти курс стрельбы. Судите сами, насколько наспех и неосновательно возможно пройти этот курс. Эта потребность вызывает необходимость чрезвычайно крупных затрат.

Опыт последней войны указал на необходимость усовершенствованных путей сообщения в районе военных действий. Полевые железные дороги выдвинуты на первый план, а мы и в этом отношении чрезвычайно отстали. Наша потребность в запасе полевых дорог исчисляется в 31 000 000 рублей.

Запасы интендантские не в порядке - требуются большие затраты, чтобы привести их в нормальное со-стояние. Комплект пулемётов, как показал опыт войны, до смешного мал, и здесь ожидают нас крупные расходы. В полевой артиллерии необходимо образование гаубичных батарей, что вызывает также чрезвычайно крупные затраты. Опыт войны показал, что принятые до сих пор комплекты наших патронов и снарядов совершенно не отвечают новым условиям войны, и здесь нас ждут новые десятки миллионов расходов.

В течение целого ряда лет из соображений экономии, я сказал бы - близорукой экономии, были совершенно отменены учебные сборы запасных нижних чинов и ратников ополчения, были отменены всякие сколько-нибудь широко поставленные манёвры; к этому надо вернуться, и это требует больших затрат. И при кратком сроке службы, ныне установленном, надо обратить особое внимание на институт сверхсрочных унтер-офицеров: некомплект наших унтер-офицеров достигает в настоящее время 19 000 человек, что составляет 18 процентов. Со стороны Военного министерства пересмотрены оклады для сверхсрочных унтер-офицеров, делаются попытки привлечь этих лиц или сохранить их в рядах армии. К сожалению, если можно в этом отношении отметить некоторый успех, то успех чрезвычайно медленный. Указано опытом, что одним из лучших средств привлечения сверхсрочных унтер-офицеров являются не столько хорошие оклады, сколько гарантия, что после ухода их из рядов армии им будут обеспечены гражданские должности. Следует отметить, что наше Военное министерство пыталось войти в соглашение с другими ведомствами относительно предоставления сверхсрочным унтер-офицерам мест в других, гражданских отраслях нашего государственного хозяйства. Курьёзно, что на запрос Военного министерства до сих пор получены ответы только от министра финансов, юстиции и двора, остальные министерства, видимо, ещё не удосужились ответить, а между тем несомненно, что служба нашего Министерства путей сообщения чрезвычайно выиграла бы и в деловом, и в хозяйственном, и в политическом отношении, если бы оно прибегало к замещению должностей преимущественно сверхсрочными унтер-офицерами. (Возгласы: "Так, верно!") Будем надеяться, что объединённое правительство поможет наконец одному из своих членов - военному министру - получить некоторую помощь от его коллег, которые так запоздали ответом. (Рукоплескания, возгласы: "Браво!")

Есть ещё несколько тревожных пунктов в деле нашей обороны. Мы находимся в отношении снабжения нашей армии боевыми припасами в значительной зависимости от иностранцев. Опыт последней войны указал, что наши заводы и мастерские не приспособлены к тому, чтобы покрыть весь необходимый армии расход в случае сколько-нибудь значительной войны. Мы вынуждены были во время последней войны получать и патроны, и снаряды из-за границы, и для вас ясно, что в случае европейской войны, когда такой подвоз будет невозможен, мы окажемся в состоянии, близком к катастрофическому. Надо указать, что некоторые химические составы, необходимые для современных патронов и снарядов, вообще в России не добываются, а выписываются из-за границы. Необходимость в сооружении заводов мелинитового, трубочного, гильзового, ракетного, снарядных мастерских совершенно очевидна и осознана правительством. В связи с этим потребуется и перенос из Петербурга гильзового и трубочного завода, ибо оставление этого завода в Петербурге представляет в случае войны на западном фронте чрезвычайно крупные неудобства. Всё это потребует, по подсчёту, который у меня имеется, десятки миллионов.

Коснусь ещё одной области, пожалуй, последней. Не секрет, что состояние наших крепостей неудовлетворительно. Обладая большим числом крепостей - у нас их 7 первого класса, 3 - второго и 9 - третьего, затем Зегржская крепость без класса, Дубненский форт и 3 крепости-склада, - мы, разбросавшись таким образом в деле крепостной обороны, не могли сосредоточить тех ресурсов, которыми мы располагаем, на том, чтобы привести хотя бы часть крепостей в сколько-нибудь удовлетворительное состояние. В 1903 году военным министром был в этом смысле сделан Всеподданнейший доклад, и Государю Императору угодно было начертать следующую резолюцию: "По-моему, полезнее и даже безопаснее иметь 10 сильных и вполне снабжённых крепостей, чем 20 слабых и неспособных исполнять своего назначения укреплённых пунктов". Вскоре после этого было решено упразднить 5 из этих крепостей. Прошли с тех пор годы, и до сих пор это не приведено в исполнение. Как видите, нам трудно не только создавать что-нибудь новое, но и разрушать, когда нужно, старое.

Если подвести итог всем тем нуждам, какие признаны, то мы приходим к совершенно колоссальной цифре в 2 133 000 000 рублей единовременных затрат, а ежегодных затрат на то, чтобы поставить содержание нашей армии на должную высоту, потребуется до 144 000 000 рублей. Ясно, что если посмотреть этим нуждам прямо в глаза, то мы должны признать, что такого рода затраты в том размере, как указано выше, для нас недоступны, и это должно заставить и правительство, и нас задуматься: не находимся ли мы теперь у такого поворотного пункта, на таком распутье, где нам нужно решительно сойти с проторённой раньше дороги? В мирное время мы содержим армию, которая, по сведениям о штатном и списочном состоянии сухопутных войск, достигает громадной цифры в 1 473 000 человек и 226 000 коней. Если вы сопоставите с этой цифрой цифры других крупных европейских государств, то вы увидите, насколько мы перегнали других в деле содержания мирного состава: Германия, по сведениям 1906 года, содержит всего 610 000 человек, Франция - 618 000, Австрия - 390 000 и Италия - 286 000. Вот в этих цифрах, я думаю, и кроется разгадка того, почему мы в материальном отношении вынуждены держать нашу армию в чёрном теле. Если вы разложите наши расходы на одного воинского чина мирного состава армии, то вы получите, что у нас государственная оборона обходится по 300 рублей в год на каждого воинского чина, тогда как Германия тратит 1335 марок, т. е. 627 рублей (по смете 1902 года). Эта удвоенная стоимость, несомненно, и идёт в Германии на удовлетворение всех многочисленных материальных, технических, хозяйственных нужд, которые у нас остаются неудовлетворёнными.

Я не стану более на этом останавливаться, потому что те, кто сменит меня на этой кафедре, я знаю, подробнее разовьют эту мысль. Я только бросил её перед вами, чтобы указать, что с этого пункта надо положить начало совершенно новому порядку мыслей о том, какими путями нам поставить армию на нужную высоту. Можем ли мы быть теперь убеждены, господа, что все эти нужды будут удовлетворены, что все крупные реформы, какие намечаются, будут действительно выполнены нашим военным ведомством? Можем ли мы ожидать, что тот поворотный пункт, к которому мы пришли, будет правильно оценён военным ведомством, что оно примет правильный курс? С грустью мы должны признать наше глубокое сомнение в этом. В самом деле, если до войны высшее управление нашей армией сосредотачивалось в руках военного министра, который облечён был обширной властью, или, как говорится теперь, полнотой власти, и был единственным ответчиком и за подбор командного состава, и за боевую готовность армии, то мы со времени войны в этом отношении повернули в сторону и пошли как раз по ложной дороге: в тот момент, когда надо было сосредоточить всю силу мысли, всю силу воли во главе армии, мы расщепили её, мы распилили и эту мысль, и эту волю. В 1905 году были произведены чрезвычайно крупные перемены в высшем управлении армией: Высочайшим рескриптом от 5 мая 1905 года на имя Великого Князя Николая Николаевича был образован постоянный Совет государственной обороны, Высочайшим повелением от 25 июня 1905 года было сформировано в Военном министерстве особое Главное управление Генерального штаба - вот эти два учреждения и разделили власть военного министра обессилили и обезличили его. А рядом с ними была создана ещё целая сеть новых учреждений: кроме Совета государственной обороны и начальника Генерального штаба, после войны был образован ещё комитет по образованию войск, создана должность инспектора артиллерии, инспектора пехоты, инспектора инженеров, была создана высшая аттестационная комиссия и, наконец, должность помощника военного министра. Если все эти последние должности являются юридически подчиненными военному министру, то начальник Генерального штаба является лицом равноправным и равнозначащим военному министру, а Совет государственной обороны, который вам уже здесь достаточно охарактеризовали и который, вероятно, ещё займёт наше внимание, этот Совет уже стоит над министром. Составленный из целой коллегии лиц, коллегии многочисленной, под председательством Великого Князя Николая Николаевича, этот Совет является серьёзным тормозом в деле реформы и всякого улучшения нашей государственной обороны. (Рукоплескания, возгласы: "Браво!")

Для того чтобы закончить перед вами картину той организации, или, вернее, той дезорганизации, дезорганизации, граничащей с анархией (возгласы: "Браво, верно!"), которая водворилась в главе управления военного ведомства, я должен ещё сказать, что должность генерал-инспектора всей артиллерии занимает Великий Князь Сергей Михайлович, должность генерал-инспектора инженерной части - Великий Князь Пётр Николаевич и что главным начальником военно-учебных заведений состоит Великий Князь Константин Константинович. (Возглас справа: "И слава Богу!") Если ничего нельзя иметь против того, если даже можно считать естественным и справедливым, чтобы лица, по своему положению безответственные, служили в рядах армии, неся всю тяготу в мирное время и все опасности в военное время в качестве строевых начальников, то следует сказать, что постановка их во главе ответственных, важных отраслей военного дела является делом совершенно ненормальным. (Голоса: "Браво, браво!") Отношение их к другим равноправным инстанциям военного управления, отношение их к своим начальникам, несомненно, носит на себе отпечаток их общественного положения и связанной с ним фактической безответственности. Мы должны это сказать, и вместе с тем мы должны признать наше бессилие в борьбе с этим явлением, но назвать это своим именем - это наш долг! (Голоса: "Верно, верно!")

Прав был депутат Пуришкевич, который говорил, что мы больше не можем позволить себе поражений, что новое поражение России явится не просто потерянной кампанией, не просто уступленной территорией, не просто заплаченной контрибуцией, на что это явится тем ядовитым укусом, который сведёт в могилу нашу Родину... (Рукоплескания, возгласы: "Верно!") Как ни важны другие вопросы, которые проходят здесь, в этой зале, мы должны признать, что в этот исторический момент, который мы переживаем, вопросы государственной обороны и государственной безопасности должны стоять выше всех остальных, - и по важности своей, а главное, по неотложности разрешения. Если мы считаем себя вправе и даже обязанными обратиться к народу, к стране и требовать от них тяжёлых жертв на дело этой обороны, то мы вправе обратиться и к тем немногим безответственным лицам, от которых мы должны потребовать всего только отказа от некоторых земных благ и некоторых радостей тщеславия, которые связаны с теми постами, которые они занимают. (Продолжительные рукоплескания слева, из центра и отчасти справа.) Этой жертвы мы вправе от них ждать! (Продолжительные, бурные рукоплескания слева, из центра и отчасти справа; возгласы: "Браво, правильно!")

Избранные выступления депутатов Государственной Думы с 1906 года до наших дней / Под общей ред. С.Е. Нарышкина. М., 2013, с. 59-69.

Примечания

* Такие варианты написания фамилий в стенограммах заседаний Государственной Думы дореволюционных созывов было принято использовать в случаях, когда в составе Государственной Думы были депутаты-однофамильцы. Здесь: Марков 2-й - Марков Николай Евгеньевич, депутат Третьей и Четвёртой Государственной Думы от Курской губернии.

+ + +

Речь А. И. Гучкова имела большой резонанс. "Это произвело потрясающее впечатление, - вспоминал сам Гучков. - Я говорил быстро, чтобы не дать возможности Председателю Государственной Думы меня остановить. И он не остановил, потому что сам растерялся. Он просто закрыл заседание, когда я кончил. Сделал перерыв, потому что в голову такие вопросы не приходили. Я вышел из зала заседаний... Вижу, бежит за мной

Милюков и говорит: «Александр Иванович, что вы сделали - ведь распустят Государственную Думу». Я тогда засмеялся и говорю: «Нет. Из-за чего другого распустят Думу, но по этим вопросам не распустят. Я убеждён, что вся армия и народ с нами. Не решатся»".

При встрече Председатель Совета министров Столыпин выразил недоумение, что Гучков не согласовал с ним текст выступления, которое так возмутило императора. Премьер предсказывал, что этот демарш лишь упрочит положение великих князей. Гучков ответил, что "думал об этой стороне дела, но не согласен: на первых порах вы будете правы с вашими предсказаниями, в ближайшее время меры не будут приняты. Но всё-таки вокруг этих слов, которые впервые так открыто высказаны, образуется целый ком общественного мнения, и в конце концов эта мысль победит" ("Александр Иванович Гучков рассказывает...". М., 1993. С. 54-55). В действительности Гучков оказался прав: в скором времени была проведена реформа военного управления, заметно ослабившая позиции членов августейшей фамилии.