Телеграмма министра иностранных дел Германии И. Риббентропа послу Германии в Японии Э. Отту. 26 апреля 1939 г.

Телеграмма министра иностранных дел Германии И. Риббентропа послу Германии в Японии Э. Отту

26 апреля 1939 г.

Уже длительное время между Берлином, Римом и Токио ведутся тайные переговоры о заключении оборонительного союза ⁵¹, которые по особым причинам и в соответствии с договоренностью между партнерами осуществляются вне обычных дипломатических путей.

Летом 1938 г. генерал Осима, тогда еще военный атташе, сообщил, что, по мнению японских военных кругов, наступил момент для заключения общего оборонительного союза между Германией, Италией и Японией. Содержание союзного пакта, по его мнению, могло состоять в следующем:

1. Проведение консультаций между тремя державами на тот случай, если одна из них окажется в затруднительном политическом положении.

2. Политическая и военная поддержка, если одной из трех дер жав угрожают извне.

3. Оказание помощи и поддержки, если одна из трех держав подвергнется неспровоцированному нападению со стороны другой державы.

В ходе конференции в Мюнхене в конце сентября этот вопрос обсуждался с Муссолини и графом Чиано. Это обсуждение было продолжено в Риме во время моего визита в конце октября; результатом этого обсуждения было то, что дуче заявил о своем принципиальном согласии, однако зарезервировал за собой право сообщить позднее свое мнение о времени заключения пакта. В начале января итальянский министр иностранных дел информировал, что теперь дуче готов к подписанию пакта.

В ходе непосредственных контактов между мной, Осима и Чиано был выработан текст договора, который наряду с тремя указанными выше пунктами содержал также обязательство, в случае совместного ведения войны, мир и перемирие заключать только сообща и который устанавливал в качестве срока действия договора период в 10 лет. Проект договора был дополнен далее двумя секретными протоколами, которые предусматривали немедленное проведение консультаций о выполнении обязательств по оказанию поддержки в различных принимаемых в расчет случаях и, кроме того, определяли соответствующие меры по совместным выступлениям в сфере пропаганды и прессы. Осима со специальным курьером отправил проекты в Токио, где они обсуждались на заседаниях кабинета.

В начале марта Осима, а также посол Сиратори в Риме получили инструкции, в соответствии с которыми японское правительство хотя в общем и целом одобряло идею пакта, однако обязательство по оказанию взаимной поддержки хотело привязать исключительно к случаю войны с Россией. Оба посла информировали об этом меня и Чиано в личном и строго конфиденциальном порядке и в свою очередь тотчас же сообщили в Токио о своем отказе представить на рассмотрение в Берлин и Рим это столь существенное изменение итало-германского проекта. Они еще раз высказались за принятие первоначального проекта и заявили, что в случае иного решения японского кабинета они будут вынуждены уйти со своих постов.

В ответ на это в начале апреля из Токио поступил японский проект, который в основном соответствовал итало-германскому проекту, но, правда, сокращал срок действия договора на 5 лет. Однако прежнее пожелание японцев ограничить обязательство по взаимному оказанию помощи исключительно случаем войны с Россией еще сохранялось в смягченной форме; японцы испрашивали наше категорическое согласие на то, чтобы после подписания и опубликования пакта сделать английскому, французскому и американскому послам заявление примерно следующего содержания: пакт возник в развитие антикоминтерновского соглашения; при этом партнеры в качестве своего военного противника имели в виду Россию; Англия, Франция и Америка не должны усматривать в нем угрозу для себя. Кабинет в Токио обосновывал необходимость подобного ограничительного толкования пакта тем, что Япония в данный момент по политическим и особенно по экономическим соображениям еще не в состоянии открыто выступить в качестве противника трех демократий. Осима и Сиратори сообщили в Токио о невозможности осуществления также и этого пожелания японского правительства и информировали меня и Чиано, опять-таки в строго конфиденциальном порядке, о развитии этого вопроса. Как Чиано, так и я не оставили никакого сомнения в том, что нас не устраивает заключение договора с такой интерпретацией, прямо противоречащей его тексту. Далее я, чтобы ускорить окончательное выяснение вопроса, заявил Осима и Сиратори, который находился в Берлине в связи с днем рождения фюрера, что я должен узнать об окончательном решении японского кабинета, будь оно положительное или отрицательное, до выступления фюрера, которое намечено на 28 апреля. Оба посла телеграфировали об этом в Токио.

Данное сообщение предназначено исключительно для Вашей личной информации. Прошу строго засекретить его. Эту тему в Ваших беседах по своей инициативе не затрагивать до особого распоряжения, а если в беседе с Вами она будет затронута другой стороной, то ни в коем случае не давать собеседнику понять, что Вы информированы по этому вопросу. Это относится и к послу Италии в стране Вашего пребывания, который, по сообщению Чиано, пока еще не информирован. Напротив, прошу тщательно следить за положением дел на месте и систематически телеграфировать об этом.

Риббентроп

Печат. по сб.: СССР в борьбе за мир... С. 352—354. Опубл. в изд.: Akten zur deutschen auswärtigen Politik... Serie D. Bd. VI. S. 280-281.

Здесь печатается по кн.: Год кризиса. 1938-1939. Документы и материалы в двух томах. Составитель МИД СССР. 1990. Документ № 299.

Электронная версия документа перепечатывается с сайта http://katynbooks.narod.ru/

Примечания

^{50^} Ж. Бонне после окончания своих переговоров с И. Риббентропом, которые происходили в Париже 6—8 декабря 1938 г., ознакомил с их результатами советского полпреда Я. 3. Сурица, о чем полпред в тот же день телеграфировал в НКИД. Сопоставление сообщения Бонне полпреду с германской записью беседы Бонне с Риббентропом (см. док. 74) показывает, что французский министр предпринял попытку дезинформации Советского правительства, являвшегося союзником Франции. Так, он совершенно умолчал о настойчивых заявлениях Риббентропа о том, что Германия рассматривает Восточную Европу как «область своих интересов», против чего Бонне не выдвинул никаких возражений. Бонне, естественно, предпочел также не упоминать и о том, что Риббентроп хулил советско-французский договор, а он, Бонне, отмежевался от договора, возложив ответственность за его заключение на других, пытался принизить его значение, а также заверял Риббентропа в том, что французское правительство «абсолютно враждебно большевизму».— 1-141.