Поиск по документам XX века

Loading

Ставрополь

Город Ставрополь, в период с 1935 по 1943 год назывался Ворошиловск.

Ставрополь - центр Ставропольского края. Расположен в центральной части Предкавказья, на Ставропольской возвышенности, в верховьях р. Ташлы (бассейн Восточного Маныча). Население 345 тыс. чел. Основан в 1777 как одна из 10 крепостей Азово-Моздокской укрепленной линии, созданной для охраны южных границ России и дорог на Дон и Волгу. С 1785 Ставрополь уездный город Кавказской губ. В 1822, при преобразовании Кавказской губ. в область, Ставрополь стал ее центром, с 1847 центр Ставропольской губ. Кавказского наместничества (в 1898 Ставропольская губ. в административном отношении была отделена от Кавказа). В к. XVIII—XIX вв. через Ставрополь проходил главный почтовый тракт, связывавший Кавказ с центральными районами Европейской России. Ставрополь служил центром управления войсками всей Кавказской линии и Черноморья. Город интенсивно развивался вплоть до открытия Владикавказской железной дороги (1875), проложенной более чем в 50 км южнее Ставрополя. В к. XIX — н. XX в. Ставрополь — преимущественно купеческий город; торговля велась главным образом хлебом и скотом.

Основан в 1777 как одна из 10 крепостей Азово-Моздокской укрепленной линии, созданной для охраны южных границ России и дорог на Дон и Волгу. С 1785 Ставрополь уездный город Кавказской губ. В 1822, при преобразовании Кавказской губ. в область, Ставрополь стал ее центром, с 1847 центр Ставропольской губ. Кавказского наместничества (в 1898 Ставропольская губ. в административном отношении была отделена от Кавказа). В к. XVIII—XIX вв. через Ставрополь проходил главный почтовый тракт, связывавший Кавказ с центральными районами Европейской России. Ставрополь служил центром управления войсками всей Кавказской линии и Черноморья. Город интенсивно развивался вплоть до открытия Владикавказской железной дороги (1875), проложенной более чем в 50 км южнее Ставрополя. В к. XIX — н. XX в. Ставрополь — преимущественно купеческий город; торговля велась главным образом хлебом и скотом.

Эрнст Юнгер. [Страницы из дневника]. Излучения. Ворошиловск, 8 января 1943

С утра на рынке, полно народу. Ситуация располагает к продаже, так как легче увезти деньги, чем товар. Еда обильна; растранжиривают припасы. В садах я видел солдат, коптящих гусей; на столах громоздятся горы свинины. Я ощущаю панику, предвещающую близость Восточной армии. Днем у главнокомандующего, генерал-полковника фон Клейста, которого я нашел озабоченно склонившимся над картой. Хорошо, что прямо из рыночного переполоха я шагнул сюда, в центр происходящего. Ситуация для главнокомандующего чрезвычайно упростилась. Эта ясность носила, однако, демонический характер. Частные судьбы исчезли из поля зрения, присутствуя в то же время незримо в виде сгустившейся, невыносимо давящей атмосферы...

Эрнст Юнгер. [Страницы из дневника]. Излучения. Ворошиловск, 7 января 1943

В штабе настроение было еще более подавленным, чем в войсках; дело в том, что здесь ситуация была яснее. Котел вызвал то состояние духа, какого еще не знали в прошлые войны нашей истории, — оцепенение, сопутствующее приближению к абсолютному нулю. Дело не в фактах, как бы ужасны они ни были сами по себе, не в морозе и снеге, не в гибели среди массы трупов и умирающих. Речь идет о состоянии людей, верящих, что разгром неизбежен. В штабах лучше всего слышно шуршание набрасываемой сети, почти ежедневно кто-нибудь попадает в ее петли. Темпераменты отчетливее выявляются в недели, когда паника подкрадывается незаметно, как тихие струи воды на реке предвещают еще невидимое, но уже близкое наводнение. В этой фазе люди обособляются друг от друга; они становятся молчаливы, задумчивы, как подростки в пубертатный период. Но по самым слабым уже заметно, чего следует ожидать. Это наиболее уязвимые точки; так, маленький старший лейтенант, которого я нашел в его кабинете, сотрясался в истеричных рыданиях...

Эрнст Юнгер. [Страницы из дневника]. Излучения. Ворошиловск, 6 января 1943

Встал рано к отъезду в Ворошиловск. В плотной снежной замети я плохо различал долину Теберды, а затем — и Кубани. Летучие, свободные мысли и фантазии исполнены духовной силы. Я отношу это на счет горного воздуха, а также живительной силы меда — древней пищи не только богов, но также отшельников и одиночек, чьей жизнью по преимуществу я жил в эти дни. Кто имеет их постоянно в достатке, может расправить духовные крылья, точно бабочка. Дорога запружена потоками отступающих колонн. Тут карачаевцы в своих черкесках, верхом на лошадях; они отгоняют скот или сворачивают в боковые долины. Эти люди в трудном положении, они встретили немцев, как освободителей, и теперь им придется, если только они не присоединятся к отступлению, укрываться в недоступных местах, чтобы избежать кровавой расправы. Самое страшное — постоянная смена властей, взимающих все более кровавую плату за частую смену заблуждений...

Эрнст Юнгер. [Страницы из дневника]. Излучения. Ворошиловск, 7 декабря 1942

Вчера был важный день; меня вдруг озарило, что значит «Это — ты». Уже многие годы, со времен Южной Америки, я не испытывал ничего подобного. Существует ли географическое, точнее, геоманти ческое воздействие на характер? Я думаю: не только на нравы, что наблюдали уже Паскаль и Стендаль, но и на самые основы нашего существа. Будь это так, тогда в других широтах мы испытали бы распад и затем перекристаллизацию. Это соответствовало бы и физическим изменениям: сперва у нас появился бы жар, затем возникло бы новое здоровье. Гражданами мира в высшем смысле были бы мы, если б земной шар, как целое, влиял на наше формирование. Такого состояния достигали в пределах своих наций только властители мира; легенда о космическом зачатии Александра касается этого предмета. Молния попадает в его мать, в лоно земной жизни. Великие поэты, как Данте в его блужданиях и Гёте в «Западно-Восточном диване», проницательно намекают на это. Затем — мировые религии, исключая ислам, слишком привязанный к своему климату. Сон Петра о зверях, символизирующих в своей радости сообщество стран и царств этого мира...

Эрнст Юнгер. [Страницы из дневника]. Излучения. Ворошиловск, 6 декабря 1942

...В лесу было немного веселее. Навстречу мне шли крестьянки с длинными гнутыми деревянными шестами на плечах, на концах которых качались ведра или какой-нибудь небольшой груз. Даже на хомуты лошаденок, танцующие над ними во время ходьбы, было весело смотреть. Это наводит на мысль о прежних временах, о прежнем достатке. Ощущаешь, чего лишила этот край абстрактная идея и как бы он расцвел под солнцем благой отеческой власти. Когда я слышу людскую речь с этими гласными, в которых звучит затаенная радость, сдержанный смех, то вспоминаю, как в зимние дни подо льдом и снегом чувствуется биение родника. Закончил: Иеремию, чтение которого начал 18 октября в Сюрене. В течение всей поездки я читаю Книгу Книг, и мир вокруг дает все основания для этого...

Эрнст Юнгер. [Страницы из дневника]. Излучения. Ворошиловск, 4 декабря 1942

Туманная погода, достаточно прояснившаяся к вечеру. Звезды скорей угадываются, чем заметны за вуалью тумана. Семена подсолнуха, которые здесь всюду предлагают. Они черные с красивыми белыми полосками. Все время видишь, как стар и млад, стоя или на ходу, без устали грызут их, быстро кидая в рот и ловко щелкая. Шелуху выплевывают, ядрышко съедают. Порой кажется, это времяпровождение — вроде курения, иной раз — род гомеопатического питания. Утверждают, что у женщин от них делаются крепкими груди. На всех дорогах и тропах земля усеяна выплюнутой шелухой, будто здесь до этого проходила армия грызунов...

Эрнст Юнгер. [Страницы из дневника]. Излучения. Ворошиловск, 2 декабря 1942

Дыхание этого мира палачей столь ощутимо, что умирает всякое желание работать, писать и размышлять. Злодеяния уничтожают все, людское пространство становится нежилым, будто из-за припрятанной падали. При таком соседстве вещи теряют свою душу, вкус и аромат. Дух изнемогает на задачах, которые он ставит перед собой и которые могли бы его увлечь. Но именно вопреки этому он обязан бороться. Краски цветка, растущего на смертельной кромке, не должны поблекнуть для нашего глаза, будь это расстояние хоть в ширину ладони от бездны. Это именно та ситуация, которую я изобразил в «Скалах».

Эрнст Юнгер. [Страницы из дневника]. Излучения. Ворошиловск, 1 декабря 1942

Посещение Института чумы, в котором работают русские ученые и служащие. Обильная земля этой страны — также своего рода Эльдорадо эпидемий и болезней, таких как украинская лихорадка, дизентерия, тиф, дифтерит, инфекционная желтуха, возбудители которой еще не обнаружены. Говорят, чума возвращается раз в десять лет; она была в 1912, 1922 и 1932 годах, и теперь снова пришло ее время. Ее заносят караваны из Астрахани. Мор среди грызунов является ее предвестником. В этих случаях институт посылает экспедицию, состоящую из зоологов, бактериологов и сборщиков, для более подробного изучения. Распространение эпидемии контролируется «чумными станциями». Особое внимание уделяется истреблению крыс; для этого во всех колхозах есть специальные ловчие, «дератизаторы»...

Эрнст Юнгер. [Страницы из дневника]. Излучения. Ворошиловск, 30 ноября 1942

На кладбище, самом заброшенном, какое я когда- либо видел. Оно занимает прямоугольный участок земли; полуобвалившаяся стена окружает его. Заметно отсутствие имен; надписи едва видны как на замшелых плитах, так и на изъеденных непогодой андреевских крестах, вырезанных из мягкого, желто-бурого известняка. На одном я различил слово «Patera», вырезанное греческими буквами, и подумал о Кубине и его городе-мечте Жемчужине, о котором здесь многое напоминало. На могильных холмиках густо разросся кустарник; чертополох и репейник растут повсюду. Между тем вырыты, по-видимому как попало, новые могилы, не отмеченные ни каменным, ни деревянным надгробием. Только старые кости белеют на разрытом дне. Позвонки, ребра, берцовые кости разбросаны как в головоломке. Я видел также позеленевший детский череп, лежавший на ограде...

Эрнст Юнгер. [Страницы из дневника]. Излучения. Ворошиловск, 29 ноября 1942

Утром на большом рынке, где много посетителей, но ничтожно мало товаров. Цены — в соответствии с голодом. Я заплатил три марки за небольшой моток пряжи, какой еще недавно во Франции предлагали за несколько пфеннигов. Вокруг поющего нищего со свежеперевязанным обрубком руки толпился народ; казалось, они меньше внимали мелосу, чем бесконечно длящемуся тексту. Картина, достойная Гомера. Затем мимо прошла похоронная процессия. Впереди две женщины несли деревянный крест с венком, за ними четверо других шли с крышкой гроба на плечах, как с украшенной цветами лодкой. Сам гроб четверо молодых мужчин несли на льняных полотенцах; в нем лежала мертвая женщина приблизительно тридцати шести лет с темными волосами и резко очерченным лицом. Голова покоилась на цветах, а в ногах, которыми несли вперед, лежала черная книга. Православная традиция показать так человека при свете дня встречалась мне уже на Родосе; она мне нравится, кажется, будто он еще в сознании и прощается со всеми, прежде чем сойти во тьму...

Эрнст Юнгер. [Страницы из дневника]. Излучения. Ворошиловск, 27 ноября 1942

Утром в городском музее, основанном еще в царское время и содержащем главным образом зоологическую коллекцию, пострадавшую от времени. Так, я увидел змей, выцветших на солнце, белыми чешуйчатыми спиралями обвивших сучья или высохших до состояния мумий в сосудах, откуда улетучился спирт. Тем не менее, судя по всему, экспонаты были расставлены по своим местам с любовью и желанием сделать это наглядно. Посетитель замечает это по едва уловимым признакам; так, мне бросилась в глаза надпись, указывающая на местный круг любителей: «Acta Societatis Entomologicae Stauropolitanae, 1926». Ставрополь — старое название Ворошиловска. Среди чучел зверей я обратил внимание на пару двухголовых существ: козу и теленка. У козы уродство сформировалось в виде головы Януса, тогда как у теленка при двух мордах образовалось всего три глаза, причем третий, как у Полифема, находился на лбу. Это слияние было совершено не без известной доли элегантности и производило впечатление обдуманной комбинации, скорей мифологического, нежели зоологического толка...

Эрнст Юнгер. [Страницы из дневника]. Излучения. Ворошиловск, 26 ноября 1942

Гонит снег, сильный ветер. Пытался, чтобы получить обзор сверху, подняться на колокольню, однако обнаружил, что верхние ступени сильно обгорели. Так что ограничился видом на окрестности со средней высоты, а затем устремился к редкому лесу, оттуда высмотренному. К сожалению, оказалось, что при бездорожье это довольно трудно, поэтому пришлось довольствоваться тем, что любовался стаей птиц, проворно скользивших по зарослям кустарника. Птицы были похожи на наших синиц, но мне показалось, что они больше и ярче окрашены. За столом майор фон Оппен, сын моего старого полкового командира. Мы говорили между прочим о стихах «Таврия», которые Фридрих Георг посвятил его отцу, покоящемуся там...

Эрнст Юнгер. [Страницы из дневника]. Излучения. Ворошиловск, 25 ноября 1942

Погода дождливая; улицы покрыты грязью. Пока что я застрял здесь. Кое-что на улицах, которыми я ходил, кажется более приветливым, чем все виденное до сих пор. Прежде всего тепло, которым веет от домов царского времени, тогда как все эти советские коробки повсюду задавили страну. Днем я поднялся на возвышенность, где стоит православная церковь, — византийское, грубо выведенное строение с наполовину сорванной взрывом крышей колокольни. Вообще древние строения проникнуты духом варварства, воспринимаемым все же приятнее, чем абстрактное безличие новых конструкций. Здесь можно сказать вместе с Готье: «La barbarie vaut mieux que la platitude», переводя platitude как «нигилизм»...

Эрнст Юнгер. [Страницы из дневника]. Излучения. Ворошиловск, 24 ноября 1942

К вечеру я поехал дальше, сперва на Кропоткин, куда мы приехали в четыре часа утра. Там до отхода поезда на Ворошиловск я спал на стойке буфета в зале ожидания. Всего за два дня я привык к жизни в переполненных купе, в холодных залах, без воды, без удобств, без горячей еды. Но есть люди, которым еще хуже, — это русские, стоящие на ледяном ветру на грузовых платформах или на подножках вагонов. Поезд идет по плодородной кубанской степи; поля сжаты, но не обработаны к будущему посеву. Их вид впечатляет, границы необозримы. На их лишенном деревьев просторе то там то здесь возвышаются силосные башни, резервуары и хранилища, откуда светятся горы желтого и бурого зерна, словно символ высочайшей возможности, до которой поднялась в своем плодородии эта славная земля. Видны следы возделывания пшеницы, кукурузы, подсолнечника и табака. Края железнодорожной насыпи покрыты высохшими, бурого цвета зарослями чертополоха и других растений, есть тут также растение, формой похожее на хвощ, а величиной с небольшую елочку. Оно напомнило мне японские цветы чая, которые я ребенком распускал в теплой воде; точно так же я пытался угадать некоторые его сорта, заставляя их цвести в своем сознании...
Подписка на Ставрополь