И.М. Майский - Г.В. Чичерину. 6 января 1929 г.

Г.В. ЧИЧЕРИНУ

Токио  

6 января 1929
[Висбаден]
Лично

Дорогой Георгий Васильевич!

Вы спрашиваете, почему такая разница во взгляде на Японию, между Лефкадио Хирн и нами? Почему Лефкадио Хирн полон восторга пред красотой и изяществом страны, пред ее климатом, народом и т.д., а мы не перестаем жало-ваться на жестокую судьбу, забросившую нас на эти сказочные острова? Нет ли здесь какой-либо ошибки с нашей стороны? Нет ли каких-либо специфических препятствий к сближению между нами и японцами?

Вопрос очень интересный и весьма важный практически, ибо нам приходится иметь много дел с Японией, много народу посылать сюда на работу. Попробую на него ответить. Если бы Вы были сейчас в Москве, я, пожалуй, не рискнул бы отрывать Вас рассуждениями на эту тему от более срочной и серьезной работы. Но так как Вы сейчас в отпуске, на отдыхе, то, может быть, найдете свободную минутку для того, чтобы пробежать мое письмо...

Начну с климата. Плох он или хорош? На этот вопрос не может быть одного общего ответа. Если оставить в стороне даже Ю[жный] Сахалин и Формозу 1 и ограничиться Японией в узком смысле этого слова, все-таки надо затратить 3 1/2 суток для того, чтобы в экспрессе проехать от Ваканаи (северная оконечность Хоккайдо) до Кагосима (южная оконечность Кюсю). На таком протяжении встречаются различные климаты. В Кагосима климат близок к субтропическому, а в Ваканаи - к климату нашего Приморья. Товарищи, работающие на Хоккайдо (в Хакодате и Отару), на климат никогда не жалуются: лето там вроде нашего, а зимой можно на лыжах ходить по всем направлениям. В центральных частях Хоккайдо морозы доходят до 20-25 градусов, и каждую зиму японцы устраивают там маневры, тренируя свои войска специально* для борьбы... с кем, ясно само собой.

Совсем иначе в центральной части Японии, в Токио, Кобе, Цуруге и т.д., т[о] е[сть] как раз в той части ее, где сконцентрировано большинство работающих здесь товарищей. В центральной Японии климат для нас весьма тяжел. Во-пер- вых, он очень сырой, гораздо более сырой, чем, напр., в Англии. Во-вторых, в течение 4-5 летних месяцев (примерно май-сентябрь) к сырости еще прибавляется очень* сильная жара. В результате получается комбинация для нас весьма тяжелая и непривычная. Сколь велика разрушительная сила этой комбинации, можете судить хотя бы по таким примерам. Если в летнее время ботинки простоят сутки без употребления, они покрываются плесенью. Если костюм два дня провисит в шкафу, он также зеленеет. Поэтому в мае-июне во дворе полпредства вы каждодневно наблюдаете любопытную бытовую картинку: фраки и смокинги советских дипломатов висят на веревках и сушатся на солнце. А к июлю месяцу все зимнее платье запаивается в специальные металлические ящики и сохраняется в них до октября. Но даже и эти меры не всегда достигают своей цели. Нынче напр., у большинства наших дам в результате «ньюбая» (месяц дождей) совершенно разлезлись все платья, сшитые не из японского, а из европейского шелка.

Влияет ли такой климат на здоровье? Конечно, влияет, хотя и не на всех одинаково. Сын т[ов]. Путно 2*, например, мальчик лет 7, сразу по приезде в Японию заполучил туберкулез, а вот сын нашего делопроизводителя т[ов].Соловьева, приехавший в Японию тоже в возрасте 7 лет, цветет, как маков цвет. Наш старший шифровальщик т[ов].Арцыбашев за З 1/2 года пребывания в Японии сильно поправился, моя жена за 15 мес[яцев] своей жизни здесь только расстроила свое здоровье. В общем и целом все-таки японский климат действует на здоровье европейцев разрушительно. Финский шарже д'аффер 3* Рамстедт, живущий в Японии уже 8 лет, не раз говорил мне, что, по его наблюдениям, европейцы почти не 4* в 4* состоянии 4* приспособиться к японскому климату. Чем дольше европеец здесь живет, тем тяжелее отражается на нем климат.

Теперь о ландшафте. Красива ли Япония? Очень красива. Когда осенью 1927 г. мы с женой ехали через Корею и южную часть Хонсю (главный остров), мы глаз не могли оторвать от окружающей картины. Сказочно затуманенные горы, дивные долины, серебристые ленты рек и потоков, сверкающие дали океана, яркое солнце, сине-глубокое небо - все это поражало, очаровывало, захватывало. После того мы видели север Хонсю, Хоккайдо, берег Японского моря. По совести могу сказать: Япония очень красива. Правда, красота эта немножко однообразна и потому сравнительно легко приедается. В ней нет также никакой мощи, никакого величия, как на Кавказе или в Альпах, все довольно миниатюрно, подстрижено, приглажено. Не только людьми, но и самой природой. Японская красота мне больше всего напоминает красоту Крыма. И потому лично меня она не совсем удовлетворяет. Но это, между прочим. Объективно, повторяю, Япония чрезвычайно красива и вполне заслуживает тех похвал, которые расточаются по ее адресу заграницей. Беда только в том, что интенсивно пользоваться этой красотой нашим товарищам, особенно живущим в Токио, довольно трудно. Причин тому несколько, но главные из них две - незнание языка и ограниченность материальных средств. О языке я буду говорить подробнее дальше, а сейчас насчет денег. Хотя установленный для Японии коэффициент чуть ли не самый высший, но жить нам здесь на получаемые оклады не слишком-то легко. Стоимость жизни в Японии для японцев очень низка, но для европейцев «совсем наоборот». В частности, страшно дороги отели с европейским столом. Их вообще не так-то много, отсюда ограниченность пунктов, куда можно поехать, и цены в них самые зверские: комната и пансион стоят обычно не ниже 10 иен в день, чаще 15 и выше. Это нашему брату не по карману. В японских отелях много дешевле, но там надо жить по-японски, а главное есть по-японски. Лично я не питаю какого-либо отвращения к японскому столу. Я нахожу, что среди японских блюд есть целый ряд вполне приемлемых и даже вкусных. Однако подавляющее большинство наших товарищей японской кухни совершенно не переваривают, и потому японские отели для них закрыты. А вместе с японскими отелями пред ними закрыты и пути к интенсивному использованию красот японской природы.

Далее, народ. Что он из себя представляет? Какова его психология, поскольку вообще можно говорить о психологии народа, не разделяя его на классы? Каковы его навыки, его нравы, обычаи, его бытовой уклад? Затрудняюсь дать на все эти вопросы какой-либо определенный ответ, ибо прожил в Японии слишком мало, а главное, не знаю японского языка. Вот тут-то и зарыта собака. Нельзя узнать народ, нельзя подойти к нему поближе, нельзя подслушать его мысли и чувства, если не знаешь языка. Ходишь среди людей, как слепой и глухой. А ведь подавляющее большинство наших товарищей находятся именно в таком положении. У нас широко распространено убеждение, что для Японии достаточно знания английского языка. Это не совсем так. Конечно, английский язык здесь серьезная подмога. С английским языком вы обойдетесь в МИД, в крупных газетах, в больших магазинах, среди верхов буржуазии и интеллигенции. Но дальше вы совершенно беспомощны. Вся пресса и литература для вас не существует, ни с крестьянином и рабочим, ни с мелким лавочником или студентом вы сговориться уже не сможете. Все они говорят только по-японски. При этом надо иметь в виду, что популярность английского языка в Японии сейчас сильно идет на убыль. Растет «национализм», и молодое поколение учит английский язык уже очень плохо. Кроме того, как общее правило, японцы говорят по-английски чрезвычайно скверно. Даже те, кто считают себя владеющими этим языком, в состоянии большей частью оперировать лишь крайне ограниченным количеством фраз, и вести с ними по-английски 5* какие-либо серьезные разговоры на серьезные темы 6* в высшей степени затруднительно. Стало быть, надо самому изучать японский язык? А стоит ли? Из опыта наших японистов я вижу, что для более или менее приличного овладения японским языком (устным и письменным) необходимо затратить 5-6 лет весьма упорного труда, при том не занимаясь в течение этого времени ничем, не имеющим прямого отношения к изучению языка 7*. Большинству наших товарищей нет никакого смысла приносить такую жертву, ибо мало кто собирается становиться специалистом-японоведом. В других же странах японский язык почти неприменим. Вот и живут люди без языка, слепыми и глухими, не зная народа, не зная его культуры, его чаяний и стремлений.

То же незнание языка крайне затрудняет всякое более интимное сближение с японцами (даже тогда, когда к этому нет других препятствий) и делает жизнь наших товарищей в Японии неимоверно скучной. В Токио, напр., когда имеешь свободный час 8*, просто не знаешь, куда деваться. В «Отель Империаль», в котором, как в клубе, толкутся всякие иностранцы, мы не ходим: и денег для этого нет, да и обстановка там несколько сомнительная. Митинги и собрания (даже такие, где по политическим соображениям можно было бы бывать) пред нами закрыты из-за незнания языка. Театры и кино в большинстве тоже закрыты по той же причине (только в Кабуки имеются английские либретто). К тому же театры в Японии очень дороги (кроме театров типа наших балаганов). Европейской музыки в Токио мало и в большинстве она весьма посредственного свойства 9*, а японская музыка нас совершенно не трогает и не удовлетворяет. Картинных галерей и музеев, сколько-нибудь заслуживающих этого имени, в Японии нет. Что же остается? Остаются кино, рассчитанные на европейцев, где демонстрируются американские картины с английскими надписями, и где почти всегда, особенно по субботам и воскресеньям, можно встретить «цвет» здешнего дипкорпуса и вообще здешней европейской колонии.

Однако все то, что я до сих пор говорил об отрицательных сторонах нашей жизни в Японии, еще не самое главное. Основное зло, которое здесь буквально отравляет нам существование и связывает нас по рукам и ногам, это полиция. Человек, не побывавший сам в Японии, не может себе конкретно представить, какой всемогущий, вездесущий и всеведущий аппарат представляет из себя это почтенное учреждение. Недавно один из наших дипломатов, работающих на Западе, человек опытный и толковый, в письме спрашивал меня 2, часто ли я встречаюсь с японскими рабочими лидерами и какое они производят впечатление? Я долго смеялся, получив это письмо. Встречаюсь ли я с рабочими лидерами? За 15 месяцев моей жизни в Японии я даже издали не видал ни одного рабочего лидера, хотя бы и правого толка! Да иначе и не может быть в тех условиях, в которые нас ставит 10* японское правительство.

Полиция отравляет нам жизнь здесь двумя способами. Во-первых, она самым тщательным образом следит за каждым нашим шагом. Иногда шпик ходит за нашими работниками по пятам, ничуть не скрываясь, а, наоборот, весьма мило улыбаясь и даже оказывая тому, за кем 11* он следит, различные мелкие услуги (укажет дорогу, поможет нести покупки и т.д.). Однако сейчас эта система применяется не так-то часто. Обычно для целей полицейской информации употребляются более тонкие средства, получение детальных сведений об нас от всех японцев, которые так или иначе с нами соприкасаются. И это совсем не трудно.

Япония Токугавской эпохи была изумительно организованным полицейским государством 3. Это не прошло даром. Япония наших дней тоже глубоко полицейское государство, несомненно, самое полицейское из всех существующих сейчас * в мире. Я склонен думать, что в этом отношении она превосходит даже царскую Россию. И вот почему. Хотя полиция в царской России была необыкновенно могущественна, она не пользовалась престижем в широких слоях населения, даже в кругах буржуазии и бюрократии (гражданской и военной). Вы, вероятно, помните, с каким презрением к ней относилось офицерство старой армии, как косо на нее поглядывало чиновничество разных ведомств, как враждебно относились к ней люди «свободных профессий». Для дочери армейского полковника выйти замуж за полицейского пристава 12* был мезальянс 13*. Еще больше это был мезальянс для дочери инспектора гимназии, не говоря уже о дочери адвоката или врача. В царской России полиции боялись, но ее не уважали. И за вычетом штатных полицейских агентов, мало кто готов был оказывать ей услуги по части доносов и «информации». Наоборот, дача такой «информации» в сколько-нибудь «приличном обществе» считалась совершенно непристойным делом. В Японии совсем, совсем иначе. Полиция здесь пользуется большим авторитетом в широких обывательских массах. Выйти замуж за полицейского офицера здесь значит сделать «хорошую партию». Давать полиции сведения и указания никто, кроме сознательных революционеров, не считает зазорным. Наоборот, делиться всякой «информацией» с полицией тут рассматривается, как самое нормальное и естественное дело. Ибо к этому население приучили 2 1/2 века Токугавского режима и 60 лет пореформенной Японии, в данном отношении целиком оставшейся верной «заветам прошлого». И, наконец, если бы кто-либо по тем или иным соображениям вздумал отказать полиции в нужных ей сообщениях, в руках последней имеется весьма сильные средства воздействия на непокорного. Ведь нравы японской полиции очень жестокие (избиения, пытки применяются на каждом шагу), а люди в большинстве не герои.

И вот в результате полиция имеет возможность следить за мельчайшими деталями нашей жизни. Наша японская прислуга в полпредстве и торгпредстве, вне всякого сомнения, дает «информацию» полиции, и при том, на мой взгляд, вся, без 12* исключения. В том числе и те, кто состоит в «левых» организациях, кто был в Родо-Номинто, Хиогикай 4 и т.д. Разница между отдельными японскими служащими сводится 14* только к тому, что одни в этом отношении более активны, другие менее активны, одни по «советской» линии являются хорошими работниками, а другие - плохими. Не больше. Все рабочие, которые работают в полпредстве и торгпредстве по ремонту, перестройке зданий и т.д., равным образом находятся в контакте с полицией. Все «ами» (прислуги), нанимаемые нашими товарищами для варки пищи, уборки квартир и т.д., точно так же дают «информацию» полиции. К тому у нас имеется много самых разнообразных, подчас весьма курьезных доказательств. Японцы-учителя, занимающиеся с нашими студентами-японистами 9*, японцы-врачи, которые нас лечат, японцы-журналисты, которые к нам приходят - все «информируют» полицию по интересующим ее вопросам. Особенно журналисты: в Японии вообще очень трудно отличить, где кончается журналист и начинается агент полиции. Тем же делом занимаются и все чиновники МИД и других министерств, входящие с нами в соприкосновение, купцы, промышленники, посредники и т.д. и т.д., ведущие дела с торгпредством, даже высшие сановники государства вроде Гото и Кухары. Разница, скажем, между нашим «боем» и Кухарой состоит только в том, что «бой» бегает к мелкому полицейскому чинуше, а Кухара беседует с министром внутренних дел. Но все, решительно все «информируют»...

Вы легко себе можете представить, как такая обстановка действует на наше настроение. Чувствуешь себя буквально связанным по рукам и ногам. Боишься лишний шаг сделать, ибо знаешь, что этот шаг немедленно же станет известным полиции. И, во всяком случае, здесь всегда исходишь (должен исходить!) из уверенности, что полиция о твоем шаге очень быстро узнает.

В связи с этим хочу сказать несколько слов по поводу той переписки, кот[орая] в прошлом году велась между НКИД и полпредством по поводу увольнения некоторых из наших «боев», как ненадежных. Москвичи, видимо, исходили при этом из той как будто бы естественной презумпции, что в Японии вообще можно иметь надежных, не связанных с полицией японских служащих, стоит их только найти. Из предыдущего Вы видите, что такая задача в здешних условиях является довольно утопичной. Я, во всяком случае, на основании моего японского опыта, твердо убежден, что сейчас она абсолютно неразрешима 9*. Если мы уволим сегодня одного шпика, завтра его место займет другой шпик. И, если даже* наш новый служащий поступит к нам, еще не будучи шпиком, через два месяца он им станет, вольно или невольно. В этом отношении даже рекомендация «левых» партий и союзов весьма мало помогает: в их комитетах и правлениях сидит тоже достаточно полицейских агентов, а рядовые члены этих организаций, по моим наблюдениям, весьма легко поддаются «полицейскому» разложению. Стараться обеспечить полпредство надежными японскими служащими примерно то же самое, что искать квадратуры круга. Гораздо безопаснее не предаваться иллюзиям о возможности разрешения такой теоремы, а исходить из аксиомы что все «бои» - полицейские агенты, и отсюда делать необходимые практические выводы, т.е. там, где можно, заменять японцев русскими (охрана, уборка кабинетов, внутренняя разноска бумаг и пр.), не пускать японцев в служебные помещения в нерабочее время, иметь постоянные дежурства в секретно-шифровальной части и т.д. Мы здесь пошли по этому пути, и я считаю его 15* наиболее правильным и надежным.

Возвращаюсь, однако, к тем неприятностям, которыми полиция отравляет нам жизнь в Японии. Итак, самый тщательный надзор за каждым нашим движением - это один способ. Другой, не менее действительный, - это репрессии по отношению ко всем тем, кто пробует войти с нами в более или менее тесный контакт 16*. Конечно, есть небольшой круг лиц, которым «разрешается» иметь с нами дело, ибо японское правительство не хочет создавать впечатление, будто бы оно нас искусственно изолирует от окружающей среды. С нами «дружит» Гото со всеми своими прихлебателями, к нам ходят журналисты (они же обычно полицейские агенты), на наших официальных обедах иногда присутствуют представители науки и делового мира. Полиция мирится также с тем, что у нас от времени до времени бывают различные «специалисты» по России вроде покойного Осанаи, Ионекава (переводчик Толстого), Ясуги (проф. русского языка) и др. Однако даже по отношению к этим последним полиция весьма зорко следит, чтобы их посещения не происходили слишком часто и чтобы их отношения с нами не принимали формы слишком тесной личной дружбы (в скобках должен заметить, что даже и специалисты в большинстве «информируют» полицию). А от времени до времени полиция дает им предметные уроки, которые не легко забываются. Так, например, в августе прошлого года на Толстовские торжества 5 по приглашению ВОКС ездил профессор Нобори (тоже переводчик Толстого). Ездил с ведома и разрешения военных властей (он преподает в Военной академии). И тем не менее под давлением полиции во время своего пребывания в СССР он был уволен со службы, так что по возвращении домой оказался без работы. Если же выйти за узкий круг «специалистов» по России, то положение окажется еще хуже. Садандзи, напр., поставлен сейчас в такое положение, что вынужден нас избегать. А ведь это артист с «национальным» именем, кот[орый] может не так уж бояться мелких полицейских придирок! Я неоднократно делал попытки познакомиться с некоторыми профессорами и писателями (особенно экономистами) прогрессивного лагеря, почти всегда безуспешно. Почему? Единственно лишь потому, что пойти в советское полпредство или встретиться где-нибудь в ресторане с советским дипломатом, или даже принять его у себя дома, значит навлечь на себя всякие неприятности, включительно до обыска или увольнения со службы.

А конечный результат? Он ясен. С помощью тщательного надзора за нами и запугивания всех желающих поддерживать отношения с нами полиция создает вокруг нас искусственную пустоту. Мы сидим точно под стеклянным колпаком под перекрестным огнем тысяч чужих взглядов, прежде всего 9* взглядов многоголового полицейского спрута. И нет у нас ни способов, ни возможностей перекинуть через эту пустоту мостик к живой японской жизни.

Остаются еще иностранные дипломаты. Но это уже слабое утешение. Недавно уехавший из Токио Зольф остроумно называл местный дипкорпус «notre village diplonatique» 17*. Он 18* безусловно прав. Буржуазная дипломатия, по моим наблюдениям, вообще не страдает изобилием умных и интересных людей, а буржуазная дипломатия в Японии тем более. Послы здесь в большинстве либо старички, дослуживающие срок до пенсии, либо карьеристы, получившие Токио в качестве своего первого посольского поста, и потому стремящиеся поскорее сделать дальнейший шаг и убраться отсюда восвояси. Прочий дипсостав сер и неинтересен. Иногда попадаются, правда, люди более высокого калибра, но... бытовая обстановка нашей советской жизни здесь такова, что нам очень трудно ближе сходиться даже и с этими несомненно «стоящими» людьми. Попросту негде принять у себя таких знакомых вне официальных стен полпредства. А официальные стены как-то не располагают к созданию более «интимных» отношений, вообще говоря, очень полезных с дипломатической точки зрения. 

Однако пора кончать мое слишком растянувшееся письмо. Если дочитаете его до конца, если попробуете конкретно представить себе климатические условия Японии, затруднения, вызываемые незнанием языка, скудость материальных средств, лишающих нас возможности интенсивно пользоваться красотами здешней природы, чуждость и часто непонятность окружающей нас культуры и, наконец, ту искусственную пустоту вокруг нас, которая с таким успехом создается полицией 19*, Вы поймете, почему наше отношение к Японии так сильно от-личается от отношения Лефкадио Хирн[а].

Еще бы! Лефкадио Хирн - этот полугрек, полуангличанин, получивший воспитание во Франции, ставший журналистом в Америке, сделавшийся подданным микадо 20* в Японии и женившийся здесь на японке, мог воспринимать страну Восходящего Солнца под совсем иным углом зрения, чем мы. Помимо того, что сам по себе он был чудак - это явствует из его биографии (а для чудаков закон не писан), он знал японский язык, он вошел в японскую жизнь, он через жену сросся и сроднился с японской культурой. Возьмите нашего драгомана 21* проф. Спальвина. Он тоже любит Японию, он доволен ею. Но ведь он тоже в своем роде чудак: 30 лет жизни потратил на иероглифы, а сверх того еще женат на японке.

Для нас же, советских дипломатов в Японии, эта страна, вероятно, еще надолго останется весьма тяжелым испытанием. По крайней мере, до тех пор, пока не будет разрушена та искусственная пустота между нами и японской жизнью, которая сейчас составляет самую тяжелую сторону нашего здешнего бытия.

Еще 22* раз 22* пора кончать.

Крепко жму Вашу руку

И. Майский

П.С. Надеюсь скоро увидать Вас лично и устно досказать то, чего 23* не успел 23* сказать в этом письме.

Примечания

* Слово вписано над строкой.

2* Правильно – Путна.

3* Charge d’affer (франц.) – поверенный в делах.

4* Вписано вместо зачеркнутого – неспособны.

5* Слово впечатано над строкой.

6* Далее забито два слова.

7* Далее зачеркнуто – опять-таки.

8* Слово впечатано вместо зачеркнутого – вечер.

9* Далее забито одно слово.

10* Далее зачеркнуто одно слово.

11* Слово вписано над строкой вместо зачеркнутого – кот[орым].

12* Далее зачеркнуто одно слово.

13* Неравный брак (mesalliance – франц.).

14* Слово вписано вместо зачеркнутого – состоит.

15* Слово вписано над строкой вместо одного зачеркнутого.

16* Фраза подчеркнута. Возможно, Г.В. Чичериным.

17* Наша дипломатическая деревня (франц.).

18* Далее зачеркнуто – был.

19* Далее зачеркнуто – то.

20* Буквально, величественные врата (япон.) – титул императора Японии.

21* Dragoman (франц.) – официальный переводчик при дипломатических представителях и консулах на Востоке.

22* Дописано вместо зачеркнутого – довольно.

23* Вписано над строкой вместо – что не сделал.

1. Современное название осторова - Тайвань.

2. Очевидно, И.М. Майский имел в виду Д.В. Богомолова.

3. Видимо, речь шла о Японии периода токугавского сегуната (1603-1867), когда политический центр страны переместился в Эдо и наблюдалось окончание междуусобных войн и воцарение системы феодальных владений. Эта эпоха характеризовалась подчиненным положением княжеств по отношению к центральному правительству и концентрацией власти в руках сегуна. В это время были изданы указы о «закрытии страны» - запрещен въезд иностранцев, выезд японцев за границу, ограничена торговля с другими странами.

4. «Родо-номинто» (Роното-рабоче-крестьянская партия) - политическая партия Японии, созданная в 1926 г. Коммунистическая партия Японии сотрудничала с Родо-номинто. На парламентских выборах в феврале 1928 г. партия провела двух своих кандидатов в парламент. В апреле 1928 г. была запрещена правительством Танаки.

«Хиогикай» - правильно Хёгикай (см. примеч. 6 к № 230).

5. Празднования столетия со дня рождения Л.Н. Толстого проводились в сентябре 1928 г. «Неделя Толстого» открылась торжественным заседанием в Большом театре, посвященном памяти писателя. С докладом «Толстой и революция» выступал А.В. Луначарский. На заседании присутствовали члены правительства СССР и РСФСР, дипломатический корпус, гости из-за рубежа. Столетию Толстого были посвящены также ленинградская выставка «Толстой в иностранной литературе» выставка в Музее изящных искусств (ныне Музей им. Пушкина), торжества в Ясной поляне, где присутствовали члены юбилейного комитета, писатели и поэты СССР, сотрудники посольств и миссий, члены зарубежных делегаций и др. (Культурная жизнь в СССР. 1928-1941. М„ 1976. С. 61-62).

Ф.1702. Оп. 4. Д. 282. Л. 7-16. Отпуск машинописный с правкой.

Опубликовано в кн.: Иван Михайлович Майский. Избранная переписка с российскими корреспондентами. В двух книгах. Книга 1. 1900-1934. М., Наука, 2005. с. 334-341.