Джунковский В.Ф. Коронационные торжества 1896 года в Москве. Из "Записок" генерала В.Ф. Джунковского. 20 мая 1896 г.

С 1 мая в Москве царило необычайное оживление. Прибывали гвардейские части, посольства, разные высокопоставленные лица, министры, главноуправляющие, особы императорского дома и т.д. Часть канцелярии Министерства двора уже давно прибыла в Москву, Управления уделов также. Везде сооружались арки, Москва украшалась, готовила необычайную иллюминацию... Все работали, спешили, все были заняты одним приготовлением к коронационным торжествам, все остальное отошло на задний план.

6 мая, в день рождения государя, состоялся приезд их величеств. В этот день я был дежурным и в 12 час[ов] дня выехал с великим князем в Клин на встречу императорского поезда. Я был ужасно уставшим и потому как-то недостаточно реагировал на все. В Клин мы приехали за 1/2 часа до прихода императорского поезда. Как только поезд подошел, великий князь вошел в вагон государя, а я отправился в свитский. В поезде вместе с их величествами прибыли маленькая вел. княжна Ольга Николаевна, вел. кн. Александр Михайлович с вел. княгиней Ксенией Александровной, затем свита - командующий императорской Главной квартирой ген.-адъют. Рихтер, дворцовый комендант Гессе, гофмаршал гр. Бенкендорф, лейб-хирург Гирш и лейб-педиатр Коровин (лейб-педиатр - придворное название детского врача), фрейлины - Васильчикова и княжны Барятинская и Оболенская. Комендантом поезда был генерал Ширинкин. В Клину государь выходил из вагона, принимал депутации от дворян и города.

В 5 час. 30 мин. дня императорский поезд подошел к вновь сооруженному особому павильону у Смоленского вокзала близ Тверской заставы. Павильон этот был построен по проекту архитектора Л.Н. Кекушева. Он был очень красиво обставлен, декорирован и задрапирован, крыльцо было увенчано государственным гербом, а павильон - флагштоком, на котором в момент подхода императорского поезда взвился императорский штандарт. Царь с царицей вышли на платформу, государь был в форме Екатеринославского гренадерского полка. Вел. кн. Владимир Александрович, как начальник всех войск, собранных под Москвой, подошел к государю с рапортом. Пропустив мимо себя почетный караул, государь с императрицей сели в карету. За их величествами в коляске ехал вел.кн. Сергей Александрович со мной, затем вел. кн. Александр Михайлович с Ксенией Александровной и вел. кн. Ольга Николаевна. Вокруг скакали офицеры гвардейских кавалерийских полков под командой генерала кн. Васильчикова. Погода была отчаянная, снег шел все время большими хлопьями, увеличивая и без того большую грязь Петербургского шоссе. Офицеры скакали в парадных мундирах без шинелей, в какой вид обратились эти красивые белые колеты кирасирских полков и ментики гусарских полков, легко себе представить, они были сплошь покрыты комками грязи. По всему пути по бокам шоссе стояли несметные толпы народа, оглушительное "ура" гремело в воздухе. В Петровском дворце государь принял почетный караул и депутацию от земства во главе с председателем Н.Ф. Рихтером <...> 7 мая я с утра обходил дома по пути торжественного въезда государя, который был назначен на 9-е число, делал все последние распоряжения, проверял списки лиц, кои должны были быть допущены в квартиры, выходившие своими окнами на путь следования. Весь день у меня прошел в этой работе. Поздно вечером накануне был на встрече вел. герц. Гессенского, который приехал вместе со своей женой Викторией-Мелитой.

7-го в Москву прибыл герцог Каннаутский с женой, наследный принц Датский, принц Сиамский, герцог Вюртембергский, наследный принц Баденский, принц Японский и вел. герц. Саксен-Кобург-Готский. В 6 часов вечера состоялся высочайший объезд лагеря на Ходынском поле и Заря с церемонией. Я не был на этих встречах, не был и при объезде , лагеря, т. к все время был занят в своей комиссии.

8 мая прибыли в Москву вел. герц. Мекленбург-Шверинский, принц Саксонский, кн. Чер- ногорский и принц Неаполитанский, а в 4 часа 30 мин. императрица Мария Федоровна. Вечером в 9 часов 30 мин. перед Петровским дворцом во дворе была серенада. Я был только на встрече императрицы Марии Федоровны. Встреча была очень торжественная. Встречали государь, императрица Александра Федоровна, вся царская семья и все иностранные высочайшие особы, приехавшие в Москву, громаднейшая свита, все министры и т.д. Весь день я обходил опять свой район и те дома, которые не успел обойти накануне.

9-го был торжественный въезд царя и царицы. В 12 часов дня в Петровский дворец стали съезжаться члены императорской фамилии, иностранные принцы и др. особы, участвовавшие во въезде. В 1 час 30 мин. стали съезжаться все лица, коим надлежало быть в Успенском соборе и в Кремлевском дворце для встречи по пути шествия их величеств, а послы и посланники к этому времени прибыли в генерал-губернаторский дом. В 2 часа 30 мин. начался торжественный въезд в Москву. Погода была чудная, тепло, как летом, солнце красиво освещало дивную картину въезда. Великий князь как генерал-губернатор, окруженный нами, лицами свиты, встретил государя у выезда из ворот Петровского дворца. Мы присоединились затем к свите <...>

Всем, кому посчастливилось быть свидетелем этого въезда, он навсегда должен был остаться памятным. Народное ликование, достигнув своего апогея при въезде царя, продол- жалось затем весь вечер и часть ночи. Густые толпы народа наполняли улицы и любовались невиданной до того, совершенно фееричной иллюминацией. Вечером в Дворянском собрании был раут, возникший как бы экспромтом. Начался он в 10 часов и продолжался до ночи. На рауте присутствовало до тысячи человек, играл оркестр музыки и был устроен открытый буфет с чаем, закуской и шампанским. На рауте были их высочества вел.кн. Сергей Александрович и Елизавета Федоровна. Что касается иллюминации, то за исключением Кремля, очередь которого еще не настала, вся Москва сияла в тот день разноцветными огнями, образовавшими на небе огромное багровое зарево, которое, говорят, было видно за десятки верст от Москвы. Тверская, Кузнецкий мост, Петровка, Неглинный проезд так и сияли огнями: красными, синими, желтыми, всех цветов радуги, словно сказочная красавица в драгоценном уборе. Гранитная набережная Москва-реки от Каменного до Москворецкого моста была вся увешана гирляндами фонарей; громадный купол Румянцевского музея был сплошь залит огнями; здание Городской думы от фундамента и до крыши было затянуто узорчатой сеткой светящихся белых шкаликов, шкаликов без конца, несколькими тысячами белых шкаликов. Замечательно, что даже в маленьких глухих переулках многие из домов столь же блистательно были иллюминированы. Перечислить всего, конечно, нельзя. Заметно было, что москвичи очень много потрудились над иллюминацией, много потратили уменья и не пожалели расходов. Зато же и гуляющих было так много, что езду по некоторым улицам пришлось прекратить. Перед некоторыми особенно эффектно иллюминированными домами по целым часам толпился народ, которого особенно много было в тот вечер на 1-й Мещанской у дома Перлова, где остановился знаменитый Ли Хунчжан. Здесь и днем всегда было много народа, с любопытством глазевшего на действительно очень оригинальное, в китайском вкусе, убранство квартиры посла. Желтые знамена с драконами и китайскими надписями, огромный щит с гербом и штандарт с полным титулом Ли Хунчжана невольно привлекали внимание <...>

Вечером их величества в 8 часов 30 мин. переехали из Кремля в Александрийский дворец в Нескучном саду, где оставались до дня Св. коронования. Я, как член комиссии по охране, был на пути следования их величеств.

10 мая я был дежурным и присутствовал в Кремлевском дворце при торжественном приеме чрезвычайных послов и посланников. Государь с императрицей приезжали для этого из Нескучного. В 3 часа 30 мин. прибыл в Москву эрцгерцог Австрийский; великий князь в австрийской форме ездил к нему на встречу со мной; в 3 часа 55 мин. прибыл бельгийский принц, а вечером вел. герц. Саксен-Веймарский.

В субботу, 11 мая утром герольды объезжали Москву и объявляли народу о Св. коро- новании <...> Объявление происходило согласно обнародованному церемониалу: герольды раздавали народу красиво отпечатанные объявления. Отряды всюду сопровождала громадная толпа народа. Красивую картину представлял выезд всего кортежа из Спасских ворот на Красную площадь, где были выстроены кавалергарды и конногвардейцы, которые потом разделились на два отряда. Общее зрелище было величественное <...> Вечером пришлось быть на рауте у министра иностранных дел кн. Лобанова-Ростовского. Были все великие князья и иностранные особы. На рауте было оживленно, а главное - очень красиво. Все были в самых разнообразных мундирах, один красивее другого. Ночью делали пробу иллюминации Кремля - это было что-то сказочное.

12 мая с утра герольды вновь объезжали город с объявлениями о Св. короновании. Это был день Св. Троицы, и потому состоялся церковный парад полкам, праздновавшим в этот день свои храмовые праздники <...> После парада состоялось освящение государственного знамени. В этот же день приехал наследный принц Люксембургский. 13 мая я был дежурным <...> В этот день церемониймейстеры объезжали иностранных послов и посланников, объявляя им о дне Св. коронования. В Оружейной же палате в 3 часа дня собрались все особы, участвовавшие в церемонии перенесения регалий, и затем перенесли их по особому церемониалу в Андреевский зал Кремлевского дворца. В большом зале палаты выстроились дворцовые гренадеры, и стали собираться высшие чины, на которых возложено было перенесение регалий, и их ассистенты.

<...>

Вечером их величества переехали в Кремль, состоялась всенощная у Спаса за Золотой решеткой, на которой присутствовал и я как дежурный при великом князе, который был приглашен ко всенощной.

Следующий день 14-го был великим днем Священного коронования их величеств. Программа этого дня по часам была распределена следующим образом: 7 часов утра -21 пушечный выстрел и благовест в Успенском соборе; 7 часов 30 мин. - съезд в Кремлевский дворец и занятие мест на трибунах; 8 часов 30 мин. - сбор в Успенском соборе иностранных послов и посланников; 8 часов 45 мин. - шествие в собор государыни императрицы Марии Федоровны; 9 часов 40 мин. - начало шествия их величеств; 10 часов -начало Св. коронования; 10 часов 50 мин. - начало литургии; 12 часов 30 мин. - начало шествия из собора; 12 часов 50 мин. - прибытие их величеств к Красному крыльцу; 1 час -обед дипломатического корпуса; 1 час 10 мин. - перенесение престолов в Грановитую палату. 3 часа - выход их величеств и начало торжественной трапезы; 4 часа 20 мин. - обед для приглашенных по повесткам от Высочайшего двора; 9 часов - иллюминация <...> Особы и лица, назначенные участвовать в высочайшем шествии, стали собираться в кремлевских залах к 7 1/2 часам; лица, получившие билеты для входа в собор, занимали места к 8 часам; за ними стали прибывать в Успенский собор иностранные послы и посланники с их супругами, а также прочие особы дипломатического корпуса, так что к 8 1/2 часам все назначенные места уже были заняты.

<...>

Когда на верхней площадке Красного крыльца показались их императорские величества, имея при себе ассистентов: государь император - вел. кн. Михаила Александровича и Владимира Александровича и государыня императрица - вел. кн. Сергея Александровича и Павла Александровича, грянуло громкое "ура" на соборной площадке и, подхваченное многотысячной толпой на Кремлевской и Красной площадях, раскатилось по обеим набережным реки Москвы, занятым народом, прибывшим изо всех концов Великой Руси. Среди этих восторженных кликов и мощных звуков народного гимна, исполнявшегося всеми военными оркестрами, их величества изволили спуститься с Красного крыльца, кланяясь народу, и вступить под приготовленный балдахин, штанги и кисти которого держали 32 генерал-адъютанта.

Когда среди нескончаемых кликов, церковного благовеста и военной музыки их императорские величества приблизились к южным дверям собора, то изволили подняться на паперть, где их величеств ожидало духовенство, имея во главе трех митрополитов. Высоко- преосвященный Сергий, Митрополит московский, приветствовал их величеств речью. По окончании ее Митрополит с.-петербургский поднес их величествам к целованию крест, а Митрополит киевский окропил их величеств св. водой. Предшествуемые духовенством, их величества изволили войти в собор и, совершив перед царскими вратами троекратное поклонение, прикладывались к св. иконам, а затем изволили проследовать на приготовленный посреди собора трон и воссесть на престолах царей Михаила Федоровича и Иоанна III.

<...>

По прочтении второй молитвы, его императорское величество соизволил повелеть подать себе корону. На малиновой бархатной подушке поднесена была большая императорская корона, вся усыпанная драгоценными алмазами, ярко сиявшая под лучами церковных огней. Митрополит принял корону и представил ее его величеству. Государь император, стоя в порфире пред своим престолом, взял корону и возложил оную на главу свою, причем митрополит возгласил: "Во имя Отца и Сына, и Святого Духа, аминь! <...> Затем государь император повелел подать себе скипетр и державу. Митрополит подал его величеству в десную руку скипетр, а в левую державу с возгласом "Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!" Аминь <...>

Его величество, приняв скипетр и державу, воссел на престол. Вскоре потом государь император положил эти обе регалии на подушки и изволил призвать к себе государыню императрицу. Ее величество преклонила пред августейшим супругом своим колена на малиновую бархатную подушку, украшенную золотым позументом, а монарх, сняв с себя корону, прикоснулся ею ко главе императрицы и снова возложил на себя. Затем поднесена была его императорскому величеству меньшая корона, которую государь император возложил на главу своей августейшей супруги. После того поднесены были его императорскому величеству порфира и алмазная цепь ордена Св. апостола Андрея Первозванного. Государь император, приняв эти регалии, возложил оные на ее величество, при содействии ассистентов государыни императрицы вел. кн. Сергея Александровича и Павла Александровича, а также приблизившихся для сей цели к ее величеству статс-дам.

Когда государыня императрица возвратилась на свой престол, государь император снова принял скипетр и державу. Протодиакон возгласил полный титул государя императора и воскликнул многолетие государю императору и государыне императрице. Певчие пропели трижды "Многая лета", и единовременно раздались выстрелы из орудий (числом 101) и колокольный звон, извещавшие, что Священное коронование совершено. Все кремлевские площади оживились, необозримая толпа, стоявшая до сих пор в благоговейном молчании, огласила воздух восторженными кликами "ура". Через пять минут все снова смолкло. В это время в соборе духовенство и светские обоего пола особы, не оставляя мест своих, принесли троекратным поклонением поздравления его императорскому величеству, а государыня императрица и все члены августейшей фамилии приветствовали государя им- ператора, приблизившись к его особе. Первою после ее величества принесла поздравление государю императору государыня императрица Мария Федоровна. Затем были принесены поздравления высочайшими особами.

По окончании поздравления, когда умолкли колокола и пушки, и все присутствовавшие снова заняли свои прежние места, его императорское величество, восстав с престола и отдав скипетр и державу, преклонил колена. Митрополит Палладий подал его величеству книгу, и Государь император прочел коленопреклоненно молитву <...> Певчие пропели "Тебе Бога хвалим" и этим окончился чин Священного коронования.

<...>

В тот же день происходила торжественная царская трапеза в Грановитой палате <...> Надо сказать о меню обеда, лежавшем перед каждым прибором. Меню исполнено по рисунку профессора В.М. Васнецова и представляет пергаментный свиток около 1/2 аршина длиною. В титуле славянской вязью вершкового размера изображена надпись: "Священное коронование на царство государя императора Николая Александровича и государыни императрицы Александры Федоровны"; под этой надписью - огромные вензеля их императорских величеств, увенчанные императорскими коронами. Вензеля упираются в бордюр древнерусского узора, в который включена художественно написанная сцена: "Венчание Михаила Федоровича на царство". Картина написана по оригиналу, хранящемуся в Ору- жейной палате; на заднем плане картины высятся главы Успенского собора. Под этой картиной, в орнаментах, - три двуглавых орла различных эпох прежнего времени, от- печатанные разными красками на разных фонах. В треугольнике, который образуется этими орлами и украшающими их заставками, напечатано древнерусским рукописным шрифтом самое меню, текст которого приблизительно расположен в таком порядке: Суп: рассольник, борщок; пирожки; стерляди паровые; барашек; заливное из фазанов; жаркое; каплуны; салат; спаржа; сладкое: фрукты в вине, мороженое.

Под текстом меню - древнерусские заставки и, между прочим, - фигура гусляра, и в этих заставках помещен славянскою вязью (заглавные буквы отпечатаны киноварью) следующий текст: Слава Богу на небе // Слава. // Государю нашему на сей земле - // Слава. // Его верным слугам - // Слава. // Именитым гостям Его - // Слава. // Чтобы правда была // На Руси краше солнца светла - // Слава.

Текст "Славы" покоится на художественно исполненной картине, представляющей древ- нерусский обряд поднесения хлеба-соли боярами и народом царю. Хлеб-соль на блюде, покрытом полотенцем, с изображением государственного герба. Под рисунком, как бы поясняя его, напечатано подражание "Славы" в таком изложении: А эту песню мы хлебу поем // Хлебу поем, хлебу честь // Воздаем. Слава. Старым людям // На угощение, добрым людям // На услышание, Слава // Слава во веки // Веков // Слава//

Текст этот включен в виньетку, на которой изображены две Жар-птицы из древнерусских заставок. В конце меню древнерусской рукописью изображено: 1896 года месяца 14-го мая. Меню в целом представляет художественную картину, в которой со всем блеском и яркостью вылилось огромное дарование и глубокое понимание русской старины В.М. Васнецовым <...> Вечером весь город был иллюминирован, также и Кремль. Это было действительно волшебное зрелище. Кремлевская иллюминация зажглась в один миг, в тот самый миг, когда государыня взяла в руки поднесенный ей букет с электрическими цветами. Засветился букет, и в тот же момент засветился разноцветными электрическими огнями весь Кремль, точно огненной кистью нарисованный на потемневшем небе. Иначе как огненной живописью нельзя назвать вчерашнюю иллюминацию Кремля. Его кресты, куполы, крыши, зубцы, окна, карнизы, все его разнообразные архитектурные линии вырисовывались тысячами разноцветных огней, бирюзовых, пурпурных, золотистых или сверкающих, как бриллианты. Каждая башня, каждый купол, каждая арка ворот или амбразура окна были чудом красоты и искусства. Описать эти чудеса невозможно, нужно было их видеть, как видел московский народ, сотнями тысяч запрудивший все улицы. Что творилось на Красной площади и набережной Москвы-реки, между Москворецким и Каменным мостами, и представить себе невозможно. Несметные волны народа, одна за другой, так и неслись к Кремлю из окраин и предместий, останавливая движение экипажей и приводя в смущение полицию. Это была стихия в полном смысле этого слова, но стихия не безумная, а отдававшая себе отчет, куда она стремится. Она стремилась увидеть, хотя бы мельком, хотя бы одним глазком царствующую коронованную чету.

15 мая, в 10 часов 30 мин. утра состоялся высочайший прием чрезвычайных послов и посланников, прибывших после 10 мая, а с 11 часов 30 мин. до 3 часов дня их величества принимали поздравления от целого ряда депутаций со всей России. Прием происходил в Андреевском тронном зале. В 7 часов вечера был обед в Грановитой палате для духовенства и особ первых и вторых классов <...> В 9 часов опять зажглась иллюминация, опять несметные толпы народа окружали Кремль.

16 мая был высочайший прием папского нунция, а затем опять прием поздравлений от различных депутаций. Вечером был куртаг, так назывался высочайший выход чрез все залы в Грановитую палату. Подавали чай, фрукты, мороженое. Было удивительно красиво. Мы все адъютанты были приглашены.

17 мая с 1 часу дня и до 3 часов 30 мин. их величествам в Андреевском тронном зале приносили поздравления дамы. В 4 часа Императорские регалии были торжественно перенесены из Андреевского зала в Оружейную палату, а вечером в Большом театре состоялся парадный спектакль. Это был верх блеска и великолепия. Сени и главные лестницы фойе - сплошные стены зелени. Мирты, пальмы, латании, ряды цветущих растений украшали фойе. Буфет был убран серебром, драгоценным фарфором, золоченой стильной бронзой. За маленьким фойе царские комнаты с гобеленами. Зрительная зала была поразительна, шесть золоченых ярусов, каждый обведен огнями переливающихся хрустальных люстр. Бенуар, первые два яруса полны были блеска красивых туалетов. В первом ярусе сбоку сидели: бухарский эмир и хивинский хан, корейское посольство, в третьем -военные, в четвертом виднелись золотые мундиры камергеров и камер-юнкеров и далее в пятом ярусе - статские генералы, председатели ведомств и в самом верху, в парадизе, волостные старшины, среди них и типичные фигуры представителей Азии в оригинальных костюмах и халатах. Партер: в первом ряду члены Государственного совета - между ними шесть андреевских кавалеров, следующие все одни александровские ленты; в шестом ряду красной нитью выделялись сенаторские мундиры. В местах за креслами сидели генерал-лейтенанты. Занавес изображал вид на Москву с Воробьевых гор. Боковые царские ложи заняли великие князья, великие княгини. Государь и государыня Александра Федоровна вошли в среднюю ложу. Раздалось потрясающее "ура" всей публики. Оркестр заиграл гимн. Первой пьесой шел акт из "Жизни за царя" и финал - превосходная картина начала шествия царя Михаила Федоровича. На сцене толпы народа. Звон переливающихся колоколов сопровождал знаменитое "Славься". Второй пьесой был новый балет Петипа, музыка Дриго "Волшебная жемчужина". Красивые группы и па, приятная музыка, эффектный апофеоз.

Спектакль кончился ровно в 11 часов. Едва их величества, после апофеоза, встали с мест, как в зале раздалось громкое "ура". Их величества, милостиво кланяясь, вышли из ложи. В зале раздались воодушевленные крики: "Гимн! Гимн!" Взвился занавес, музыканты оркестра снова обернулись лицом к царской ложе, и зала театра огласилась звуками "Боже, царя храни". Государь с государыней вошли опять в ложу и снова приветливо кланялись блестящему собранию, явившемуся со всех концов Русской земли. "Ура" огласило театр и, вихрем вырвавшись оттуда, было подхвачено десятками тысяч народа на улицах и бурей понеслось до самого дворца. По выходе из театра взорам представилась великолепная иллюминация всех окружавших театр зданий; великолепным заревом разнообразного бенгальского огня обливалась вся площадь <...>

18 мая, в субботу, назначено было народное гулянье на Ходынском поле. Гулянье это было устроено на площади приблизительно в квадратную версту. Почти прямо против Петровского дворца устроен был императорский павильон, сооруженный в древнерусском стиле, кругом павильона был разбит садик с цветущими растениями и лавровыми деревьями. По обеим сторонам павильона были выстроены две трибуны, каждая на 400 мест, для чинов высшей администрации, а вдоль Петровского шоссе две трибуны для публики с платными местами по 5000 мест в каждой. Эти сооружения оставались на Ходынском поле и по окончании гулянья для парада. Затем по всему полю были раскинуты всевозможные театры, открытые сцены, цирки, качели, карусели, буфеты, ипподром для конских ристалищ и т.д.

Но главное, что привлекало народ, - это был ряд буфетов, их было несколько сот, они предназначались для раздачи населению царских подарков в виде художественно исполненных эмалированных кружек, тарелок и разных гостинцев. Вот по поводу этих подарков и ходили в народе легендарные слухи, будто эти кружки будут наполнены серебром, а иные говорили, что и золотом. Не только со всей Москвы и Московской губернии, но и соседних, ближайших губерний шел народ густыми толпами, некоторые ехали целыми семьями на телегах, и все это шло и шло на Ходынку, чтобы увидеть царя, чтобы получить от него подарок. За несколько дней до праздника можно было уже видеть на этом поле биваки крестьян и фабричных, расположившихся то тут, то там; многие пришли издалека. Весь день 16 и 17 числа, со всех направлений, во все заставы, шел непрерывно народ, направляясь к месту гуляний. К вечеру 17-го была уже такая масса, что все поле было густо покрыто народом, народу собралось более миллиона. Самое большое скопление было, конечно, возле буфетов, из которых с 10 часов утра должна была начаться раздача царских подарков. Народ, боясь пропустить очередь, занял места с вечера, стал плотной массой перед закрытыми барьерами, стал какими-то неудачными треугольниками. Между тем буфеты эти были устроены так, что между десятками буфетов под одной крышей имелись полуторааршинные проходы, через которые и предполагалось пропускать со стороны Москвы народ на гулянье, вручая каждому узелок с угощениями и посудой. Параллельно буфетам тянулась, начиная от шоссе, глубокая, с обрывистыми краями и аршинным валом, канава, которая против первых буфетов превращалась в широкий ров саженей в 30, и тянулся он вдоль всех буфетов, оставляя на всем своем протяжении площадку перед буфетами шириной шагов 50. На этой площадке комиссия, по-видимому, наивно и предполагала установить народ для вручения ему узелков и пропуска внутрь круга. Но, конечно, предположение это не могло оправдаться. На этой площадке не могла установиться и тысячная доля народа, собравшегося на гулянье. Всю ночь с 17 на 18 мая толпа провела на ногах в страшной давке. Уже к полуночи не только площадка, но и вся яма была покрыта народом, все старались занять места поближе к буфетам, но только немногим удалось занять узкую гладкую полосу, остальные переполнили ров, который казался живым колыхавшимся морем. Толпа была и на другом берегу рва, и на высоком валу. К 3-м часам ночи все уже стояли на занятых ими местах, а народные массы все прибывали и прибывали, теснота увеличивалась, сзади давили. К 5 часам сборище народа достигло крайнего предела, перед одними буфетами стояло более полумиллиона народа. Жара была и духота нестерпимые. Ни малейшего ветерка. Все страдали от жажды, а между тем масса сковалась, нельзя было двинуться. Со многими делалось дурно, они теряли сознание, но выбраться не могли, т.к. были сжаты, как в тисках. Так продолжалось около часа. Над этой почти миллионной толпой стоял от людских испарений пар, похожий на болотный туман. Этот туман скрывал толпу во рве. Дышать было нечем. Около 6 часов утра стали раздаваться крики о помощи. Толпа заволновалась и стала требовать раздачи угощений. В 2-3 буфетах начали раздавать. Раздались крики: "Раздают", и это было как бы сигналом к началу несчастья. Море голов заколыхалось. Раздирающие стоны и вопли огласили воздух. Толпа сзади наперла на стоявших во рву, некоторые взбирались на плечи и по головам шли вперед, происходило что-то невообразимое, артельщики растерялись, стали бросать кружки и узелки в толпу.

Не прошло и 10 минут, как буфеты были снесены, и вся эта масса, как бы пришедшая в себя, отхлынула назад, с ужасом увидала ров, наполненный и мертвыми, и изуродованными. Прибыли власти, началась ужасная работа - отделение живых от мертвых. Умерших обнаружено было 1 282 человека, раненых более 500; покойников увозили в течение почти всего дня на Ваганьково кладбище, где их приводили в известность, несчастных раненых отвезли в больницы и приемные покои.

Вот как стихийно произошла эта ужасная Ходынская катастрофа, омрачившая не только торжественные дни коронования, но оставившая и роковой отпечаток на все царствование несчастного царя Николая II.

Так как устройство народного гулянья было изъято из ведения генерал-губернатора и передано всецело Министерству двора, то я и не принимал в нем никакого участия, и принятие мер охраны также не касалось нашей комиссии - охрану на Ходынском поле также взяло на себя Министерство двора в лице дворцового коменданта. Обер-полицмейстером был Влассовский, он был хорошим приставом, как я уже писал о нем в моих воспоминаниях за 1892 год; но чтобы быть обер-полицмейстером, - на это у него не хватало пороху. Кроме того, это был человек не общества, с ним никто не считался, он тоже, со своей стороны, был неопытен в обращении и сношениях с высокопоставленными лицами, не умел к ним подойти, а представители Министерства двора, устраивавшие народное гулянье, казались ему недоступными.

Между тем эти представители Министерства двора, конечно, не имели никакого понятия о толпе, при устройстве гулянья не приняли никаких мер предосторожности для избежания несчастий. Они наивно думали, что народ чинно соберется, будет стоять в порядке (они, кроме того, не ожидали и такого наплыва), затем, когда в 10 часов откроют буфеты, будет проходить спокойно, получать подарки, и что к 2 часам дня, ко времени приезда государя, все будет роздано, и счастливый народ с подарками в руках встретит царя и царицу.

Все это было очень наивно. Кроме того, как можно было строить буфеты, из коих раздавали подарки, все в одном месте и так близко ко рву, - это уж совсем непонятно. Не могу не коснуться и другого вопроса, который мне особенно тяжел, - это роли великого князя во всей этой печальной трагедии. Как я говорил выше, устройство народного гулянья было изъято из его ведения и передано всецело министру двора. Великому князю как хозяину столицы, конечно, это не могло быть приятным, он реагировал на это тем, что совершенно устранился от всякого вмешательства не только по отношению устройства самого гулянья, но даже и по отношению сохранения порядка, отказываясь от преподачи каких-либо указаний по этому поводу. Обер-полицмейстер, очевидно, видя такое отношение со стороны хозяина столицы, также без должного внимания отнесся к принятию мер безопасности на Ходынке во время гуляний.

Как я ни уважал и ни любил великого князя, я не могу все же не осудить его за это полное отстранение себя от всякого вмешательства. Раз он генерал-губернатор, то этим самым он отвечает за сохранение порядка везде. Права принятия мер для этого у него никто отнять не мог, и поручение устройства гулянья министру двора не освобождало его от контроля над принятием необходимых мер порядка. А между тем он ни разу не посетил Ходынское поле, не ознакомился с мерами для поддержания порядка. Обер-полицмейстер также отнесся чересчур равнодушно, видя такое отношение со стороны своего начальника. Очень, очень все это было более чем грустно.

Я узнал об этой катастрофе в десятом часу утра, но и то смутно, передавали какие-то слухи. Я пошел к великому князю, которому уже было доложено об этом ужасе, застал его бледным как полотно, он ничего мне не сказал, поздоровался, но не произнес ни слова. Видно было, до чего ему тяжело, я тоже ничего не решился произнести. Мы без слов поняли друг друга. Я вышел. Он поехал к государю.

Тут опять сделана была крупная ошибка. Великому князю следовало намекнуть государю, что хорошо бы ему поехать сейчас же на место катастрофы - это был бы поступок, достойный царя. Увы! Не нашлось никого, кто бы подсказал ему это, а может быть, царь и хотел поехать, и его отговорили. Все может быть. Да, были сделаны крупные ошибки, эту ошибку несчастному царю не удалось загладить за все время своего царствования. Когда великий князь уехал к государю, мы, лица свиты, все ждали, что вот-вот государь поедет на место катастрофы, велит там отслужить панихиду.

Такой поступок царя заставил бы умолкнуть все пересуды, всю клевету, которую злонамеренные люди с злобной радостью стали тотчас же распространять. Чего только не стали сочинять, какой только грязью не забрасывали люди друг друга, каждый хотел выйти сухим из воды и клеветал на другого. А враги пользовались этим и чего только не распространяли. Я никогда не забуду этих ужасных дней.

В 2 часа дня их величества прибыли на народное гулянье, взошли на верхний балкон царского павильона. Многие держались того мнения, что надо было бы отменить гулянье, но я лично не согласен с этим мнением. Катастрофа произошла только на небольшом пространстве, все остальное необъятное пространство Ходынского поля было полно народа, его было до миллиона, многие только под вечер узнали о катастрофе, народ этот пришел издалека, и лишать его праздника вряд ли было бы правильным. Государь был бледен, императрица сосредоточенна, видно было, что они переживали, как им трудно было брать на себя и делать вид, как будто ничего не произошло. Как только их величества вступили на крыльцо царского павильона, на крыше его взвился императорский штандарт и грянул выстрел салюта. Стоявшая перед павильоном масса народа сразу обнажила головы, и громовое "ура" вылетело из этих сотен тысяч уст. Это было потрясающе, шапки полетели вверх, раздались звуки гимна "Боже, царя храни", затем "Славься!". Государь пробыл 1/2 часа и все время по полю перекатывалось "ура", то слабея, то усиливаясь. Кто не знал о катастрофе, не поверил бы, если бы ему рассказали о ней.

Я поднялся в павильон на верхний этаж, чтобы посмотреть на общий вид гулянья. Это было море голов, все поле было усеяно народом. Государь и государыня с гулянья направились в Петровский дворец, где принимали депутации от крестьян; после чего для волостных старшин был устроен обед в двух шатрах. Государь с императрицей обходили столы, приглашая всех сидеть и кушать. Я вернулся домой с чувством какого-то тупого отчаяния, ликование толпы, переполненные театры на гулянье, обед старшин - все это навело на меня еще большую грусть.

Вечером был бал во французском посольстве. Все были убеждены, что бал будет отменен. Увы! Опять была сделана непоправимая ошибка, бал не отменили, их величества приехали на бал. Мне ужасно не хотелось ехать, но пришлось. Я не танцевал, больше слонялся по залам, и вся эта роскошь, все великолепие бала как-то раздражали. На другой день в Кремле была совершена панихида по погибшим на Ходынке в присутствии их величеств и всей царской семьи.

В 2 часа дня их величества в сопровождении вел. кн. Сергея Александровича посетили Староекатерининскую больницу, откуда проехали в Мариинскую и в клиники. Везде их величества обходили палаты и бараки, где помещались раненые, и почти со всеми беседовали, расспрашивая подробности. Из 500 отвезенных в больницы более половины уже выписалось, переехав к себе домой, в каждой больнице оставалось не более 100 больных. Государыня ко многим больным присаживалась на койки и беседовала. На следующий день раненых посетила императрица Мария Федоровна.

По высочайшему повелению каждая семья погибших получила единовременное пособие по 1000 руб. из собственных сумм государя; кроме того, все расходы по погребению также были покрыты из сумм государя. Затем была учреждена комиссия под председательством губернатора, были собраны крупные суммы денег, кроме ассигнованных из Министерства финансов, и все семьи до самой революции получали пособия.

Для выяснения обстоятельств и истинных причин события 18 мая, стоившего жизни более 1000 лицам, возбуждено было предварительное следствие. В результате слетел Влассовский - обер-полицмейстер. Великий князь просил отставки, но государь ее не принял. 20-го хоронили погибших на Ваганьковом кладбище, перед этим на кладбище прибыл о. Иоанн Кронштадтский и утешал своим бодрым словом родственников почивших. Появление о. Иоанна произвело сильное впечатление на удрученных родных. Вечером 19-го должен был состояться бал у австрийского посла, но он был отменен и на 21 число назначен был обед у посла взамен бала <...>

20 мая в 11 часов утра в Чудовом монастыре была совершена в присутствии их величеств обедня по случаю местного праздника обретения мощей св. Алексия. Перед окончанием молебствия вел. кн. Кирилл Владимирович по случаю исполнившегося ему совершеннолетия присягал как член императорского дома и как военный, для чего в церковь было принесено знамя Гвардейского экипажа.

Вечером был бал у великого князя, мне пришлось довольно трудно, так как пришлось дирижировать в присутствии такого огромного числа высочайших особ не только русских, но и иностранных. К счастью, все обошлось хорошо, великий князь очень остался доволен порядком, который я соблюдал, и очень меня благодарил.

Все время бала народ стоял густой массой на площади перед генерал-губернаторским домом. В толпе образовалось несколько народных хоров, певших гимн и "Спаси, Господи". "Ура" почти не прекращалось, государь несколько раз выходил на балкон. Царский стол за ужином был в большой оранжевой гостиной, а для остальных был накрыт во вновь пристроенном павильоне и во всех залах, кроме бального. Меню было сделано по рисунку В.М. Васнецова. Среди орнаментов русского стиля помещено было вензелевое изображение их величеств; над вензелем государственный герб и атрибуты власти и величия; ниже представлена трапеза в царском тереме, в одеянии времен Алексея Михайловича. Пируют молодые, благостные и красивые царь и царица, сидящие на троне и окруженные знатными боярами и боярынями с выражением любви, заботливости и почитания. Под картиной надпись: "А и было пирование - почетный пир, а и было столование - почетный стол". Еще ниже следовал перечень блюд ужина. Государь император и государыня императрица уехали, сопровождаемые громким "ура" ожидавшего их народа. Вслед за их отъездом на площади снова послышалось пение "Боже, царя храни".

21 мая на Ходынском поле состоялся церковный парад Павловскому военному училищу, лейб-гвардии Конно-гренадерскому полку, 1-му лейб-драгунскому Московскому, гренадерскому Самогитскому полку и 4-й батареи 2-й Артиллерийской бригады. Парадом командовал ген. фон дер Лауниц.

Вечером был бал в Дворянском собрании в честь их величеств. Было удивительно красиво. Все залы обращены в зимний сад. В большом зале среди лилий и роз бил фонтан, освещенный электричеством. На верхней площадке парадного хода стоял почетный караул лейб-гвардии казачьего его величества полка в своих красивых красных мундирах. Гостей, наполнявших залы, было до 6000. Хозяйкой была кн. А.В. Трубецкая, которая и встречала их величеств вместе с кн. Голицыной и М.Н. Кристи. После гимна оркестр заиграл польский [полонез] из оперы "Жизнь за царя". Потом начались танцы, я дирижировал с несколькими помощниками.

22 мая их величества ездили в Троице-Сергиеву лавру, я выехал туда заранее, тотчас по окончании дворянского бала, ночью, как член комиссии по охране, и успел до высочайшего приезда еще раз все осмотреть по пути следования. Все прошло хорошо при большом порядке. По прибытии в лавру, их величества были встречены Митрополитом московским Сергием, высшим духовенством и крестным ходом. После службы в лавре все прибывшие приглашены были митрополитом к трапезе. Их величества сидели с высочайшими особами за отдельным столом. За другими столами сидели свита и духовенство. После завтрака государь с государыней и высочайшими особами осматривали ризницу. В 2 1/2 часа государь посетил Вифаньевский скит и отбыл со всеми его сопровождавшими в 4 часа обратно в Москву, куда прибыл в 6 часов. В Москве на вокзале, когда их величества отъезжали в лавру, они были встречены председателем правления дороги Мамонтовым, поднесшим их величествам хлеб- соль на серебряном блюде, и художниками бр. Васнецовыми, Поленовым и Коровиным, которые поднесли альбом с художественно исполненными акварелями видов лавры.

23 мая в 2 часа дня состоялось высочайшее посещение Городской думы, в 7 часов обед у английского посла, вечером в 9 часов большой бал в Александровском зале Кремлевского дворца.

Я был только вечером на балу. Приглашенных было 3100 человек, ужин был накрыт на 3000 приборов <...>