Тыркова А.В. Дневники. 1901.03.28

28. III. 1901 г.

Давно у нас не было такой оживленной в общественном отношении зимы. Юбилей Михайловского, «Контрабандисты» и затем медленное, но растущее студенческое брожение. Помню одну из первых сходок на Рождество. У молодежи было неопределенное, нерешительное настроение. Они не знали чего хотеть, о чем говорить в своих требованиях. Временные правила, старый университетский устав, свобода печати, чуть ли не конституция. Получалась какая-то каша. Правда, тут же выяснилось, что большинство за узкостуденческие требования, без примеси всяких политических задач. И немногие литераторы, бывшие тут, поддерживали такую постановку.

Вообще от литераторов веяло холодком. Они точно из привычной вежливости сдерживали свой скептицизм, свое недоверие к результатам студенческих волнений. И все твердили:

— Господа, помните, что вы должны рассчитывать только на себя, что общество не поможет вам, а как всегда промолчит, будет бездействовать, чтобы с вами ни сделали. Это уже доказано целым рядом опытов. Да и сейчас ведь, вот в это собрание, даже профессора не пришли, хотя вы их и звали.

Тяжело было молодежи слушать эти очень добросовестные, но унылые речи. Они надеялись, что писатели, у кот[орых] они привыкли искать ответа на многие вопросы, помогут им тут, в такую трудную минуту исканья и нерешительности. Но учителя смущенно молчали и не сулили успеха молодым стремлениям.

Да и среди учащихся мало кто сочувствовал им. Вяло шли сходки. Мало кто ходил на них, мало кто соглашался на забастовку.

Потом вдруг эти 175 киевских студентов, попавшие в солдатчину (41). Даже не верилось. Точно известие из Трансвааля, жуткое и неправдоподобное. Но, верно, чтобы рассеять недоверие, сдали и петербуржцев (42). А тут 19 февраля панихида по Александру II и казаки, нагайками разгоняющие молодежь с этой панихиды. Это было днем, на Невском. Тысячи людей видели эту картину и возмущались. Все-таки хоть и полицейское государство, но бить людей среди бела дня - fi donc *!

И настроенье, что-то смутное, но беспокойное, все росло, главное- то его подняло покушение на Боголепова (43). Давно не были мы свидетели такого суда Линча над темным и вредным министром. Этот выстрел точно всколыхнул застывшую душную атмосферу русской жизни и разбудил мысли от ленивой безнадежной спячки.

Конечно, больше заволновалась молодежь. А тут еще и лозунг готовый под рукой: «Отмена временных правил!»

Единственный исход броженью могла дать манифестация, конечно, мирная, так как силы никакой не было и нету, и долго верно еще не будет в руках не только пылкой, но непостоянной молодежи, но даже и у тех, кто упорнее хочет и яснее смотрит вперед.

И о манифестации заговорил весь город. За две недели вперед все знали, что она будет, что студенты соберутся на Казанской площади и знали, конечно, что их будут бить. Хотя, впрочем, могли думать, что и не будут. Ведь не били же их, когда они собрались в день юбилея (25 февр.?) Суворина (44) под окнами его квартиры, чтобы устроить ему должную овацию. Тогда их вежливо оцепили, увели в какой-то двор, переписали и отправили по домам. И публика, устраивая гулянье по Эртелевому переулку (45), и молодежь, и даже городовые, все были добродушно настроены. Но 4 марта никто не ждал особенно добродушия. Боялись, что студенты захватят оружие и их перебьют, как баранов.

И странное было настроение у людей. Какое-то выжидательное любопытство. Дескать, посмотрим, что у вас выйдет. Если один вздор - останемся в стороне, ну а если что-нибудь - и мы пойдем посмотреть. Дальше смотренья никто ни о чем не думал. Точно забывали, что на площадь под нагайки пойдут наши дети, братья, сестры, приятели, все, что есть лучшего и ясного среди молодого поколения.

Что касается меня, я волновалась всю неделю. 4 марта рисовалось мне каким-то кошмаром. Но когда я говорила об этом, я видела недоумевающие или иронические лица - притворяется или глупости говорит.

Вечером накануне пошла к Давыдовой. Говорили о библиотеке для рабочих на тракте. Александра] Аркадьевна] хотела помогать им, расспрашивала инженера Р. и его молоденькую спутницу, хозяйку библиотеки. В инженере редкое сочетание идеализма с практичностью и деловитостью. Я любовалась на его некрасивое лицо, когда он говорил о том, что на свете еще много хороших людей. Но меня грызла манифестация, и я заговорила о ней, сказала о своем страхе. И тут в редакции либерального журнала они без усмешки взглянули на меня. Но оказалось, что почти все пойдут.

—           Да, я пойду, - равнодушно и лениво сказал Михаил Иванович [Туган-Барановский].

—           Пойду, пойду! — бойко воскликнул Агафонов (46).

—           Непременно побегу, - и у Муси даже глаза весело блеснули.

—           Знаю, что тысячу других обязательств есть, а не могу не пойти, — с милой виноватой улыбкой сказал инженер.

А. А. [Давыдова] обвела нас всех негодующим взглядом и заглянула в мои глаза.

—           По глазам вижу, что и Вы пойдете. Ну так хоть за Мишей присмотрите, я его Вам доверяю. - торжественно объявила она.

От нее пошла в Союз писателей. Там чествовали Станиславского с труппой. Было скучно, неумело и неуклюже. Писатели или, вернее, писаки стеснялись, актеры скучали.

А мне хотелось узнать, что думают. Плохо думали, трусливо и не умно.

—           Не вижу смысла в манифестации... Это бессмыслица... Что ж из этого выйдет... — говорили почти все.

—           Так вы, господа, знаете лучший путь к отмене временных правил (47)? Скажите же скорей!

Но господа ничего не знали, а просто находили, что это беспокойные и не безопасные выдумки. И мне казалось, что в них говорит страх и за свою шкуру.

Противно стало и не весело.

Здесь текст приводится по изданию: Наследие Ариадны Владимировны Тырковой. Дневники. Письма. [Сост. Н.И. Канищева]. М., 2012, с. 54-56.

Примечания

* Фи (стыдно) (франц.).

41. Данные А. В. Тырковой неточны — за участие в студенческой забастовке в Киевском университете (ноябрь 1900) по распоряжению министра просвещения Н. П. Боголепова (от 10 января 1901) в солдаты было отдано 183 киевских студента.

42. В начале 1901 за участие в неразрешенной сходке были отданы в солдаты 28 петербургских студентов.

43. Боголепов Николай Павлович (1846—1901) — см. ссылку Боголепов Н.П.

44. Суворин Алексей Сергеевич (1834—1912) — см. ссылку Суворин А.С.

45. В Эртелевом пер. (с 1923 — улица Чехова) в Петербурге А. С. Суворину принадлежал дом 6, а в доме 13 располагалась принадлежащая Суворину типография газеты «Новое время».

46. Агафонов Евгений Андреевич (1879—1955) — см. ссылку Агафонов Е.А.

47. Имеются в виду так называемые «Временные правила», утвержденные 29 июля 1900 г. императором, согласно которым студенты исключались из университетов и отдавались в солдаты за «грубое неповиновение» начальству, за подготовку и организацию беспорядков в стенах заведений и вне их.