Шульгин В. В. О законопроекте о реформе местного суда (Из стенограммы заседания 7 декабря 1909 года)

Шульгин В. В., Русская национальная фракция.

Хотя вы (обращаясь влево) выражаете ваши мысли в несколько непарламентской форме (смех слева и голоса: "Вот как!"), но тем не менее я глубоко счастлив услышать это от вас. Я счастлив, что вы говорите, что это ложь, потому что, значит, вы изменились, и слава Богу! (Шум слева, рукоплескания справа.) И мне глубоко вас жаль, господа! Вы можете сердиться, говорить что вам угодно и кричать с места, но мне глубоко вас жаль, потому что я всё-таки думаю, что, несмотря на все различия наших партийных воззрений, вы могли бы быть той левой частью русского общества, которая по-своему, иначе, чем мы, но всё-таки служила бы национальной русской идее. Профессор Милюков, Шингарёв и масса других - ведь это же русские люди, и что же, разве не тяжело и не горько, когда мы сплошь да рядом видим, что вы не партия "народной свободы", а партия "винаверских молодцов"?! (Смех слева, рукоплескания справа.)

Итак, господа, я считаю исчерпанным и второй вопрос: считаю, что ассимиляция не может быть беспредельной, считаю, что в настоящую минуту процесс ассимиляции прекратился и идёт речь не о том, чтобы инородцев сделать русскими, а, наоборот, инородцы стараются нас сделать инородцами. Теперь что же дальше? Как я себе представляю в дальнейшем разрешение этого вопроса? Я считаю, что тут путь может быть только один, а именно надо накопить русских культурных сил. И для этой цели должны, господа, служить как меры государственные, так и в особенности меры общественной самопомощи, потому что напрасно думать, что одни государственные меры могут решить тот вопрос, - они могут создать только возможность, только канву, на которой мы должны вышить узор. Но помните, господа, у нас должно быть совершенно ясное сознание, что когда делается какое-нибудь хорошее дело, будь это хороший плуг или вдохновенная статья, или если вы просто хороший чиновник или добросовестный адвокат, если мы русские, то мы делаем именно русское дело, когда мы делаем его хорошо, потому что мы увеличиваем возможность борьбы за существование русских, потому что мы приближаем ту гордую минуту, когда мы, в сознании своей силы, веря в свою судьбу, можем сказать всем инородцам, которые живут на нашей широкой равнине: "Настежь двери, пожалуйте бороться с нами, кто может!" - и тогда снова наступит процесс ассимиляции того, что может быть ассимилировано, и наступит процесс симбиоза, т. е. мирного сожития с теми, кто хочет с нами жить рядом, и, наконец, победоносная борьба с тем, что нам органически враждебно.

Теперь, господа, позвольте мне сказать несколько слов об украинском вопросе. Здесь, господа, было сказано, что украинцы требуют введения украинского языка в судах. Мне кажется, здесь, в этом коротком утверждении, две ошибки: во-первых, требуют не украинцы, а во-вторых, не украинского языка. Не украинцы требуют, господа, а требует та небольшая горсть политически свихнувшихся людей, которой пришла в голову совершенно противоестественная мысль разделить то, что соединено историей. Но, господа, грешно разъединять то, что Богом соединено. Я не знаю, суеверен ли профессор Лучицкий, но всё-таки я, когда он приедет в Киев, советовал бы ему не очень близко в лунную ночь подходить к памятнику Богдана Хмельницкого, на котором написано: "Волим под царя восточного православного". (Голоса справа: "Браво!") Впрочем, я могу утешить немножко профессора Лучицкого, что если с ним случится какой-нибудь казус этой лунной ночью, если тяжёлая гетманская булава его как-нибудь затронет, то он может ехать в Варшаву или в Вену, и там его утешат, приласкают, приголубят, даже вылечат за общественный счёт. (Смех справа и голоса: "Браво, великолепно!")

Господа, данный вопрос не представляет никакой трудности, потому что когда говорят о том, доступен ли язык такой-то массе населения, то обыкновенно пет опыта в этом вопросе, у нас же опыт есть колоссальный, ведь судебные-то учреждения, и окружные суды, и мировые суды, действуют в нашем крае бог знает сколько лет. И что же? Вот вы тут распинаетесь за эту вашу идею: привели ли вы хоть какое-нибудь одно доказательство того, что кто-нибудь когда-нибудь жаловался, или хоть какой-нибудь один случай недоразумения или непонимания на суде? Слышали ли вы когда-нибудь об украинских переводчиках? Я не слышал. (Смех справа.) Я знаю, что к нам приезжают люди хотя бы из Архангельской, Вологодской или из какой-нибудь ещё губернии и через месяц или через полтора месяца великолепно осваиваются с этим языком, прекрасно сами понимают все, что говорят наши хохлы. Неужели же вы полагаете, что хохлы в судах говорят кацапским языком? Ничего подобного, они приходят и говорят себе по-простому, т. е. своим языком, судья их великолепно понимает, а если двух-трёх слов не поймут - им сейчас же объяснят, и никаких затруднений это не вызывает.

Теперь, господа, вторая ошибка: говорят, что требуют введения украинского языка. Нет, господа, вовсе не украинского языка, или, как мы называем, украинского наречия, т. к. того наречия, на котором говорят сейчас на Украине, вовсе нет, - хотят ввести тот тарабарский язык, который сочинили профессор Лучицкий и все иже с ним. Я вам скажу, в чём тут секрет. Тут дело очень простое: дело в том, что все эти люди - необычайные графоманы, все они пишут книги, которых никто не читает, но, как авторы, они желали бы, чтобы их читали. Они думают, что если они введут эту польско-австрийскую тарабарщину, гак сейчас же начнут покупать и читать их книжки, для того чтобы понимать то, что говорят в судах. Но я могу их успокоить: эта литература так написана, что всё равно её читать не будут. (Смех справа.) И в противовес профессору Лучицкому от лица Киева, от лица Волыни, от лица Подолии, от лица всего этого чудного края, лучше которого, быть может, нет на земном шаре, от лица этого края, за который и в котором, если на него покусится чья-нибудь рука, мы готовы тысячу раз сложить свои головы, - от лица всего этого края мы объявляем вам нижеследующее: мы глубоко любим и ценим то прекрасное наречие, на котором говорит наш народ, мы были бы глубоко обижены, оскорблены и огорчены, если бы в один прекрасный день он заговорил по-московски или по-волжски; мы бесконечно благодарны Шевченко, который дал чудные образцы этой речи; мы уважаем Кулеша, Антоновича, Юзефовича, Новицкого, Левицкого, Иванишева и многих других учёных, которые занимались специально историей нашего края; мы благодарны Лисенко, который взлелеял дивные малоросские мелодии, наконец, мы никогда не забудем несравненных артистов - Кропивницкого, Садовского, Саксаганского, Марию Заньковецкую, в которую многие из нас влюблены и по настоящую пору, но, господа, мы считаем, что все они - это красивый, прекрасный пьедестал для того великого хохла, который носил имя Гоголя, потому что, господа, чрез Гоголя мы перестали быть эгоистами, чрез Гоголя мы перестали себялюбиво наслаждаться всеми теми сокровищами, которые даёт нам Малороссия. Мы, господа, идя по этому пути, приносим вам, северянам, нашим родным братьям, вам, северянам, которые часто живут в условиях худших, чем мы, в странах холодных, туманных, бедных, мы приносим вам самое лучшее, что взлелеяли в нашей душе горячее солнце, мощная земля и роскошная природа. (Граф Бобринский 2-й, с места: «Браво!») Мы, господа, верим, что и впредь это будет так. Мы думаем, что все вместе мы будем творить и дальше этот дивный русский язык!

И здесь, господа, я не буду вступать в филологические споры, потому что, если вы только тронете этот вопрос, станете говорить о том, что такое этот украинский язык, есть ли это язык или наречие, вы вступите в такую абракадабру, в такой лес, где ничего нельзя разобрать, потому что ещё до сих пор учёные спорят о том, на каком языке написано "Слово о полку Игореве" - на западно-русском или восточно-русском, это ещё не решено и до сих пор. Но я утверждаю, что тот литературный и государственный русский язык, на котором мы сейчас говорим, нельзя называть великорусским, это есть общерусский язык, и вот по какой простой причине. Если вы, господа, считаете историю России 1000 лет, то я вам скажу, что из этих 1000 лет 800 лет мы творили этот язык вместе и только 200 лет западная часть России не принимала в нём участия. И чтобы это вам доказать, я могу вам указать следующие данные. До начала 16-го века язык актов восточной и западной Руси совершенно мало различался, и это говорю не я, а это говорит профессор Иванишев в "Архиве Юго-Западной России". И вот позвольте вам, например, прочесть несколько слов - выдержка не будет длинная - из акта 1529 года, с которым король польский обращается, словом, это западный акт: "Сам Жикшмонт, Божю милостью король Полский, великий князь Литовский, Руский, Княжа Пруское, Жомонтский и иных. Воеводе Киевскому, подчашому нашому, наместнику Мозырскому и Вруцкому, пану Юрью МикрЛаевичу Рвдоволовичу и иным воеводам нашим, кто и на потом будет от нас Киев держати. Бил нам чолом игумен и вси старцы монастыря святого Николы Пустынского с Киева, и повадили перед нами, штож дворянин наш..." Господа, вы слышите, это начало 16-го века, это акт, обращённый к западной Руси: он совершенно тем же языком написан, к которому вы привыкли в актах восточной Руси. И даже в 16-м веке ещё имеется Литовский Статут, тот Литовский Статут, в котором нет ни одного литовского слова, ни одного литовского закона, потому что Статут юго-западной Руси написан тем же языком. Но всё же в 16-м веке этот русский язык сильно начал полонизоваться, в 17-м веке он даже был совершенно утрачен как государственный язык. Значит, в эти два века действительно западная Русь не принимала участия в составлении нашего общего государственного языка, но начиная с Петра Великого это влияние очень сильно, и опять южная Русь начинает участвовать в культурной жизни всей России, и в ту минуту, когда этот язык окончательно формировался, окончательно приобретал свою последнюю красоту, в его выработке участвовал такой мощный человек, как Гоголь. Позвольте мне ещё прочесть вам маленькую выдержку со стороны, которая скорее бы стояла на вашей точке зрения, потому что это польский историк Сарчинский, вот что он говорит: "Небольшие отличия в говоре, встречающиеся у русских в Червонной, Белой. Чёрной, Малой н Великой Руси, не уничтожают характера языка, этот язык, как говорит Шлецер, везде русский. Язык польский, на котором говорят в Великой Польше, в Малой Польше, в Мазовии и Пруссии, имеет отличия, несмотря на то что на письме не делается отличия между языками великопольским, малопольским и мазовецким". Вот вам свидетельство поляка.

Что же касается тех, по-моему, не особенно удачных экскурсий, которые делал член Думы Родичев в область отдельных выражений, то я утверждаю, что в Российской Империи есть сто говоров, и вы можете, посмотревши в словарь Даля, найти сколько угодно совершенно непонятных выражений одной части для другой; так, например, вот если бы я вам сказал: "В пятницу мы слышали ченушку", то вы подумали бы, что в пятницу

мы слышали маленькую чепуху, но ничего подобного, потому что "чепушка" значит "цыплёнок". Или если бы я обратился к депутату Родичеву на тверском наречии и сказал ему: "Чемурза, ухайдакал ты нас", то вы подумали бы, что это какая-то белиберда, на самом деле это значит: беспокойный ты человек, доконал ты Государственную Думу! Но самое интересное из этих выражений - это общеупотребительное слово, которое, кажется, имеет права гражданства во всей России, это слово "дурак"; всюду его говорят, и у нас в Малороссии хотя говорят "дурень", но прекрасно понимают и "дурака". Но есть такие местности в Российской Империи, где это слово имеет совершенно другое значение. У Даля приведено очень много значений "дурака", у меня же осталось в памяти всего два. В области Войска Донского "дурак" означает "тыква". (Голоса слева: "Ничего подобного!", «Верно, верно!») Дальше, по свидетельству Даля, "дурак" имеет даже очень поэтическое значение: оно значит "ярко-красный, огненный цветок лилии". И вот если бы я хотел сказать одному знаменитому оратору, принимая во внимание его пылкий темперамент, его огненность и цветистость речи и притом принимая во внимание красноту его политических убеждений, то на этом наречии я должен был бы сказать: дорогой Фёдор Измайлович, вы настоящий дурак! (Смех и рукоплескания справа.)

Избранные выступления депутатов Государственной Думы с 1906 года до наших дней / Под общей ред. С.Е. Нарышкина. М., 2013, с. 71-74.