«27 февраля пополудни я, как почти во все дни предыдущей недели, зашел в полицей-президиум на Александрплац к комиссару по уголовным делам д-ру Брашвицу, чтобы продолжать с ним переговоры о выдаче нам материалов, предназначенных для предвыборной кампании, находившихся в доме Карла Либкнехта. После трех часов мы вместе с несколькими чиновниками отправились из полицей-президиума в дом Карла Либкнехта; здесь, как это уже делалось в предыдущие дни, были запакованы и вывезены несколько небольших кип плакатов, которые разрешено было использовать для предвыборной агитации. В сорок минут шестого, когда эта работа была закончена, я простился с комиссаром, сговорился в соседнем ресторане с нашими рабочими о дальнейшей транспортировке этого материала на другой день и позвонил затем в секретариат нашей фракции в рейхстаг, где мне надо было еще кой о чем поговорить в связи с распределением ораторов для последней недели предвыборной кампании. В связи с этим разговором по телефону я с той же целью поехал затем в рейхстаг; приехал я туда за несколько минут до половины седьмого. Там
[ 75 ]
я застал своего коллегу Эрнста Торглера, который в качестве руководителя официального комитета по руководству выборной кампанией нашей партии занят был распределением наших депутатов для выступлений на собраниях. Около четверти восьмого я закончил свои дела, но мой друг Торглер просил меня остаться еще несколько минут, так как он ждет телефонного звонка; ему должны скоро позвонить, после чего мы пойдем вместе ужинать. Так как я взялся отправить по почте срочный перевод, я просил Торглера справиться в телефонной станции рейхстага, открыто ли почтовое отделение при рейхстаге. Он позвонил и ему ответили, что с семи часов отделение закрыто. Затем я рассказал Торглеру о тех трудностях, которые непрестанно чинят нам при выдаче из дома Карла Либкнехта материалов для предвыборной кампании. Мы решили, что Торглер, как руководитель центрального предвыборного комитета нашей партии, еще раз официально позвонит заведующему политическим сектором берлинской полиции д-ру Дильсу и вторично заявит протест против невыдачи нам различных плакатов и других материалов для предвыборной кампании.
«Этот разговор с д-ром Дильсом произошел приблизительно в половине восьмого. После этого я вызвал асессора, который был правой рукой д-ра Дильса и нес ответственность за проведение выдачи; с своей стороны, я говорил с ним об упомянутых проволочках, а также о том, что предстояло сделать завтра и о чем я уже сговорился с комиссаром уголовного розыска, условившись встретиться с ним в доме Карла Либкнехта.
«После этих телефонных разговоров с полицей-президиумом Торглер позвонил еще адвокату д-ру Розенфельду. Это было приблизительно в три четверти восьмого. Так как ожидаемого им с семи часов звонка от партийного товарища все еще не было, он вызвал швейцара подъезда № б и сказал ему, что, если позвонят после восьми часов (время закрытия телефонной станции рейхстага) в швейцарскую, то надо будет через комендатуру вызвать его, Торглера, из секретариата фракции.
«Тем временем из раздевальной южного подъезда позвонили и спросили, собирается ли г-н Торглер сейчас уходить, или же надо как обычно принести ему верхнее платье в помещение фракции. Он просил принести платье наверх, что и было сделано. Это было примерно в восемь часов. В это время закрываются подъезд № 2 и южная раздевальная.
«Спустя несколько минут после восьми часов состоялся наконец телефонный разговор, которого ожидал Торглер. Разговаривать пришлось у швейцарского подъезда № 5, единственного, еще открытого тогда выхода из рейхстага. Для этого Торглера вызвали по внутреннему телефону вниз и конечно он очень торопился, так как спускаться приходилось с третьего этажа и он не желал заставлять своего друга напрасно ждать. Через несколько минут Торглер вернулся из швейцарской в помещение фракции. Вслед за тем мы оделись и вместе с секретаршей фракции вышли из рейхстага через подъезд № 5. Это было приблизительно в четверть девятого.
«Утверждения, что мы якобы бегом покинули рейхстаг, не со-
[ 76 ]
[Иллюстрация]
[ 77 ]
ответствуют действительности; надо сказать, что именно в этот вечер мы случайно выходили из рейхстага с такой чрезвычайной медленностью, как никогда прежде. Дело в том, что секретарша фракции, которая на этот раз вышла вместе с нами, страдала в то время воспалением вен ноги, ей было очень трудно ходить и поэтому мы могли итти только очень медленно.
«Таким медленным шагом мы дошли до вокзала Фридрихштрассе, где секретарша нас оставила, чтобы отправиться дальше по подземной железной дороге. Вслед за тем—это было следовательно к половине девятого—мы пошли в ресторан Ашингера у вокзала Фридрихштрассе и сели там ужинать. Здесь мы встретили еще трех партийных товарищей, с которыми беседовали некоторое время. Двое из них, поужинав, оставили нас — примерно между половиной и тремя четвертями девятого. В десять часов сменились кельнеры, и мы уплатили по нашему счету незадолго перед этим.
«Лишь после десяти к нашему столу подошел новый кельнер, назвал меня по имени и сказал: «Г-н Кенен, знаете ли вы уже, что рейхстаг горит?» Крайне изумленный, я воскликнул: «Вы с ума сошли? Это совершенно невозможно!». Он ответил мне, волнуясь: «Нет, в самом деле. Все шоферы рассказывают об этом. Вы можете спросить их. Тысячи людей уже стоят там».
«Так узнали мы об одном из самых чудовищных преступлений в мировой истории.
Подпись: Вильгельм Кенен»
[ 78 ]
Здесь приводится ко кн.: Коричневая книга о поджоге рейхстага и гитлеровском терроре. М.: Изд-во ЦК МОПР СССР, 1933. с. 75-78.