Хельмут Мольтке о визите Вильгельма II к Бисмарку в Фридрихсру 16 декабря 1895 г.

Утром 16 декабря 1895 г. Его Величество Император отбыл из Киля в Альтону, где осмотрел верфь компании «Блом & Фосс» и после позавтракал у командира IX армейского корпуса генерала Вальдерзее 1. В четыре часа пополудни Его Величество покинул Альтону, а в пять часов личный императорский поезд остановился в Фридрихсру. Князь Бисмарк ожидал прибытия Его Величества. Могучая фигура бывшего рейхсканцлера в сюртуке и шлеме, без пальто, возвышалась на перроне. Император быстро спустился и приветствовал князя сердечным рукопожатием; он убедил его накинуть шинель, и после короткого обмена приветствиями между свитой и господами, сопровождавшими князя, — графом Ранцау 2 и профессором Швеннингером 3, — все мы пошли к дому.

В дверях стояла графиня Ранцау 4, а в передней — два её младших сына.

Император захватил с собой для князя иллюстрированное издание Вислиценуса 5, посвящённое немецкому флоту, и пока он раскрывал папку, чтобы пояснить князю рисунки, мы удалились в соседнюю комнату. Монарх и бывший рейхсканцлер остались одни. Они сидели друг против друга в больших креслах за круглым столом маленького салона, между ними лежала большая папка с рисунками кораблей. О чём шла речь между ними в течение сорока пяти минут, мы не слышали; у нас тотчас завязалась оживлённая беседа с графиней Ранцау. Время прошло быстро; в шесть часов было объявлено, что стол накрыт. Император подал руку графине Ранцау, чтобы вести её в примыкающую к салону столовую, а за ними последовали все мы. За столом нас было двенадцать персон. Во главе стола сидел Император, по левую руку от него князь, по правую — графиня Ранцау. Далее со стороны князя сидели генерал фон Плессен, адмирал фон Зенден, фон Калькштайн 6, Швеннингер, со стороны графини — его превосходительство фон Луканус 7, Линкер, доктор Лёйтхольд  8 и я. В противоположном конце стола сидел граф Ранцау. Обед был хорош, вина отличные. Разговор вращался вокруг обыденных тем. Время от времени Император заговаривал с кем-нибудь из сидящих в противоположном конце стола и пил за его здоровье. Когда разливали шампанское, князь вспомнил, как однажды, беседуя с Фридрихом-Вильгельмом IV 9 , сказал Королю, что его министры пьют слишком мало шампанского и потому им недостает боевого заряда. — На десерт подали белое итальянское вино, по вкусу несколько напоминающее «Шато д'Икем»; князь сказал, что ежегодно получает его в подарок от Криспи 10. И добавил: «Он ещё ни разу не забыл обо мне — ведь оба мы старые пираты».

Встав из-за стола, мы снова собрались в маленьком салоне; подали сигары, и князь беседовал с некоторыми господами из свиты. По приезде Император преподнёс ему букет из сирени и ландышей, теперь князь снова взял его, понюхал и восхитился свежестью цветов. Потом заметил Императору, что он выглядит несколько утомлённо, и сказал далее: «Должно быть, Ваше Величество гневались на своих министров. Любому королю жилось бы много спокойней, не будь у него министров, но всё-таки подчас, когда вода прибывает, дамба очень кстати». Потом он обратился к полковнику фон Калькштайну и спросил, где тот был во время похода, а узнав, что Калькштайн состоял в Первом Гвардейском полку ландвера, поинтересовался, какие там были люди, охотно ли шли в бой, как вели себя в сражении. С удовольствием вспомнил, какие роскошные молодцы были гвардейцы ландвера, охранявшие мост через Сену, и с каким робким удивлением, снизу вверх, поглядывали на них маленькие французы. — Тем временем принесли длинную пенковую трубку князя, он сел в кресло у стола, взял в губы большой янтарный мундштук и закурил её от спички, которую уже держал наготове профессор Швеннингер. Император, сидевший на диване по другую сторону стола, сказал, что мне стоило бы расположиться рядом с князем и рассказать ему что-нибудь о Царе. Я уселся на стул напротив князя и рассказал ему, что некоторое время тому назад Его Величество посылал меня в Петербург — передать Царю гравюру профессора Кнакфуса — и что я нашёл Царя сильно изменившимся к лучшему. Князь очень скоро перебил меня вопросом: «Что за человек Царь? Я имею в виду — решится ли он прибегнуть к насилию?» При этом он сделал жест, словно хочет выхватить меч из ножен. Я ответил, что Царь, как мне кажется, человек, руководствующийся чувством 11, на что князь возразил: «Этим он не удержит порядка в своей стране. Но есть ли у него хотя бы воля властвовать?» Тут я поведал, что во время беседы, которой удостоил меня Царь, зашла речь о прессе, и Император заявил: «Я не освобожу русскую печать, покуда жив. Свободная печать приносит величайший вред. Русская печать должна писать только то, что хочу я, и во всей стране должна царить лишь одна воля — моя». Князь на это сказал: «Это мне нравится, тут он совершенно прав: стоит только допустить публичную дискуссию, как он окажется перед безбрежным морем. Для русского крестьянина Царь- батюшка должен оставаться полубогом, а то и Богом. Я знаю Россию и её народ, жил там целых три года и имел возможность оглядеться. Если бы кто-то вздумал шестьдесят миллионов русских лишить Царя, они бы скоро стали творить одни безумства». — Когда же я выразил опасение, что Царь не тот человек, который станет безоглядно насаждать свою волю, князь спросил о Царице: имеет ли она влияние на Царя. Я сказал, что Царица произвела на меня наилучшее впечатление, влияние на супруга она определённо имеет и, надо надеяться, он найдёт в ней прочную опору. На это князь сказал: «Я тоже слышал о ней только хорошее». — После этого князь без перехода заговорил об Императоре Наполеоне III. Из уст его вырывались отрывистые фразы, словно пар, выбрасываемый машиной, а в паузах он энергично посасывал гаснущую трубку. Яркий свет лампы падал на его могучую голову; взгляд его властных глаз был непреклонен. Он не обращался ни к кому конкретно и говорил в пространство. Все стояли, тесно сплотившись, и не сводили глаз с его рта, полностью заворожённые его личностью.

«Помню, когда я в 1856 г. был в Париже, меня как-то раз пригласил Император Наполеон и спросил, следует ли ему править как абсолютному или как конституционному монарху. — Я сказал ему: „Пока у Вашего Величества есть гвардия, Вы даже можете позволить себе роскошь проверить это на опыте, — но как только вода начнёт прибывать, всё- таки очень кстати, если между Вами и народом будет плотина. Но пока есть гвардия, Вы можете произвести эксперимент". — Имея в распоряжении гвардию в пятьдесят тысяч штыков, можно владеть 11арижем, а значит, и Францией. Это были сплошь отборные части, высокие, красивые люди, носившие шляпы набекрень и знавшие, что Париж у них в руках. Эти люди занимали выгодное положение — от перемен они могли бы только проиграть: на пользу им перемены не пошли бы. — Проходя по улице, они не уступали дороги ни одному человеку — ходили всегда парами — и не пропускали вперёд себя ни один гружёный экипаж». Император спросил: «А кто в то время командовал гвардейским корпусом?» Князь возразил: «Это совершенно неважно. Император мог на них рассчитывать при любых обстоятельствах. Кто ими командовал — совершенно неважно. Помню, когда в то время я ходил на доклад, шёл порой там, где не полагалось. Если на посту стоял один из маленьких южных французов, я просто говорил: ,,Le ministre de Prusse" 12 но когда там стоял гвардеец, он говорил мне: „Cela m'est tout a fait egal" 13». — Все засмеялись, и сам князь от души засмеялся со всеми вместе, широко раскрыв глаза и лишь слегка скривив рот, словно удивлённый тем, что отпустил шутку.

Князь продолжал: «Да, таким образом, пока у него есть эта гвардия в пятьдесят тысяч штыков, — сказал я Наполеону, — он может проводить эксперименты. Но всё-таки не помешало бы иметь вал из министров, который бы принял на себя первый удар стихии. А то народ взвалит на него вину за любую непогоду — c'est l'art de regner!  14  Император тогда уже прихварывал — в нём больше не было настоящей энергии — и, кроме того, его угнетало умственное превосходство Императрицы. Это была самая красивая женщина, какую я видел».

Император сказал, что она и до сих пор красивая женщина — с совершенно белыми волосами и с безупречной стройной фигурой, несмотря на возраст 15. Бисмарк ответил: «Да, это была энегичная женщина — гораздо энергичнее Императора — я-то разговаривал с ним, как со здоровым, энергичным человеком, — но он, видимо, мне не вполне верил — он прихварывал и чувствовал себя неполноценным на фоне своей жены». — И, наверное, напрасно, — вставил я свою реплику, на что князь возразил: «Если бы он не был женат, он бы никогда не начал войну с нами».

Кто-то спросил, говорил ли Император по-немецки, на что Князь ответил: «Говорят, что да, и притом очень хорошо, но в разговорах со мной он

не произнес ни звука ни на каком языке, кроме французского, и даже если ему случалось ввернуть немецкое слово, как, например, „Kreuzzeitung" 16, он делал это подчёркнуто на французский манер».

Тем временем наступила половина восьмого, а отъезд был назначен на семь часов, и граф Ранцау доложил Императору, что время уже подошло.

Его Величество встал. Все начали пристёгивать сабли и прощаться. Кто-то задал князю вопрос о выполненной из гипса прелестной модели памятника Бисмарку для Рудельсбурга 17, стоящей на столе в соседней комнате. Скульптор изобразил князя студентом, восседающим на постаменте. Гибкая фигура непринуждённо опустилась в кресло, одна нога заброшена на другую, опущенная вниз правая рука сжимает рапиру. В фигуре ощущается юношеский задор в сочетании с энергичной уверенностью. На постамент к хозяину тянется большая собака. — Князь назвал имя художника и сказал, что одобрить этот проект его прежде всего побудило то, что на ошейнике у собаки написано имя «Ариэль». «А ведь так, — заметил он, — звали в то время мою собаку. В моём возрасте, — продолжил он, — надо терпеливо сносить все, что на нас обрушивается, и 18 хорошее, и плохое»

Когда кто-то сказал, что хорошее можно было бы принимать с удовольствием, князь ответил: «Нет, плохому можно сопротивляться, но против хорошего человек бессилен».

Император распрощался с графиней Ранцау и в сопровождении князя пошёл к поезду. Ещё раз пожав старику руку, он поднялся в вагон, и вскоре поезд тронулся. — Князь стоял выпрямившись, держа руку у шлема в военном приветствии.

Опубликовано в кн.: Мольтке X. Фон. Русские письма. Пер. с нем. М. Ю. Некрасова — СПб.: Издательство им. Н. И. Новикова, 2008. (Примечания к тексту даны по указанному изданию). с 125-134.

Примечания

1. Граф Вальдерзее, начальник германского Генерального штаба в 1888—1891 гг., в январе 1891 г. отставлен со своего поста и назначен командиром корпуса.

2. Граф Куно цу Ранцау (1843-1917) — зять Бисмарка, дипломат.

3. Эрнст Швеннингер (1850-1924) — личный врач Бисмарка.

4. Графиня Мария цу Ранцау (1848-1926) — дочь Бисмарка, с 1878 г. жена Куно цу Ранцау.

5. Речь идёт, по-видимому, о свеженапечатанной книге: Georg Wislicenus. Deutschlands Seemacht — sonst und jetzt. Leipzig, 1896. — Флот был любимым детищем Вильгельма II; к его планам развития судостроения и наращивания военного флота Бисмарк относился крайне негативно.

6. Георг фон Калькштайн — флигель-адъютант Вильгельма II.

7. Герман фон Луканус (1869-1921) — шеф гражданского кабинета Вильгельма II с 1888 г.

8. Доктор Рудольф Лёйтхольд, лейб-медик Вильгельма II.

9. Фридрих-Вильгельм IV (1795-1861), прусский король с 1840 по 1861 гг., предшественник своего брата Вильгельма I.

10. Франческо Криспи (1819-1901) — итальянский государственный деятель, в 1887-1891 и 1893-1896 гг. премьер-министр Италии, лидер правого блока и сторонник Тройственного союза (Италия — Германия — Австрия).

11. В оригинале Gemutsmensch.

12. Прусский министр (фр.).

13. Мне это совершенно безразлично (фр.).

14. Вот искусство царствовать (фр.).

15. В 1895 г. вдове Наполеона III Евгении Монтихо исполнилось 69 лет.

16. «Kreuzzeitung» — неофициальное название консервативной газеты «Neue PreuGische Zeitung» (1848-1939), данное ей по её заглавной эмблеме — Железному кресту.

17. В немецком издании ошибочно стоит: Рудольштадта.

 18. Речь идёт о памятнике Бисмарку работы известного австрийского скульптора и писателя Норберта Пфрецшнера (1850-1927). В одной из комнат дома в Фридрихсру была выставлена модель памятника высотой более полутора метров; её создание было приурочено к 80-летию Бисмарка. Бронзовый памятник, отлитый и установленный в Рудельсбурге (Бад-Кёзен) годом позже (1896), уничтожен в 1951 г.; в 2006 г. восстановлен на прежнем месте. — Споры, поначалу разгоревшиеся вокруг этого произведения, стихли после одобрения скульптуры самим Бисмарком.