Е.М. ЧЕМОДАНОВОЙ
Дрезден
28 (15) июня 1911
[Воскресенск Московской губ.
Село Красновидово]
Вот уже вторично, дорогая Пичужка, мне приходится отвечать на твое письмо 1 , находясь, фигурально выражаясь, в полосе огня: раз это было в прошлом году в Магдебурге во время партейтага 2 теперь это - в Дрездене, на общегерманском конгрессе профессиональных союзов 3. И, знаешь, мне почему-то кажется, что это не случайность или, точнее говоря, что это символическая случайность. Твое последнее письмо, которое я получил накануне отъезда из Мюнхена, полно какой-то глубокой, но несколько успокоенной или успокоившейся грусти, грусти чисто индивидуальной. Оно - моментальная фотография твоего личнаго психическаго мира в данный момент, твоих личных переживаний, твоих личных страданий и сомнений. В нем осталась совершенно не отраженной твоя общественная треть и зато, наоборот, нашли свое полное выражение твоя материнская и особенно твоя женская трети (к слову, мне очень нравится твоя теория о третях 4, хотя она и не может быть без некоторых* оговорок приложима ко всем женщинам).
И вот на это чисто личное, чисто индивидуалистическое письмо мне приходится отвечать и где же? На конгрессе германских профессиональных] союзов, в атмосфере напряженной общественной жизни, когда почти осязательно чувствуешь биение пульса могучаго массоваго движения, чуть не под шум речей ораторов и гул вызываемых ими аплодисментов... Какой огромный* контраст между тихой обстановкой «дачи сторожа Николая» и обстановкой рабочаго конгресса, решающаго судьбы 2 ½ миллионной массы борющагося пролетариата! А ведь эта разница обстановки не может не влиять и на настроение, и на чувства и мысли авторов писем, не может не создавать между ними известной, б[ыть] м[ожет], временной противоположности. И в этом именно смысле я только* что* говорил о символичности того обстоятельства, что мне вторично приходится отвечать тебе, находясь в полосе огня.
Твоя теория о третях - повторяю это - нравится мне и кажется остроумной. И, пожалуй, в приложении к тебе она математически довольно верна: у тебя, видимо, все три трети развиты, довольно равномерно. Не то у меня. Я, конечно, не скажу теперь, как говорил когда-то, что личная жизнь мне не нужна, а дети являются лишь ни к чему ненужной обузой, чуть ли не одним из вреднейших 2* учреждений обреченнаго на гибель «буржуазнаго общества». То было на заре туманной юности, с тех пор много воды утекло и многое изменилось в моих взглядах и настроениях. Тем не менее, однако, и теперь я могу смело сказать, что жизнь общественная поглощает большую часть моих сил и энергии и на долю всех сторон моей личной жизни остается сравнительно не так уж много. Выражаясь языком цифр, я бы сказал, что гражданин составляет 0,6, мужчина - 0,3 и отец - 0,1 моего существа. Б[ыть] м[ожет], со временем это соотношение в к[акую]-л[ибо] сторону изменится, но пока оно довольно точно соответствует действительности. И, если сопоставить мой ряд цифр с твоим, пожалуй придется признать, что та противо[по] ложность наших* натур, о которой я выше говорил, есть подлинный факт, а не одно лишь предположение.
Впрочем, это не значит, конечно*, что личныя чувства, а в особенности чувства грусти и печали мне непонятны или незнакомы. Наоборот, несмотря на всю привычную* бодрость и жизнерадостность, в моей натуре заложены 3* какия-то элегическия струны, и иногда оне дают себя очень сильно* знать. Недавно, разбирая свои старыя бумаги, я нашел одно стихотворение, написанное мной еще в 1900 г. (как давно!). Оно имеет некоторое родство с твоим теперешним настроением, и даже сейчас нравится мне. Поэтому посылаю его тебе:
Юность
Мне снятся равнины, залитыя солнца лучами,
Безбрежныя степи, шумящий под ветром ковыль,
Широкая песня несется над миром волнами,
И тихо сверкает на солнце жемчужная пыль...
Мне снятся те ночи, росистыя, темныя ночи,
Бессонныя звезды над темной землею горят,
И сон не смыкает покоем усталыя очи,
И тихо струится душистых цветов аромат...
И жизни тревога как дальняя песнь замирает,
И все засыпает в глубоком торжественном сне,
И кто-то незримый над спящей землею витает,
И чьи-то рыданья чуть слышны в ночной тишине...
И бледныя тени встают предо мною рядами,
И что-то мне шепчут, и тихо мне в очи глядят,
И сердце больное трепещет былыми слезами,
И годы страданий уходят, уходят назад...
То юность святая, то юность с великой любовью
К забытому узнику тихо приходит во сне,
И скорбно садится в тоске к моему изголовью,
И горько рыдает в холодной ночной тишине.
О чем она плачет? О днях ли, давно миновавших,
О тучах ли темных, висящих на небе ночном?
О братьях ли скорбных, за мир и людей пострадавших
И тихо в могиле заснувших глубоким торжественным сном?
О чем она плачет? Кто скажет о чем?...5
Конечно, 11 лет назад это стихотворение было не больше, как подделка под Надсона (ведь я в те времена переживал период «мировой скорби»), еще и в настоящий 4* момент 4* оно далеко не вполне соответствует действительности, однако теперь оно все-таки имеет уже* некоторый смысл: мы еще не старики, даже не «зрелые» 5* люди, но все-таки у нас уже есть известное прошлое, которое миновало, и сознание невозвратности котораго* минутами нагоняет на меня глубокую грусть...
Впрочем, довольно об этом. Мы еще молоды, почти вся жизнь еще перед нами и рано еще предаваться мыслям о бренности всего земного. «Стучи в барабан и не бойся!» 6 - вот моя жизненная философия. Думается мне также, что она и твоя.
Пока до свидания. Твое сообщение о предстоящем увеличении твоего семейства, меня совсем не радует: слишком, слишком скоро повторение. Пиши иногда.
Твой В.
P.S. Я обещал тебе хранить тайну твоих переживаний, и, конечно, сдержу свое обещание. Прошу тебя, с своей стороны, только об одном: в течение ближайших 2 - 2 ½ месяцев пиши мне по следующему] адресу: Munchen 2, postlagernd, мне. Если же тебе надо будет сообщить мне что-нибудь спешное, тогда одновременно с письмом по данному адресу присылай мне открытку любого содержания по адресу нашей дачи, а именно: Wildenroth (Post Grafrath) b[ei] Munchen, мне. Это будет для* меня* знаком*, что я должен зайти на почту за письмом. Эта предосторожность необходима потому, что отношения с О[льгой] у нас по-прежнему очень искренния и мне было бы крайне тяжело не дать ей твоего письма, если бы оно было получено в ея присутствии. Жду О[льгу] с Наташей дня через 3 здесь в Дрездене.
Карточка твоя не очень нравится (прежния были лучше) - тем не [менее] оставляю ее у себя.
Примечания
* Слово вписано над строкой.
2* Слово вписано вместо зачеркнутого – вредных.
3* Слово вписано вместо зачеркнутого – есть.
4* Слово вписано вместо зачеркнутого – теперь.
5* Далее зачеркнуто – еще.
1. Упомянутое письмо Е.М. Чемодановой см.: Ф. 1702. Оп. 4. Д. 779. Л. 23-26 об.
2. И.М. Ляховецкий был аккредитован в качестве российского журналиста на Магдебургском съезде Социал-демократической партии Германии, состоявшемся 18-24 сентября 1910 г. Съезд рассмотрел вопросы о нарушении дисциплины социал-демократическими депутатами Баденского ландтага и о методах борьбы за избирательное право в Пруссии. Свои впечатления под псевдонимом В. Майский он опубликовал в статье «Магдебургский партейтаг (Письмо из Германии)» (Современный мир. 1910. № 11. С. 71-82). См. также документ И.М. Майский - А.М. Ляховецкому. 12 октября 1909 г..
3. Восьмой конгресс профессиональных союзов Германии состоялся в Дрездене 26 июня - 1 июля 1911г. В статье «Новое оружие германского пролетариата», опубликованной в журнале «Наша заря» (1911. № 9-10. С. 10-16) под псевдонимом В. Майский, отмечалось, что конгрессу суждено, по-видимому, стать крупной исторической вехой в развитии экономических организаций немецкого пролетариата. Это обусловливалось, по мнению автора, не только 2-миллионным представительством организованных рабочих и принятием конгрессом резолюций, касающихся социально-политической жизни, но и решением о создании «профессионально-кооперативной кассы взаимопомощи», которая в случае смерти, старости, воспитания детей и т.д. позволит обеспечить ее членов пособием и составит «могущественную конкуренцию частнокапиталистическим страховым предприятиям и, несомненно, в короткое время привлечет в свои ряды сотни тысяч и миллионы пролетариев».
4. Е.М. Чемоданова писала, что каждый человек, в данном случае речь идет о женщине, «состоит из трех частей: человек-гражданин, мать и женщина в узком смысле. Чтоб быть вполне счастливым, нужно общественное дело, семья и личная жизнь. Если заполнены 2/3 (все равно какие - оне равны) - человек должен быть доволен, если 1/3 - это плохо, если все пусто - тогда уже жить нельзя...» (Ф. 1702. Оп. 4. Д. 779. Л. 26.)
5. Автограф стихотворения Ляховецкого (Майского) см.: Ф. 1702. On. 1. Д. 803. Л. 61об-62.
6. Ляховецкий цитировал строки из политического программного стихотворения Г. Гейне «Доктрина», написанного в 1842 г. (Гейне Г. Избр. произв.: В 2-х т. М., 1956. Т. 1. С. 244).
Ф. 1702. Оп. 4. Д. 279. Л. 60-62 об. Автограф.
Опубликовано в кн.: Иван Михайлович Майский. Избранная переписка с российскими корреспондентами. В двух книгах. Книга 1. 1900-1934. М., Наука, 2005. с. 72-74.