Санкт-Петербург, 2 октября 1895 г.
Я прибыл сюда 29 сентября, запросив телеграфом Берлин, чтобы мне выслали униформу и паспорт, потому что поручение получил совершенно неожиданно и вещей при себе у меня не было. Вещи прибыли тем же поездом, каким дальше ехал я, и были переданы мне на вокзале в Тракенене 1. На русской пограничной станции Вирбаллен 2 уже получили сообщение о моём приезде, таможенный начальник меня принял очень любезно и пропустил без всяких осложнений. — Тот же господин зарезервировал мне спальное купе, которое, правда, как он сказал мне, было уже продано, но пассажира без разговоров выселили, — приём хоть и очень приятный для того, кто при нём выигрывает, но безусловно столь же неприятный тому, кто от него страдает. Поскольку выселенный мне был и остался незнаком, я с довольно спокойной совестью уснул на удобном диване широкого вагона, при медленном движении русского поезда представляющем собой превосходное ложе. В девять утра я покинул Роминтен 3, в 11.30 выехал из Тракенена, а на следующий день в двенадцать дня поезд с опозданием на час прибыл в Петербург. На вокзале меня встретили наш посол князь Радолин 4 и военный агент капитан Лауэнштайн, прождавшие целый час. Первый сказал мне, что по поручению гофмаршальской части придворного ведомства русского Императора меня поселят в гранд-отеле «Европа» как гостя Его Величества и мне будут предоставлены придворный экипаж и лакей. — Я поехал в свой отель, где нашёл приготовленное мне приятное жилище, состоящее из передней, салона и спальни, а потом — в наше посольство 5 , чтобы немедля нанести визит и остаться к завтраку. — Вечером я вместе с Лауэнштайном был в опере. Гигантское, только что отреставрированное здание смотрится роскошно, всё в белом и в золоте, занавес и драпировки — из голубой камчатной ткани 6. Давали балет «Коппелия», и, поскольку русские балет любят особо, декорациям и составу танцовщиков придаётся большое значение. Я никогда не видел более благодарной публики. Каждое удачное па встречали громом аплодисментов, а многие сольные танцы исполнителям приходилось повторять по несколько раз 7. — На следующий день, 30 сентября, на одиннадцать утра мне была назначена аудиенция у Его Величества. Ещё накануне я дал телеграмму адъютанту Великого Князя Владимира 8, единственного присутствующего здесь в это время члена Императорского Дома, с просьбой, чтобы Его Императорское Высочество принял меня после аудиенции. Великий Князь живёт в отдельном дворце, тоже в Царском Селе 9, где находится резиденция Императора. Я выехал поездом, отходящим в десять часов. Езды тридцать минут, как от Берлина до Потсдама. На вокзале меня встретил адъютант Великого Князя граф Ферзен 10 и сказал, что Его Высочество соизволит меня принять и просит к завтраку. После этого я прибыл в расположенный примерно в десяти минутах от вокзала маленький Александровский дворец, где живёт Его Величество, тогда как большой дворец в стиле барокко, выстроенный Императрицей Екатериной, стоит пустой. Меня сразу же встретил гофмаршал граф Бенкендорф 11 и через ряд комнат, залов и переходов провёл в приёмную Императора. Когда мы проходили узкой галереей, на входе в которую стояли на страже два огромных, чёрных как смоль, вооружённых до зубов арапа в восточных костюмах, дверь, мимо которой мы шли, открылась и появился Император в белой пикейной курточке, намереваясь пройти в противоположную дверь. Заметив нас, он быстро захлопнул дверь, и мы отвесили низкий поклон дверной створке! — Потом мы вошли в приёмную, посреди которой, как в адъютантской комнате в Берлине, стоял бильярд и где ждал вызова для доклада маленький толстый господин с большим рулоном чертежей подмышкой. Гофмаршал представил его мне как морского министра 12.
Через несколько минут ожидания камердинер, извещённый графом Бенкендорфом, доложил обо мне Его Величеству. Не было видно ни генералов, ни флигель-адъютантов. Император, видимо, вообще почти не окружает себя военными; как я слышал, во дворце, кроме гофмаршала, присутствовали лишь обер-шталмейстер и командир собственного Е. И. В. конвоя. — Наконец я вошёл, изрядно нагруженный, в рабочий кабинет Его Величества 13 Я был, естественно, в парадном мундире, в одной руке держал шлем и саблю, в другой — письмо нашего Императора, а подмышкой — свёрнутую рулоном гравюру: литографический оттиск с рисунка, исполненного профессором Кнакфусом 14 по идее нашего Императора. Гравюру мне надлежало передать вместе с письмом. Царь сразу же подошёл ко мне с протянутой рукой и сказал: «Рад вас здесь видеть, мы ведь уже знакомы». — Не без труда собрав в левую руку всё своё имущество, к которому добавилась и снятая с правой руки перчатка, я пожал приветливо протянутую мне руку. Затем я передал письмо и сразу же сделал комментарии к гравюре, развернуть которую на столе Его Величество самолично помог мне. — На ней изображена группа женских фигур, все в античных костюмах, наподобие валькирий, стоящих на выступе скалы и смотрящих на долину, покрытую цветущими городами, судоходными реками и возделанными полями. Эти фигуры олицетворяют европейские государства. На переднем плане Германия, к ней прижимается Россия, в стороне Франция, за ними Австрия, Италия, Англия и т. д. Перед ними, указывая одной рукой вдаль и держа в другой огненный меч, стоит Ангел войны, а над группой парит окружённый лучами крест. Позади цветущего ландшафта, символизирующего торговлю и промышленность, европейскую культуру и цивилизацию, над горящим городом поднимается густой дым. Клубы дыма грозно собираются в тяжёлые тучи, которые, сгущаясь, приобретают облик дракона. Из дыма проглядывает изваяние Будды, неподвижным холодным взором созерцающего картину разорения. — Смысл всего этого — будущая борьба за существование между жёлтой и белой расами, которая уже смутно забрезжила. — Идея такой аллегорической картины пришла в голову Его Величеству, когда после завершения предварительных переговоров о мире между Китаем и Японией возникла угроза, что последняя как держава деятельная и стремящаяся к экспансии может поднять и привести в движение колоссальную массу китайской империи, на развитие которой она стремится оказывать решительное влияние, и тогда на Европу лавиной низвергнется жёлтая раса, неся ей гибель. Под изображением стоят слова, написанные рукой Императора: «Народы Европы, оберегайте своё священное достояние». — Дав объяснения, я не преминул добавить, что эту опасность пока что можно предотвратить, если Россия, Германия и Франция будут вести мудрую политику и действовать сообща. — Император живо заинтересовался гравюрой, и мне пришлось объяснить ему все детали. — Я обратил его внимание, что среди силуэтов городов купол православной церкви высится рядом с башней протестантского собора, и когда Император, указав на город, спросил, не Москва ли это имеется в виду, я ответил, что, хоть и не знаю, имел ли в виду Его Величество, мой всемилостивейший Государь, именно этот город, но что Москве, конечно, грозит такая же опасность, как и любому другому европейскому городу. — Рассмотрев изображение, Император милостиво удостоил меня продолжительной беседы, после чего поручил мне передать нашему Императору ответное послание. Простившись со мной самым благосклонным образом, он также сказал: «Вы, конечно, будете рады повидаться с Императрицей, пусть ей доложат о вас». Откланиваясь у двери, я обронил перчатку, которую мне подал камердинер. Суеверный человек увидел бы в этом предзнаменование, от коего храни нас Бог и все святые.
Я велел доложить о себе Её Величеству. Через недолгое время меня ввели к Императрице, которая приняла меня совсем одна. Здесь также не было ни одной дамы, и докладывал камердинер. Императрица выглядела превосходно 15. У неё был свежий цвет лица, лучистые глаза мадонны, и в своём траурном платье в сборку она имела вид настоящей Государыни. — Она очень любезно побеседовала со мной, мне пришлось рассказать об Императоре в Роминтене, об Императрице и детях, а когда она на прощанье протянула мне руку, я поднёс её к губам с чувством, что русские должны благодарить своего православного Бога за то, что Он призвал на престол царской империи такого
Ангела света. — Отсюда я поехал во дворец Великого Князя Владимира, где меня встретил Ферзен и сразу же проводил к Его Императорскому Высочеству, который самым дружеским образом приветствовал меня и около получаса беседовал со мной. Потом мы пошли к завтраку, в котором, кроме Великого Князя, Ферзена и меня, принял участие ещё один русский с фамилией, выговорить которую невозможно. Его Императорское Высочество — страстный охотник, ему знакомы все охотничьи угодья Германии, он раньше часто стрелял оленей в Роминтене и в Шорфхайде 16 и не мог подавить лёгкого сожаления в связи с тем, что эти времена ушли в прошлое. Он велел принести также рога подстреленных им в последнее время оленей, которыми я искренне восхитился, потому что рога в самом деле были внушительные. (После завтрака, за которым говорили исключительно по-немецки, Великий Князь простился со мной со словами: «Надеюсь хотя бы ещё раз свидеться с вами, прежде чем вы уедете». То, что он говорил это всерьёз, доказывает телеграмма, которую мне только что принесли: «Voulez-vous venir diner chez moi demain jeudi par train sept heures. Uberrock, Miitze. Wladimir» 17.
Через несколько минут я получил телеграмму гофмаршала Бенкендорфа: «L'Empereur vous recevra demain jeudi a onzes heures. Train a clix heures» 18— Итак, завтра утром, в четверг, я получу ответное письмо и в двенадцать ночи смогу уехать.)
Вернувшись поездом из Царского Села, я пошёл в наше посольство и отправил нашему Императору телеграмму на два с половиной листа, над которой нашим шифровальщикам пришлось трудиться более двух часов. — Во вторник я снова поехал в Царское Село, куда граф Ферзен пригласил меня на завтрак. — Мы очень славно позавтракали, после чего он велел заложить экипаж и повёз меня на почти двухчасовую прогулку по великолепным паркам Царского Села. — Чтобы разбить эти обширные сады, был затрачен колоссальный труд. Территория сплошь заболоченная, лишь на отдельных островках суши среди топких лугов растут красивые купы деревьев, правда, уже совсем потерявших листву. Все дороги (широкие шоссе на много миль, с обеих сторон аллеи с дубами в два ряда) — насыпные. — Стоит свернуть с дороги, как увязнешь в трясине. — Но всё-таки в целом пейзаж, разнообразие которому придаёт множество просторных водоёмов, выглядит красиво. Мы проехали мимо множества больших и маленьких дворцов, мимо казарм полков гвардейской кавалерии, мимо ансамблей китайских домиков, где на крышах сидят драконы с разинутыми пастями, а внутри — старые отставные генералы, живущие на содержании у Царя. Центр образован большим дворцом Императрицы Екатерины, которая подняла из болота Царское Село, как Пётр Великий — Петербург. Фасад этого монументального здания, наверное, вдвое длиннее, чем у Нового дворца в Потсдаме. Низкая крыша опирается на толстые белые колонны, между которыми стоят огромные кариатиды, целиком позолоченные, в виде держащих мир атлантов, которые согнулись под тяжестью оконных карнизов. Два высоких массивных фронтона нарушают однообразную линию фасада, переходящего с обеих сторон в полукруглые фли-гели, к одному из которых примыкает греческая церковь с множеством луковичных куполов и с высокими голубыми окнами. Купола, обитые толстыми листами золочёной бронзы, сверкают на солнце, и на фоне мраморно-белых стен голубые окна имеют несколько кричащий вид. Обрамления всех окон и дверей дворца в барочном духе замысловато изогнуты и позолочены. Всё в целом оставляет впечатление тяжеловесной мощи — словно окаменевший указ самодержавной Императрицы, создавшей её.
Оттуда мы поехали в Павловский дворец, возведённый несчастным Императором Павлом, который испустил дух, удавленный шарфом генерала фон Беннигсена. Этот дворец Павла, имеющий форму почти замкнутого круга, столь же прост и словно боязливо сжат, сколь вызывающе претенциозен, широк и прям дворец его матушки. Окрестности его — тоже совсем иные. Если там на просторных равнинах лучами устремляются вдаль или пересекаются под геометрически точными прямыми углами широкие и прямые укатанные щебнем дороги, то дворец Императора Павла стоит посреди высокого ельника. Ни одна рука не коснулась этой лесистой местности, чтобы придать ей какую-либо форму, высокие стволы деревьев и буйно разросшийся кустарник здесь остались такими же, как предписала садовница-природа, а мягкие, но ухоженные дорожки в этом лесу плотно прилегают к волнообразным холмам, формирующим местный пейзаж. Хорошо ехать по этому девственному лесу — мимо тихих лесных озёр, переезжая порой скромные деревянные мостики, искусно перекинутые через журчащие потоки воды. Эти удобные дорожки, ведущие через лес, сквозь мрак и заросли которого почти невозможно пробраться, в своём роде столь же удивительны, как фьорды Норвегии, по которым легко и удобно добираться до высокогорных областей.
Из Павловска через Царское Село в Петербург ведёт старейшая железная дорога России. Это вообще четвёртая железная дорога из проложенных в Европе, уникальная тем, что ширина колеи у неё ещё больше, чем у остальных русских железных дорог. Деревянные станционные постройки, деревянные перроны, невероятно широкие вагоны с дребезжащими окнами и грязными истёртыми диванами наводят на мысль, что со времён строительства дороги здесь ничего не менялось и никогда ничего не ремонтировалось. И тем не менее это самая оживлённая дорога — ведь летом сюда в послеобеденное время ежедневно стекается пол-Петербурга, чтобы прогуляться по сухим дорожкам под влажными от росы старыми деревьями или посидеть перед гигантским деревянным музыкальным павильоном, где каждый день дают концерты лучшие капельмейстеры. Было без пяти три, когда мы добрались до вокзала, выглядевшего приблизительно как польский коровник. В три часа отправился поезд, которым я вернулся в Петербург.
Вчера вечером я опять был зван на обед господами из нашего посольства, но на сей раз мы были в своём кругу. Граф Пюклер — ты уже с ним знакома — и г-н фон Ромберг 19 вместе сняли на островах на другой стороне Невы дачу, в небольших комнатках которой они по-семейному мирно и уютно проводят лето. Затянувшаяся хорошая погода позволяет им пока оставаться за городом, хотя сезон давно кончился. Оба пригласили меня отужинать в их домике; кроме меня, там были Лауэнштайн и первый советник посольства г-н фон Чиршки 20. Лауэнштайн зашёл за мной, и мы поехали в моём придворном экипаже. Несмотря на безумную скорость, с которой здесь всё и вся разбегается перед императорским экипажем, нам понадобилось полчаса, чтобы выехать из города. Острова образованы множеством рукавов дельты Невы, на них расположены разбитые тут парки. Меж деревьев разбросаны маленькие дачи, где летом квартируют все, у кого есть на это средства. В долгие и светлые летние вечера сюда вереницей движутся экипажи петербургского света, и все в конечном счёте приезжают в определённое место — на далеко выступающую круглую площадку, образованную западной оконечностью последнего острова. Здесь теснится экипаж к экипажу, все присутствующие смотрят в небо над обширной водной поверхностью, обрамлённой деревьями, где на одном из берегов посреди пустынного ландшафта виден унылый силуэт нескладного деревянного дома, и все ждут момента, когда шар солнца, проделав свой долгий путь по летнему северному небу, исчезнет под блестящей поверхностью воды. Как только догорит последняя искра, скопление экипажей начинает рассасываться, и все зрители, тупо глядя перед собой, направляются по домам.
Сегодня утром я был в Петропавловском соборе и возложил венок на саркофаг усопшего Императора Александра III. Я заказал венок, сделанный целиком из лавровых листьев, с большим серебряно-чёрным бантом, к одному из концов которого велел прикрепить букву W, тоже из лавровых листьев, а к другому — такую же корону. De la part de Sa majeste l'Empereur dAllemagne 21,— сказал я коменданту крепости. Церковь была полна народу, который удивлённо таращился на мою прусскую униформу.
Опубликовано в кн.: Мольтке X. Фон. Русские письма. Пер. с нем. М. Ю. Некрасова — СПб.: Издательство им. Н. И. Новикова, 2008. (Примечания к тексту даны по указанному изданию). с 29-44.
Примечания
1. В настоящее время село Ясная Поляна Нестеровского района Калининградской области.
2. Русское название — Вержболово, в настоящее время Вирбалис в Литве.
3. Охотничье хозяйство в Восточной Пруссии, так наз. Роминтенская пуща, ныне Виштынецкий лес, занимающий южную часть Нестеровского района Калининградской области и частично территорию Польши. Каждую осень Вильгельм II охотился здесь на оленей; в 1890-1891 гг. на берегу реки Роминта (сегодня Красная) для него был возведён бревенчатый охотничий дом.
4. Князь Хуго фон Радолин (1841-1917), из польского рода Радолинских, с 1892 г. посол Германии в Константинополе, в 1895-1900 гг. — в Петербурге, в 1900-1910 гг. — в Париже.
5. Германское посольство размещалось на Исаакиевской пл., д. 11/41.
6. Мариинский театр был реконструирован в 1894 г.
7. 17 сентября в балете Л. Делиба «Коппелия» дебютировала московская балерина Л. А. Рославлева; рецензент «Петербургской газеты» писал: «Г-жа Рославлева вообще танцует весьма недурно: у неё большая сила в ногах, крепкие пуанты, но <...> ей положительно следует отказаться от некоторых привычек, как например от манеры постоянно приподнимать тюники, танцовать подбоченившись обеими руками и т. п. <...> После конца балета ей были преподнесены две корзины цветов таких размеров, что их нельзя было подать через оркестр, а пришлось выносить из-за кулис». Отзывы «Петербургского листка»: «Вариации в первом акте вызвали громкие аплодисменты. <...> Сцена оживления из куклы прошла у неё настолько хорошо, что её <...> вызывали и в антракте. В третьем действии <...> артистка развернулась вполне и расположила к себе даже ту часть балетоманов, которая скептически смотрит на всё своё, признавая только балерин итальянок. <...> В заключительном выходе г-жа Рославлева сделала больше тридцати туров; мало того, к общему удивлению, она на „bis" повторила их, вызвав бурю аплодисментов».
8. Великий князь Владимир Александрович (1847-1909), сын Александра II, в 1884-1898 гг. командующий войсками гвардии и Петербургского военного округа.
9. С 1875 г. вел. кн. Владимиру Александровичу принадлежал Царскосельский Запасной дворец (ул. Садовая, 22), который после его смерти стал называться Владимирским. В настоящее время в нём разместилась театральная студия.
10. Граф Николай Павлович Ферзен (1858-1921), генерал-майор свиты Е. И. В., адъютант вел. кн. Владимира Александровича.
11. Граф Павел Константинович Бенкендорф (1853-1921), генерал-адъютант свиты (1905), генерал-от-кавалерии (1912), гофмаршал (1893), обер-гофмаршал (1916) императорского двора, член Государственного совета.
12. В это время, с 1888 по 1896 г., морским министерством управлял Николай Матвеевич Чихачёв (1830-1917), генерал-адъютант, адмирал (1892); после отставки с поста министра был назначен председателем департамента промышленности, наук и торговли Государственного совета.
13. «Того же числа [18 сентября ст. ст.], в 11 часов утра, в Царскосельском Александровском Дворце, Его Величество Государь Император изволил принимать прибывшего в Петербург флигель-адъютанта Императора Германского, графа Мольтке, который вручил Его Императорскому Величеству собственноручное письмо и подарки от Императора Вильгельма II», — сообщал «Правительственный Вестник» (№ 204. 19 сент. (1 окт.) 1895). Указание на графский титул младшего Мольтке — распространённая ошибка тогдашней прессы. — 18 сентября Николай записал в дневнике: «...принял флиг.-адъют. Императ. Мольтке с письмом и гравюрой ко мне от „нудного господина" Вильгельма. <...> Вечером д. Владимир приехал к чаю, разговаривали о содержании полученного мною письма от Вильгельма!» Письмо Вильгельма приводится в Приложении.
14. Герман Вильгельм Йоханн Кнакфус (1848-1915), немецкий график, придворный художник Вильгельма II. Предчувствие надвигающейся «грозы с Востока» возникает в это время не только у Вильгельма; не случайно его предостережение о «жёлтой опасности» с призывом к народам Европы достичь перед её лицом культурного единства и политического согласия произвело в России впечатление на столь разных людей, как Владимир Соловьёв (см. его стихотворение 1900 г. «Дракон»), генерал А. Н. Куропаткин, историк А. Н. Норцов (см. его историософский опус «Путь солнца в процессе мирового движения»: СПб., 1908, с приложением и толкованием гравюры императора Вильгельма). В период Русско-японской войны 1904-1905 гг. гравюра была широко растиражирована в прессе и в виде открыток. Образец такой открытки помещён на вклейке, с. 120/121.
15. Через две недели, 3 ноября, у Александры Фёдоровны родился первенец — дочь Ольга.
16. Шорфхайде — большой лесной массив к северо-востоку от Берлина, ныне заповедник.
17. «Соблаговолите прибыть ко мне на обед завтра, в четверг, семичасовым поездом (фр.). Сюртук, фуражка (нем.). Владимир».
18. «Император примет Вас завтра, в четверг, в одиннадцать. Поезд в десять» (фр.).
19. Граф Карл фон Пюклер-Бургхаус (1857-1943) и секретарь германского посольства барон Конрад фон Ромберг (р. 1866).
20. Граф Генрих Леонхард фон Чиршки-унд-Бёгендорф (1858-1916), в 1895-1899 гг. первый советник германского посольства в Петербурге; позднее министр иностранных дел Германии, в канун Первой мировой войны посол Германии в Вене.
21. От Его Величества Императора Германии (фр.).