Марков Н. Е. О проекте сметы расходов Главного управления неокладных сборов и казённой продажи питей (Из стенограммы заседания 27 мая 1913 года)

Марков Н. Е., фракция правых.

Господа члены Государственной Думы! Меня трудно заподозрить в чрезмерной снисходительности в оценке деятельности Министерства финансов, тем не менее стремление к посильной объективности вынуждает сказать несколько слов в возражение талантливой речи моего политического противника, члена Думы Шингарёва, вызвавшего одобрение левой части этого зала не без со-чувствия у некоторых крестьян.

Я не буду, конечно, отрицать, что многое второстепенное из того, что сообщал член Думы Шингарёв в своей оценке деятельности Крестьянского банка, отчасти справедливо, а именно: известное казённое отношение со стороны мелких ликвидаторов, мелких чиновников, отчасти и отделений Крестьянского банка к вопросам о взыскании недоимок, проявленная им чрезмерная чёрствость в целом ряде случаев - и отрицать подобные промахи деятельности Крестьянского банка, конечно, невозможно. Но это, господа, всё относится к области практики, к области применения, а не к области директив, даваемых Крестьянскому банку. Всё, что касается существенных обвинений члена Думы Шингарёва, наиболее важных и казавшихся очень многим из вас из-за недостаточного знакомства с вопросом убедительными, - я их должен несколько ослабить. Прежде всего это обычная для оратора c. левой стороны песня о том, что наш Крестьянский банк, управляющий Крестьянского банка, слепо следует директивам, требованиям и даже отдельным мнениям дворянского съезда.

Вообще, дворянский съезд у вас, господа, не в чести, как не в чести и само всероссийское благородное дворянство. Ну, насильно мил не будешь, и я выхожу на эту кафедру вовсе не для того, чтобы просить у вас любви к русскому дворянству, но когда я слышу неверные утверждения, то я их должен опровергать. Съезд дворянства, господа, есть всё-таки - нравится ли вам русское дворянство или не нравится - съезд общественных деятелей, съезд представителей крупных интересов целой части русского народа. И поскольку это так, вы должны к этому съезду относиться по крайней мере с тем же уважением, с которым вы относитесь к съезду фармацевтов и т. п., это есть явление общественной жизни. Если бы действительно представители правительства прислушивались к мнению подобных съездов, к мнению одной из сильных и крупных частей нашего общества, то в этом не было бы ничего дурного, если бы вы не доказали попутно, что они прислушиваются к тому, к чему прислушиваться не следует по существу, но самый факт внимания правительства к мнению объединённого съезда дворян ничего дурного в себе не содержит, а содержит в себе нечто похвальное.

О чём же хлопотал дворянский съезд? Он прежде всего указывал, что для правильной земельной политики необходимо, чтобы государственная власть относилась одинаково справедливо, одинаково целесообразно ко всем интересам, замешанным в сельском хозяйстве, а именно к мелкоземельным крестьянам, средиеземельвым и крупноземельным. Все эти три вида сельских хозяев равно необходимы и полезны, и только невежественные дикари могут думать, что может существовать такая форма, где бы вся земля принадлежала одним крестьянам — мелким землевладельцам; подобных примеров в мире нет и никогда не будет. И конечно, съезд дворян, наполненный людьми образованными, людьми мыслящими, подобного вздора проповедовать не мог; он указывал, что правительство не может следовать всегда за политическими вспышками. Была политическая вспышка, которую очень старательно поджигали господа из Партии народной свободы, они объявили своим программным знаменем всеобщую экспроприацию земли, правительство одно время этой политике поддалось, а именно в 1905-м, в 1906-м и отчасти в 1907 году; дворянство указывало, что это пагубная слабость и надо от этой слабости отказаться, надо вернуться к здравой, разумной политике общегосударственной.

Государство охраняет интересы всех слоёв народа; все слои народа необходимы, а вовсе не один какой-нибудь слой, вовсе не рабочие, вовсе не крестьяне, вовсе не дворяне, а те, и другие, и третьи равно необходимы, и интересы их равно заслуживают всякого внимания государственной власти - вот что проповедовали и отдельные ораторы, и постановления дворянского объединённого съезда, и поскольку эти здравые мысли будут восприняты агентами правительства, постольку они заслуживают всяческого одобрения и похвал, и впредь так надо поступать. Раз правительство слышит разумные речи, хотя бы даже от дворянского съезда, то оно должно эти речи воплотить в жизнь.

Господа, член Думы Шингарёв предъявил целый ряд обвинений к Крестьянскому банку, крупных, серьёзных, о мелочах я не говорю. Обвинение первое: Крестьянский банк под давлением вот этого ненавистного дворянского съезда стал уменьшать скупку земель, а следовательно, замедлил процесс передачи земель из рук крупных землевладельцев в руки мелких землевладельцев, т. е. крестьян. Прежде всего сама постановка вопроса не-правильна. Крестьянский банк вовсе не есть банк по экспроприации крупных земель, это ошибочное представление о Крестьянском банке; Крестьянский банк должен снабжать свободными землями, имеющимися на рынке, нуждающихся в этой земле крестьян - мелких землевладельцев, и только, но он вовсе не призван ограблять крупных землевладельцев и средних землевладельцев. Эта мысль свойственна рыцарям большой дороги, но, конечно, не деятелям государственных учреждений, и раз это так, то, конечно, в деятельности Крестьянского банка имеются волны: было громадное предложение на рынке земель перепугавшихся землевладельцев под влиянием отчасти провокаторской политики правительства графа Витте, они стали продавать в ужасе, в испуге свои земли, выбрасывая на рынок чуть ли не десятки миллионов десятин земли. Крестьянский банк эти земли приобрёл, ибо они находились в предложении под влиянием известных причин.

Когда наступило то, что вы называете успокоением, когда сумасшедшая продажа земель неведомо почему, а только потому, что кто-то боится за свою жизнь, прекратилась, когда государство вступило в свою нормальную жизнь, совершенно естественно, что предложения на рынке земель уменьшились и, следственно, уменьшилась скупка земель Крестьянским банком, и чего тут удивляется господин Шингарёв, совершенно непонятно: не может же банк покупать земли, когда их не продают, очевидно, что он может купить только то, что продаётся. Притом сам господин Шингарёв указывал на подъём цен, но раз подъём цен - значит, нельзя скупать, а если будут скупать при подъёме цен, то цены ещё поднимутся, и следовательно, Крестьянский банк будет участвовать в биржевой спекуляции землями, в поднятии цен, за что тот же Шингарёв призовёт его к ответу и к проклятию. Значит, факт уменьшения скупки земель Крестьянским банком в последние годы по сравнению с той бешеной скупкой, которая была раньше, есть факт нормальный, свидетельствующий о том, что народ и государство пребывают в нормальных, обычных экономических условиях, а не в ненормальных, революционных, в каковых пребывали раньше.

Справедливость члена Государственной Думы Шингарёва крайне односторонняя и однобокая. Он говорит: "Вот перестал скупать Крестьянский банк дворянские земли". Во-первых, теперь крупное землевладение наполовину уже не дворянское, так что это маленькая перестановка понятий, но всё равно, вероятно, член Государственной Думы Шингарёв имел в виду крупное землевладение - перестали скупать, ибо перестали продавать, и "накинулись на несчастных башкир и литовцев, и началась бешеная вакханалия скупки". Почему, когда скупали у русских помещиков, это не была вакханалия, а теперь, когда скупают у башкир и литовцев, это стало вакханалией, это может разъяснить один господин Шингарёв. По-моему же, если тогда была вакханалия, то она есть и теперь, а если тогда не было вакханалии, то и теперь её нет.

Шингарёв А. И. Башкиры - крестьяне.

Марков Н. Е. Никакой вакханалии нет, а башкиры, имеющие лишнюю землю, стали её продавать, Крестьянский банк её стал скупать, и везде, где землю будут продавать, Крестьянский банк, если будут сходные цены, будет её покупать, и это будет или ослабляться, или усиливаться совершенно независимо от желания управителей Крестьянского банка, а в зависимости от того, что будет на рынке - будет ли предложение земли или не будет.

Второе обвинение господина Шингарёва касалось (оно, собственно, повторялось уже не раз, три или четыре раза мы его слышали) дара Высочайшего - удельных земель, которые якобы Крестьянский банк отнял у крестьян. Это фактически неверно, и сам господин Шингарёв, вычислив, что Крестьянский банк па передаче этих удельных земель нажил 200 или 300 процентов, потом, через пять минут сообщил, что последовал Манифест 21 февраля, который всю эту наживу якобы с крестьян велел передать в крестьянский специальный фонд, имеющий целью облегчать сельскохозяйственный быт крестьян, значит, передал все эти 200-300 процентов не кому-нибудь другому, не казне, а именно крестьянам: правда, те крестьяне, которые жили вблизи этих имений, этим не воспользовались, а воспользуются им крестьяне каких-нибудь других губерний. Об этом можно спорить, хорошо это или дурно, но всё-таки это у крестьян не отнято, как у сословия, а крестьянам это оставлено, следственно, никакого грабежа крестьян, никакой наживы в 200-300 процентов нет, а есть только передача из одного места в другое, но оба места будут обслуживать крестьянские интересы, а не какие-нибудь другие. Лично я считаю эту меру правильной, ибо случайное соседство с удельными имениями некоторых деревень не должно им давать преимуществ пред другими крестьянами, которые не имеют в своём соседстве удельных земель, это есть только равномерное распределение благ между всем крестьянским народом и недопущение неравномерности, и чего тут возмущался доктор Шингарёв, я положительно не знаю.

Говорилось о плохой деятельности ликвидаторов Крестьянского банка; это верно, многие из этих ликвидаторов, как люди неподготовленные, делают массу промахов и ошибок, и в этой области многие замечания верны, но ведь, господа, по сравнению с тем, что делается в иных странах, это жалкий лепет младенца. Я бы мог господину Шингарёву напомнить как раз пример ликвидаторов Французской Республики, которые лик-видировали конфискованное имущество духовных конгрегаций и из 1 000 000 000 франков украли 900 000 000, а 100 000 000 отдали государству, - вот что делают на-стоящие ликвидаторы республиканские, так что же о наших русских мелких пташках говорить? Это такие козявки, которые перед вашими великанами должны совершенно стереться с лица земли!

Шингарёв Л. И. Хорошие доказательства - что в другом месте больше воруют!

Марков Н. Е. Я, впрочем, признаю, что сравнение, господа, не есть доказательство, я только прибег к излюбленному способу, применяемому министром финансов Коковцовым, чему я в своё время приведу пример.

Господа, обвиняли ещё в том, что Крестьянский банк продавал или продал несколько десятков, может быть, сотен, я не помню цифры, имений для составления цензов, и по этому поводу был запрос; в запросной комиссии это всё было проверено, и там всё прошло и с несомненной ясностью доказано, что фактически всё это неверно, так как, рассказывал здесь господин Шингарёв, Крестьянский банк, по свидетельству самого же оратора, представлял за каждое имение подробное объяснение, по какой цене и почему оно было продано, и из этих объяснений всякий объективный человек сделает вывод, что это были проданы остатки, обрезки таких имений, которые не шли крестьянам и которые крестьяне не хотели и не могли купить, и были проданы, как исключение, отдельным лицам, а если некоторые лица воспользовались этой покупкой для того, чтобы иметь ценз, то это дело частное, и этому никто не может мешать, и Крестьянский банк входить в обсуждение этого не имеет права.

Обвинялся Крестьянский банк ещё и в том, что он устраивает внутреннее переселение по России несчастных крестьян: тянут несчастного киевлянина и заставляют его жить в Курской губ., а несчастного рязанца гонят куда-то в Сибирь. Господа, это всё фактически неточно, по меньшей мере неточно. Наши крестьяне не стадо овен, которое можно гнать палкой с одного места на другое. Если киевлянин пожелал купить себе землю в Курской губ., то, поверьте, он уже посоветовался со своими родичами, и друзьями, и со своими собственными мозгами и нашёл для себя это выгодным и переселился, и чтобы насильно кого-нибудь из Киевской губ. заставили переехать в Рязанскую - это чистейший вздор, который даже странно слышать в этом зале. Явление вполне нормальное: раз имеется Крестьянский банк, снабжающий с помощью кредита землёй желающих получить таковую, то будет и переселение внутрь России. Несомненно, более населённые губернии, как Киевская, Полтавская и Подольская, где слишком тесно, переселяются; например, наша Курская губ. наводнена так называемыми хохлами, т. е. переселенцами из Малороссии. У нас, правда, некоторые деревни обижаются, почему именно не мы купили эту землю, а полтавцы или киевляне, - да потому, что полтавцы и киевляне имеют деньги заплатить за эту землю, а эти люди или не имели, или fie хотели платить, а верили господам Шингарёвым, что эта земля будет им даром дана, вот почему это происходит.

Я удивляюсь депутатам нашим - малороссам, господам Макогону и Мерщию, которые радостно аплодировали господину Шингарёву, требовавшему не допускать переселения из Киевской губ. в Курскую и обратно: это интересы их односельчан никоим образом не поддерживает, и они напрасно радуются требованиям, чтобы каждый крестьянин был прикреплён непременно к своей губернии, если даже он хочет из неё переселиться. Это, господа, под видом свободы хотят закрепостить крестьян к отдельным районам (смех слева), а чему вы радуетесь, Бог вас знает. Никаких бродячих инородцев из русского народа не делают, а русский народ, даровитый, талантливый, ищущий постоянно лучшего, постоянно переходит действительно в лице части своего населения с одного места на другое, и хорошо делает, ибо несомненно быт крестьянства улучшается от этого переселения, а не ухудшается, и все, кто знает жизнь, это и подтвердят.

Что касается плакания господина Шингарёва, что Крестьянский банк взимает недоимки, он же сам сказал, что это обязанность кредитных учреждений - взимать недоимки. Конечно, взимание недоимок всегда тягостно, сплошь и рядом сопровождается сценами продажи имущества, но ведь Крестьянский банк не может же в самом деле дарить те деньги, которые ему обязаны плательщики и заёмщики платить; если этот дар может кто сделать - то только Государь Император, или же это в законном порядке должно быть проведено через законодательные учреждения. Так чего же вы, господа Шингарёвы, вам и книги в руки - вносите законодательное предложение о снятии с таких-то вот слоёв населения их обязанности по уплате процентов! Если ваш проект пройдёт, сделается законом, Крестьянский банк исполнит, ведь я думаю, никакого же нет ему удовольствия взимать полицейскими мерами недоимки, но он обязан их взимать, ибо это кредитное учреждение, и сам Шингарёв это признавал. А если же он сам признавал, то к чему же иеремиады, к чему же эти воззвания к разным богам языческим, во всяком случае не к христианскому Богу? Это всё, господа, излишняя ретировка, это всё для того, чтобы краснобайством, красными словами вам закрыть истину. А истина, в общем, хороша, ибо крестьянство наше в России с каждым годом приобретает по нескольку миллионов десятин земли. Истина, господа, простая: в России, когда освобождали крестьян, у крестьян было 50 000 000 дес. земли, а теперь 150 000 000 дес. земли, у дворян было 100 000 000, а теперь 50 000 000 - вот этого никакие кадеты не переломают. Говорить, что это плохо, могут только софисты 20-го столетия, нигде в мире этого нет, а везде, где ваши порядки, там, где республика, конституция, там крестьянство ооезземеливается, гам дворянство и богачи играют роль, а у нас, где есть Самодержец Всероссийский, ничего этого нет, ибо он печётся о крестьянстве. (Рукоплескания справа.) Ну, довольно с вас по этой части, перейду к своей теме.

Господа, многие думают, что у нас в России за последние годы не делалось займов, а я должен вас разочаровать: займы заключаются, и на громадные суммы. За последние четыре года заключено займов на сумму около миллиарда рублей, правда, это не казённый заём, по займы, па которых бланк казённый, имеются гарантии казны, частных предприятий, и в этих займах, при заключении оных, Министерство финансов играет громадную, активную, почти решающую роль, и в этих займах, господа, весь риск - ибо гарантия дана государством - лежит на правительстве, на государстве, а весь барыш - выгода, увеличение ценности, дохода - идёт не государству, а частным предпринимателям. Правда, государство иногда участвует в этих доходах - железно-дорожных компаний и т. д., но это участие, в сущности, ничтожное. Благодаря тому, что займы заключаются в громадном количестве и заключаются при помощи и активном соучастии агентов правительства, всё это дело находится, кроме министра финансов, в руках коммерческих банков.

Насколько это так, вы убедитесь из выдержки, которую я оглашу, из речи министра финансов, произнесённой в бюджетной комиссии 1 апреля 1913 года. Хотя, господа, и I апреля, но, по-видимому, министр финансов говорил то, что думал, в этот день. Вот слова министра финансов: "Я не видел ещё ни одного акционера, который вошёл бы в это предприятие, внося деньги из своего кармана. Всё происходит при содействии банков. Входят в сношения со всевозможными банками, просят, чтобы они подписались на акции, расписали акционерный капитал и удостоверили министра финансов, что акционерный капитал внесён. И банк действительно удостоверяет министра финансов. И я не могу к этому не относиться с доверием, потому что имеется три подписи членов правления. Я располагаю этими деньгами, могу внести их в тот или иной банк, а затем распоряжаться для надобностей нового железнодорожного предприятия. Но участие банка на чём основано? Оно основано вовсе не на тех постоянных будущих выгодах в виде дохода на акционерный капитал, когда выстроенная дорога станет давать крупные доходы, а банки до тех пор оставлять в своих портфелях акции, об этом ни один банк не думал, а всё идёт в расчёте на то, что общество образуется, половина капитала акционерного будет собрана, министром финансов удостоверение будет принято, общество будет признано состоявшимся и будет дано тем же министром финансов разрешение на реализацию облигационного капитала. И вот тут начинается история, напоминающая сказание о хождениях Богородицы по мукам", - ну, тут маленькое кощунство, я на этом останавливаться не буду. Пойдём дальше: "Начинаются обращения к министру финансов, чтобы он пошёл на такие условия реализации облигационного капитала, чтобы можно было на этой разнице покрыть и этот акционерный капитал".

Господа, тирада не особенно длинная, но в ней заключается совершенно определённое утверждение, что на глазах министра финансов банки желают совершить явное мошенничество. Они дают заведомо неверные удостоверения, что акционерный капитал собран, - а собрана всего половина акционерного капитала, как говорит министр, - а затем хлопочут о заключении невыгодного для тех, кто купит, облигационного займа. Таким образом, вместо того чтобы иметь свой капитал, реализуют предприятие наполовину на капитал, принадлежащий людям, у которых облигационеры займут деньги. И вот министр финансов не может не верить, он не может не верить этим удостоверениям, он говорит: три подписи членов правления есть. Он знает, что они лгут, он сам признаёт, что собрана половина капитала, но он верит трём подписям членов правления и закрывает глаза, ибо бумажка его оправдывает, — вот как сам министр финансов объясняет, или живописует, нам эти операции с займами, совершаемыми коммерческими банками, не заинтересованными в выгодах предприятия, а заинтересованными, как удостоверял министр финансов, только лишь в реализации, т. е. в возможности обмануть облигационеров. Итак, господа, соучастие министра финансов в этом непочтенном занятии несомненное, это признаётся и самим министром. Я обращу ваше внимание, господа, на ход этой операции и приведу маленький пример, пример, может быть, несколько фантастичный, но он вероятный.

Как вам известно, М инистерство финансов держит на хранении за границей от 650 000 000 до 850 000 000 рублей золотой наличности. И вот представьте себе, что иудейский Банкирский дом "Мендельсон и К " в Берлине имеет 100 000 000 рублей русской золотой наличности на хранении и платит, как это выяснилось, 1,5 процента. Положим, выяснилось, что теперь есть суммы свободные и предназначенные, а предназначенные уже ничего не платят, но я этого сейчас касаться не буду; допустим - 1,5 процента. И вот пожелалось одному из железнодорожных русских обществ, например обществу Московско-Киево-Воронежской железной дороги, построить ряд необходимых линий. Конечно, капитала в России нет, министр финансов говорит: Россия бедна капиталом. Обратимся к Германии. Оказывается, у Мендельсона в Берлине имеется свободных 100 000 000 рублей, и Мендельсон, имеющий 100 000 000 свободных рублей и платящий русскому правительству 1,5 процента, говорит русскому коммерческому банку в Петербурге, управляемому иудеем Утиным: я могу уступить 100 000 000 рублей под 4,5 процента, ибо учётный процент в Германии сейчас - 6 процентов.

И вот благодаря стараниям министра финансов, благодаря плате разных комиссионных при совершении этого займа коммерческий банк Утина занимает 100 000 000 рублей русских казённых денег из 4,5 процента и дарит Мендельсону 3 000 000 рублей в виде разницы. Когда эти немецкие деньги явятся в русский банк господина Утина, то финансовый агент общества Московско-Киево-Воронежской железной дороги иудей Гордон обратится к иудею Утину и попросит реализовать облигационный заём общества Московско-Киево-Воронежской дороги, тот предложит это примерно из 6 процентов, имея в виду, что при реализации 100 будут приняты за 85 или 86 - не знаю; имея в виду это вычисление, дешевле 6 процентов Утин не даст денег обществу Московско-Киево-Воронежской железной дороги. В результате реализации облигационного займа русские железные дороги - впрочем, акции эти все принадлежат банку Полякова и подобным - получат 100 000 000 рублей русских казённых денег из 6 процентов в то время, когда Мендельсон получил их из 1,5 процента, при этом целый ряд лиц наживётся, при этом будет совершена так называемая кредитная операция и будет поставлено в плюс нашему Министерству финансов, что оно сумело привлечь в Россию стомиллионный иностранный капитал. Вот примерная картина; я, конечно, не финансист и могу в деталях ошибаться, но основная линия поведения, основной ход такой, а не иной.

Министерство финансов говорит, что реализация займов подобна хождению по мукам. И тут тоже, господа, хождение по мукам русских казённых денег: из 1,5 процента они попадают тем, кто хочет строить по 6 процентов, но муки при этом не испытывают те, кто пропускает казённые деньги, а муки относятся к русскому народу, который это явление должен оплачивать из своих скудных средств. По, господа, это относится к области частных предприятий, которым до известной степени министерство наше полагает препоны, а вот казённые займы, может быть, совершаются выгоднее? 11астоящих займов, прямых, за это время не было совершено, по конверсиям я не буду их приводить; последний прямой заём был в 1909 году, когда был заключён крупный заём по нарицательной 525 000 000 рублей. (Голоса слева.) Я сейчас перейду к вам!

Очень подробно в прениях по бюджету в 1909 году эту тему развил мой противник депутат Шингарёв, к авторитету которого я и обращаюсь, ибо нет ничего приятнее, как основываться на словах своих политических противников. Вот что сообщил он и что не было опровергнуто последующими трёхчасовыми речами господина министра финансов, вот что сообщил нам господин Шингарёв. В 1909 году выпускной курс займа был объявлен в 89,25. Комиссии взяли банки, одни ли банки или ещё кто-нибудь, я не знаю, взяли комиссии 3,75; Франция взяла гербового сбора 2 процента и мелких расходов около 0,5 процента, так что русское государственное казначейство получило вместо 100 рублей 83 рубля: таким образом, вместо 525 000 000 рублей русское государство получило 435 000 000 рублей, потеряло 90 000 000 рублей. И по этой операции, на которой потеряно 90 000 000 рублей, министр финансов, возражая депутату Шингарёву и пользуясь в то время, к сожалению, поддержкой в виде рукоплесканий с правой стороны, - объективность меня заставляет это напоминать с глубоким прискорбием - дал следующее объяснение: что никакие кудесники мира не могли бы сделать лучше, - лучше, чем сделал этот заём министр финансов Коковцов, нельзя было сделать, а именно вместо 100 получить 83 целковых и считать это идеальнейшей операцией, потерять 90 000 000 рублей денег и ликовать. А почему же нельзя было лучше сделать? Л потому, что те, кто имеет деньги, те единственные заимодавцы на крупные суммы, которые ими обладают, они сами несут большие расходы и являются наиболее требовательными. "В бюджетную комиссию я представил сведения, - это слова министра финансов, - о том, что из 3,75 процента комиссии чистый доход синдиката банкиров был только 1,32 процента". Я не знаю, как понимать эту фразу, что чистый доход банкиров был 1,32 процента, а комиссия была 3,75 процента: значит ли, что разница между 3,75 процента и 1,5 процента уже относится к области нечистых доходов, или же, наоборот, это значит что-нибудь другое, а также можно ли считать чистым доходом эти 1,32 процента, которые банкиры получают? Я в это не вхожу, я принимаю на веру все эти утверждения министра финансов того времени, но должен, правда, запоздало принести мои комплименты.

Я обращаю ваше внимание, что министр финансов признавал существование синдиката банкиров, уже, господа, четыре года тому назад синдикат был, и министр со свойственной ему проникновенностью настолько эти операции синдиката расследовал, что ему стал известен точный доход, чистый доход, который эти синдикатчики получили, он всё своим проникновенным взором пронзил и всё исследовал, самые интимные стороны синдикатских операций ему были известны. Но, господа, червь сомнения будет точить вас: точно ли это так уж хорошо было платить и так ли необходимо было платить 3,75 процента одной комиссии, ведь это с 500 ООО 000, господа, около 20 000 000, что-то в этом роде, точно ли это было необходимо?

Обращаюсь к нелицеприятной истории. Оказывается, при министре Вышнеградском, который был, господа, тоже ведь большим финансистом, и о нём были разные мнения, в особенности в эпоху его управления частными предприятиями, но при нём комиссия не возвышалась выше 1,75-2 процентов, даже сам Витте, этот маг и волшебник финансовых операций, и тот не допускал комиссию выше 2,5-2,75 процента, так что в этом отношении рекорд, безусловно, побит ныне здравствующим министром финансов, в отношении размера комиссии этого действительно никакие кудесники лучше уже не сделают. Я не знаю, но приходится слышать в обществе, и я просил бы директора Особенной канцелярии по кредитной части, буде он найдёт возможным, разъяснить эти слухи, за верность которых я не ручаюсь, а именно будто бы чины Особенной канцелярии по кредитной части получают проценты от всякого заключённого займа и от всякого погашенного займа, конечно, получают от банкиров, получают совершенно прямым определённым путём, но всё-гаки будто бы получают. Какой процент они получают, если получают? Это мне чрезвычайно желательно было бы выяснить, дабы устранить эти упорные слухи, которым я, признаться, не хотел бы верить.

Затем в словах министра финансов, которые полезно теперь вспомнить, указывается, что такие, по-нашему, по-обывательски, ужасные условия, как получение за 100 рублей 83 рублей, что такие ужасные условия вызывались стихийными явлениями, говорил министр, а главное, недоверием в то время кредиту России. Он, правда, общее недоверие отрицал, но вот этакое недоверие, специальное, этих монополистов, взаимодавцев, признавал. Господа, подумайте только, людям дарят за то, что они старые, матёрые фирмы, русские деньги, ведь это подарок - давать деньги, когда учёт официальный 5- 6 процентов, давать им по 1 -1,5 процента. И они, получая сотни миллионов от России, ещё смеют не доверять, ещё смеют с нас же брать громадные проценты за своё доверие, и при этом, господа, они нам же часто посылают наши же деньги! Наши же деньги нам посылают, нам же не доверяют, с нас же берут громадную комиссию - положение, господа, хуже губернаторского!

Здесь были приведены оратором из центра, кажется, я забыл... да, несомненно, господином Каразиным весьма любопытные цифры, которые ускользнули от моего внимания раньше, и я был очень рад их выслушать из его речи. Он указывал, что Государственный банк получает чистой прибыли в 1912 году 32 000 000 рублей, что- то в этом роде, и сравнивал с прибылью этих обществ взаимного кредита к невыгоде Государственного банка. Я вообще присоединяюсь к выводам почтенного оратора, но меня заинтересовало следующее сопоставление. Когда четыре года тому назад вопрос зашёл о мелком мошенничестве в Государственном банке, на сумму 260 000 рублей, то министр финансов, желая иллюстрировать ничтожность этой украденной суммы, сказал, что стоит ли говорить об этой сумме, когда на приходе Государственного банка за год 25 000 000 000 рублей? Это было четыре года тому назад. Вероятно, с тех пор приходные операции, как и расходные, конечно, увеличились, так что, я думаю, я уменьшаю, а не преувеличиваю, если предположу, что на приход Государственного банка в год проходят теперь не менее 32 000 000 000 рублей, а, вероятно, гораздо более. Но если так, а прибыль 32 000 000 рублей, то ведь это составляет примерно одну тысячную от приходной суммы. Вот интересно бы сопоставить это с деятельностью частных банков, коммерческих, и всяких иностранных, правительственных даже: такая ли зависимость существует и везде ли? Или это признаётся нормальным, чтобы при суммах расхода до 32 000 000 000 рублей давалось только 32 000 000 рублей чистой прибыли? Я думаю, что вывод будет весьма неутешительный для нашего Государственного банка.

В записке министра финансов, приложенной к бюджету на 1913 год, сказано с чувством удовлетворения - ибо и вся записка писалась с чувством глубокого удовлетворения министром деятельностью своего министерства, - сказано там, что Государственный банк мало-помалу становится тем, чем он должен быть: банком для банков. А так как коммерческие банки в России, как и везде, суть банки иудейские, то в этой мысли и выражается признание, что обязанности и функция Государственного банка заключаются, в сущности, в обслуживании банком коммерческого кредита и в обслуживании иудейских коммерческих банков.

Здесь, господа, я не стану повторять всего того, что говорилось по поводу деятельности Государственного банка, о том, что он покровительствует только посредничеству, занимается переучётом векселей и очень мало занимается операциями прямыми, не желая иметь дело с производителями, всё это уж было достаточно сообщено, я не буду этого касаться. Я коснусь другой области, а именно той, которую возбуждал в одной из своих речей член Думы Стемпковский, - темы свободы, которую проявляет Государственный банк в своих рас-ходах на строительные операции. Вы знаете, уже почти 100 000 000 рублей решено затратить на постройку Государственным банком элеваторов. Я не буду касаться того, правильно или неправильно Государственный банк это делает, но я обращаю ваше внимание на следующее: трата в 80 000 000 рублей, почти в 100 000 000 рублей проходит совершенно свободно, министр финансов нашел это полезным и тратит 100 000 000 рублей на постройку элеваторов. А вы сравните, господа, такую государственную надобность, как постройка броненосцев, ведь по поводу её годами шли споры, вносились в Совет министров, Совет министров рассматривал, отказывал, думал, в Думу несколько раз вносили, Дума отказывалась от этих расходов, наконец согласились, идёт в Государственный Совет, в следующие инстанции и т. д., и в конце концов только разрешают постройку этих броненосцев, а тут банк черпает свободной рукою деньги, которые наживает государство, все казённые деньги служат объектом операций Государственного банка, и без всякого разрешения, без всякого особого постановления эти деньги тратятся так, как министру финансов угодно! Я, собственно, считаю, что это весьма скромно, что он пока строит элеваторы, но с таким же основанием он мог строить железные дороги или броненосцы, потому что Государственный банк может строить и броненосцы, и, по-видимому, министр финансов будет считать это с формальной точки зрения нормальным.

Вот этакое исключительное положение Министерства финансов является положительно аномалией, положительно недопустимым беспорядком! Правда, в законе нет воспрещения, закон предоставляет Государственному банку право на строительные операции, на этом основании министр финансов может начать строить Вавилонскую башню, что угодно, потому что действительно не сказано, до каких же пределов можно затрачивать деньги, до каких же сумм можно свободно тратить. Всё предоставляется произвольному и свободному усмотрению одного министра финансов и больше никого. Я, собственно, повторил ту мысль, которую сам министр развивал, оппонируя бюджетной комиссии. Я-то знаю, что над министром финансов есть власть, которая может его увлечение остановить, но сам-то он, по-видимому, об этом забывает, ибо иначе я не могу понять его заявления. Когда здесь раздавались нападки по поводу деятельности Государственного банка, самовольно начавшего строить элеваторы, министр -- вы все помните - сказал так: "Я вам заявляю открыто: если Государственная Дума и Государственный Совет внесут пожелание о том, чтобы я прекратил эту деятельность по постройке элеваторов, я немедленно их продам". Какой, господа, тон полного хозяина! Очевидно, нет другой власти, которая могла бы помешать ему: пожелал строить - строит, но если он пожелает послушаться Думы и Совета - он продаст, никого спрашивать, по-видимому, не будет, ибо об этом не было ни малейшего сообщения. Я лично думаю, что он не продаст, пока не последует на это Всемилостивейшего приказания Его Императорского Величества, но сам он об этом слишком забывает, ибо так редактирует свои ответы, что можно думать, что он может действовать помимо раз-решения Его Императорского Величества и продавать казённое имущество на 100 000 000 рублей. Кому бы продал он его, если бы он осуществил своё обещание? Очевидно, господа, тем же коммерческим банкам — значит, в частные руки.

Что же это такое? С каким явлением имеем мы дело? Это, господа, самоуправство, которое возведено в идею, в принцип. Когда я желал характеризовать неравномерное отношение, проявляемое органами государственной власти в деле кредита, когда я указывал, что сельское хозяйство получает ничтожную часть в сравнении с торговлей и промышленностью, то я сказал, что один из примеров подобного неправильного отношения к кредиту представляет из себя поляковская эпопея. Когда я это говорил, то я, конечно, не думал даже, что общеизвестный факт времён уже минувших может быть оспариваем. Мне казалось настолько общеизвестным, что поляковская эпопея заключалась в том именно, что Государственный банк неправильно кредитовал зарвавшихся финансистов, что возражение министра финансов явилось для меня совершенно неожиданным, тем более что я, по-видимому, подвергся упрёку, что допустил, как можно было понять между строк, даже умышленно, три ошибки в одной фразе. Я, впрочем, теперь благодарен министру финансов за то, что он меня заставил возобновить в своей памяти подробности этой эпопеи поляковской и теперь, уже с документами в руках и со ссылками на источники, представить её вашему вниманию, и вы, господа, обсудите, сделал ли я тогда даже одну ошибку, а не то что три, и не сделал ли кто-нибудь умышленных ошибок гораздо больше, чем три, в этом споре.

На другой день после этого препирательства на ка-федре в Государственной Думе во всеми вами читаемой газетке, именуемой "Биржевая вечерняя газета", а в просторечье - "Биржовка", в органе, как известно, высокоавторитетного финансиста бывших времён, ныне находящегося фактически не у дел, появилась официозная заметка, которая трактовала не только факты из этой эпохи, но говорила, что думал и как в своей душе относился граф Витте, тогдашний министр финансов, к этому делу. Очевидно, это был или сам он, или лицо, знающее его внутренние помыслы, ибо иначе нельзя было писать. Эта заметка, господа, не была опровергнута нашим Осведомительным бюро, вообще не была опровергнута. Там устанавливаются следующие факты: во-первых, что ссуда Полякову была выдана вовсе не 30 000 000 рублей в первый раз, а гораздо в меньшей сумме, не сказано, в какой сумме, но, по-видимому, в несколько миллионов, затем деньги были выданы в распоряжение финансового комитета под председательством покойного статс-секретаря Сольского, и наконец, что бывший министр финансов Витте колебался дать эту ссуду, имел к тому основания и передал это на разрешение финансового комитета, который в то время имел решающее значение, а не только не был органом совещательным, как ныне, и затем - что дальнейшая выдача происходила в течение долгого ряда лег позже, причём сказано, что меньшая часть суммы в 30 000 000 рублей выдана при министре финансов Витте, а большая часть выдана при последующих министрах, и в том числе при нынешнем министре Коковцове.

Вот сопоставьте это авторитетное сообщение "Биржовки" с тем, что говорил нам, опровергая мой пример, министр финансов. Во-первых, он сказал: я не выдавал этих денег, - оказывается, он их выдавал. Он говорил: их выдал Великий князь Сергей Александрович, - оказывается, их не выдавал Великий князь, а выдал финансовый комитет под председательством Сольского. Затем он сказал: неверно говорил Марков, что Соединённый банк был создан для сокрытия пропажи денег из банка Полякова, он был создан для того, чтобы поправить дела этих готовых лопнуть банков. По этому поводу имеется брошюра Шмакова, которая у вас всех в своё время была; вы её, может быть, забыли, я напомню вам несколько выдержек, озаглавлена она "Дело Соединённого банка".

Шмаков был адвокатом, который вёл дело ограбленных, по его выражению, акционеров этих банков и который протестовал в судебном порядке против этого соединения и превращения трёх готовых лопнуть поляковских банков в один общий, ныне здоровый Соединённый банк. Вот что пишет господин Шмаков: "Представлялось сомнительным, чтобы из 18 000 000 рублей долгов Лазаря Полякова даже 8 500 000 рублей были обеспечены; портфель обеспечения Московского международного банка являлся в большинстве безнадёжным, причём не следует забывать, что из этого портфеля долги Полякова не были ничем обеспечены, на сумму 9 632 000 рублей никакого обеспечения. При таких условиях началось воспособление делам Полякова, к которому стал благосклонно относиться Государственный банк, сперва по онкольным счетам и переучётам векселей, затем и на особых началах: никаких сроков не установлено для расценок обеспечения, но даже о самых категориях оного не наблюдалось никакого ригоризма. Даже более того, оставаясь, по-видимому, исключительно в сфере государственной, Государственный банк тщательно оберегал портфель Полякова от несвоевременной реализации, дабы избежать падения курса, не допускал продажи обеспечения, притом отнюдь не только у себя, но и в банках, достигнувших теперь всё покрывающего слияния. Государственный банк выкупил акции Московского земельного банка за Полякова у иностранных банкиров и сверх того выдавал ему миллионы рублей в ссуду на особых началах под залог акций и паёв разных его предприятий, в том числе Московского международного банка".

Затем, когда шли эти выдачи в течение долгого ряда лет заведомо разорившемуся банкиру, уже должному 18 000 000 рублей, из коих 9 500 000 рублей были ничем не обеспечены, и когда этот банкир дошёл до того, что гербовый сбор - в чём упрекают не банкиров, а пас, грешных, - на миллионы рублей не был оплачен, в это время была устроена ликвидация этих готовых лопнуть разорённых Поляковым банков и слияние их в Соединённый банк. Это произошло при деятельном участии Министерства финансов. Поляковские акции были все заложены, и в 1908 году, как удостоверяет Шмаков и те, кто поручил ему вести дело, поляковские акции стоили, это подтверждается документально, не более 50 рублей, а заложены были они в Государственном банке по цене около 250 рублей - значит, акции уже в пять раз менее стоили, чем было получено под них ссуд государственной казны. Я вас спрашиваю: была ли это пропажа казённых денег пли не была? Если казна выдала под залог акцию 250 рублей, а она становится по официальному удостоверению стоящей 50 рублей, правильно ли говорит обыватель, что казённые деньги пропали безнадёжно? Да, и в то время, конечно, не только Москва, но вся Россия считала, что долги за Поляковым пропали, и они действительно в то время пропали.

Но Министерство финансов того времени было чрезвычайно могущественно, для него оказались возможными действия недопустимые, невозможные ни для какого другого министерства ни в какой стране, и произошло то, что называется ограблением акционеров поляковских банков. Несмотря на то что все акции Полякова были в залоге, следовательно, ему уже не принадлежали, не принадлежали его торговому дому, не принадлежали его семье, было устроено подставное, фиктивное собрание акционеров, которые предъявили вот эти самые заложенные акции. Предъявить их они не могли, если не получили их из Государственного банка и из других банков, где они находились в залоге, так что если эти акции были предъявлены фактически, то произошло несомненное преступление агентов Государственного банка, если не кого повыше, по, скорее всего, эти "акционеры" не предъявляли никаких акций, а предъявили фальшивые удостоверения; вот и люди, которые в то время не имели никакого имущества, люди, которые имели десятки миллионов долга, фиктивным расписанием акций между людьми, ничего общего с этими предприятиями не имеющими, составили фиктивное акционерное собрание, которое постановило, как я вам уже говорил раньше, объявить в балансе складочный капитал Московского международного банка вместо 10 000 000 рублей 2 000 000 рублей, т. е. сразу скостили три четверти складочного капитала и этим уничтожили поляковскую недохватку или, лучше сказать, растрату, - устроили Соединённый банк, который у себя в баланс записал не 10 000 000 рублей, а 2 000 000 рублей складочного капитала, и пошло как по маслу после этого ограбление акционеров, и при сей оказии было выбрано несколько чиновников Министерства финансов директорами нового Соединённого банка. Таким образом, всё было сделано к общему удовольствию, если не считать владельцев акций поляковских банков, которые были разорены.

И вот теперь министр финансов говорит: казённые деньги вернулись. Да, они вернулись, хотя, по-видимому, не вполне вернулись, по-видимому, проценты всё-таки пропали, быть может, и капитал не весь вернулся: теперь я стал относиться с большим сомнением к заявлениям фактического свойства нашего министра финансов. Во всяком случае, если казённый капитал вернулся, то вернулся только после того, как благодаря мерам Министерства финансов был допущен дневной грабёж акционеров старых поляковских банков, после того, как была сделана экспроприация с помощью государственных чиновников, и хвалиться подобным возвращением казённых долгов по меньшей мере не следовало бы. Я уже приводил классическую фразу о "мелком мошенничестве па сумму 260 000 рублей". Подобно тому, как это печальное обстоятельство заслуживало со стороны.., (Голос слева: "Довольно!") Вы, господа, кажется, хотите защитить мошенничество на сумму 260 000? (Голос слева: "Нет, пожалуйста!"; смех.)

Я, господа, хочу только сказать, что кроме этой классической фразы, где министр старался обратить в пустяк такую серьёзную кражу, мы присутствуем при целом ряде подобных заявлений. Когда в бюджетной комиссии указывалось на перерасход в полмиллиона рублей при постройке Варшавской конторы Государственного банка, то министр финансов дал объяснение, противоположное объяснению, данному по этому вопросу Государственным контролёром Харитоновым: министр указывал, будто бы перерасход произошёл в силу подъёма цен, а Государственный контролёр Харитонов говорил, что перерасход произошёл потому, что заведующий постройкой позволил себе работы, не разрешённые сметой. Когда я спросил: "Значит, здесь было превышение власти?", господин Харитонов ответил: "Да, но привлекать к суду можно только с согласия начальника". Таким образом, в ответе Государственного контролёра заключалась мысль, что нужно было привлечь к суду, но привлечь было нельзя, ибо министр финансов не желал привлекать. То же самое и с заамурской эпопеей, которая разыгралась недавно: мы видим явное взяточничество, и министр финансов принимает меры не к тому, чтобы раскрыть, а к тому, чтобы пострадали раскрывшие зло, к тому, чтобы дело затушить, и даже отрицал самый факт злоупотреблений.

Чхеидзе Н. С. Молодец, Марков!

Марков Н. Е. Член Государственной Думы Замысловский приводил целый ряд фактов о деятельности господина Афанасьева по Киевской конторе Государственного банка, и по этому поводу мы встречаемся или с молчанием, или с желанием это дело представить в фактически неверном виде.

Вообще, оценка этих заявлений министра финансов приводит, господа, нас к печальному выводу, что он единственный, пожалуй, среди наших министров в случае возможных во всяком ведомстве беспорядков, зло-употреблений принимает все меры не к тому, чтобы их покарать и раскрыть, а к тому, чтобы скрыть от общего внимания и чтобы это не стало достоянием гласности. (Рукоплескания справа.)

Председательствующий. Член Государственной Думы Марков 2-й, срок вашей речи истекает.

Марков Н. Е. У меня пять минут. (Слева голоса: "Просим!") К сожалению, я должен закончить речь несколько раньше, поэтому опущу то, что хотел ещё сказать, и перейду к заключению.

Вообще, господа, я далёк от того, чтобы обвинять в непорядках и злоупотреблениях, которые представляются перед нашим умственным взором в делах этого тёмного царства, именуемого Министерством финансов, одно лицо, т. е. нынешнего министра финансов; несомненно, зло накоплялось исторически, в особенности это зло стало накопляться со времени Вышнеградского и Витте, но должен оттенить, что является новый признак, очень угрожающий. И прежде зло было, но прежде всё-таки хотя бы внешне старались бороться, а теперь, господа, порок стал циничным, теперь стала появляться похвальба неправильной деятельности целых отделов своего ведомства. Теперь замечается некоторое самоослепление, некоторая самовлюблённость, чего раньше не замечалось, и кроме того, замечается опьянение химерами нашего пьяного бюджета (голоса слева: "Ай да Марков!"), что в особенности нехорошо.

Чхеидзе П. С. Совершенно верно!

Марков Н. Е. Господа, замечается и нежелание нашего Министерства финансов считаться с первейшими и насущнейшими экономическими нуждами народа.

Чхеидзе П. С. Совершенно верно!

Титов И. В. И это у всех!

Марков Н. Е. И это, господа, до того ясно, что в здешнем столпотворении вавилонском, где имеются представители взаимно отрицающих течений, и то наблюдалось нечто отрадное, наблюдалась наконец та дружная, единодушная работа, к которой нас призывал министр финансов Коковцов. Вы заметьте, господа, - как только заканчиваем мы любой отдел его деятельности, то при всей взаимной ненависти, при всём взаимном нежелании соглашаться мы приходим к соглашению, мы все вынуждены соглашаться. Министр совершил чудо, господа, он объединил Четвёртую Государственную Думу в одном порыве, и этот один порыв, господа, гласит; "Красть нельзя!" (Голоса слева: "В отставку!")

Чхеидзе Н. С. Позвольте вашу руку!

Председательствующий. Член Государственной Думы Марков 2-й, будьте осторожнее в выражениях!

Марков Н. Е. На этом, господа, мы ещё, к счастью, покамест сходимся. Министр финансов упрекал нас в том, что правые высказали в первый раз в жизни здравую мысль, в первый раз за пять лег выслушал министр финансов здравую мысль с правой стороны. Господа, я должен сказать, что если с правой стороны господин министр финансов никогда раньше не слышал ни одной здравой мысли, то теперь авторитеты левой стороны подкрепляют наши мысли, теперь ведь те, кому верил господин министр, тоже стоят не на его стороне, теперь и левая сторона говорит то же, что правая, и если мы, правые, выражаем нездоровые мысли, то и левые выражают нездоровые мысли, - все, значит, больны, здоров только один министр финансов! Затем для того, чтобы не было недоразумений, для того, чтобы не было извращений моих слов, я должен заявить, что мои слова - "красть нельзя" - относились не к какой-нибудь личности или целому ведомству, а означали лишь, что нельзя красть в ведомствах безнаказанно. Я это сказал после того, как перечислил ряд определённых фактов, и прошу, господа, если будет покушение с негодными средствами на извращение смысла моей речи, то вы, господа, если уважаете звание члена Государственной Думы, поддержите меня, не позвольте исказить, извратить мои слова. (Справа рукоплескания, слева смех и возгласы: "А, а, а!")

* * *

Речи И. Е. Маркова были резкие, эмоциональные, подчас грубые, с личными выпадами против оппонентов. В. Н. Коковцов так вспоминал эпизод, связанный с публикуемым выступлением Маркова, посвященным проекту бюджета на 1913 год: "Конечно, запевалой явился, как всегда, Шингарёв. К нему пришёл на помощь Коновалов, повторявший, впрочем, всё те же избитые либеральные мысли, но зато в резкой оппозиции ко мне встала правая половина Думы в лице националиста Савенко и крайнего правого Маркова 2-го. Мне пришлось вторично выступить в общих прениях и большое место пришлось уделить именно последним ораторам, и в частности Маркову, который, критикуя деятельность Министерства финансов, свёл всю остроту своей речи на еврейский вопрос, выдвинул так называемое поляковское дело, обвинив министерство в явном потворстве евреям в ущерб государству, и приплёл неизвестно почему имя Великого князя Сергея Александровича, который погиб, по его словам, за борьбу против евреев и никогда бы не допустил такой благотворительности в пользу Полякова... Мне пришлось возражать Маркову как раз в день моего выезда на Романовские торжества, 12-го мая... Возражал мне Марков уже две недели спустя, когда я оставался ещё в Москве, и отплатил мне за мою критику бессмысленным окриком, обращённым заочно ко мне: "А я скажу министру финансов просто - красть нельзя!" Что хотел он этим сказать - остаётся на совести оратора, но удивительно, что никто в Думе, пи председательствовавший товарищ Председателя Князь Волконский, никто из членов, решительно никто не поднял голоса против этой невероятной выходки... А из этого разгорелся особый инцидент, который представлял тоже некоторые особенности, характерные для людей того времени.

Я прочитал речь Маркова в вагоне, возвращаясь из Москвы. Это было в воскресенье, 28 или 29 мая 1913 года. В тот же день ко мне приехал на дачу Князь Волконский, который заявил, что приехал принести извинение за то, что он "проспал выходку Маркова, и если я желаю, то он готов подать в отставку". Я сказан ему. что извинение нужно приносить не у меня в кабинете, а с кафедры Думы и что отставка его зависит вовсе не от меня. Волконский ответил мне, что он и сам хорошо понимает, что на нём лежит прямой долг исправить допущенную им ошибку, по что ему не позволяет этого сделать ни Председатель Думы Родзянко, ни Совет старейшин.

В тот же день у меня был и Родзянко, спрашивая меня, как предполагаю я реагировать на выходку Маркова и на оплошность Волконского. Я разъяснил ему, что оскорбляться на слова Маркова я не намерен, но что дело касается вовсе не лично меня, а всего правительства и решение моё будет целиком зависеть от того, как отнесётся Государь к тому факту, что оскорбление, нанесённое председателю Совета, министру финансов, не вызвало никаких действий со стороны Председателя Думы.

На его вопрос, что я могу ему посоветовать, потому что он и сам понимает всю неправельность поведения Волконского, я сказал ему, что вне придания характера личной обиды словам Маркова я на месте его нашёл бы очень простой и для всех безобидный выход: воспользовался бы первым Общим собранием Думы и сказал бы самым спокойным образом, что на одном из предшествующих заседаний одним из членов Думы было употреблено по адресу одного из членов правительства совершенно недопустимое в прениях представительных учреждений выражение и что он, Председатель, надеется, что такое обстоятельство больше не повторится в стенах Государственной Думы".

Однако Родзянко не смог сдержать обещания. В итоге министры отказались приезжать в Думу, пока Марков не принёс официальных извинений.

Избранные выступления депутатов Государственной Думы с 1906 года до наших дней / Под общей ред. С.Е. Нарышкина. М., 2013, с. 96-106.