Поиск по документам XX века

Loading

С.В. Зубатов - В.Л. Бурцеву. 18 декабря 1906 г.

VII. ПИСЬМО С. В. ЗУБАТОВА.

18 декабря 1906 г.

Милостивый государь Владимир Львович.

Какой вы милый, страстный и увлекающийся человек. Вам бы надо именоваться не Владимир Львович, а Кипяток Львович! Выводы ваши совсем не соответствуют посылкам моего письма. Я вам писал, что долголетняя практика убедила меня в ненужности, излишестве политической свалки, логическим выводом из чего являлось затеянное мною еврейское и рабочее движение. Я верил, что развивающееся равновесие общественных сил сделает излишним механический фактор. Следовательно, мое credo основывалось на примирении, уравновешении борющихся сил. Откуда вы взяли, что я «их» отрицаю, презираю, считаю вредными людьми. Они — необходимая историческая сторона. Не понимаю также, про какую мою «новую дорогу» вы говорите. Я рассказал вам начало и конец своих мыканий, желая этим вселить в вас убеждение, что жгучее, святое беспокойство донес я до седин, несмотря на все кажущиеся неудобства моего положения. Это для меня настолько несомненно, что я себя считаю ныне вполне нравственно удовлетворенным и правым и не считаю себя обязанным заводить новую волынку. Вы обходите Д. Ф. Трепова, видимо, к нему не благоволя1. А ведь он — инициатор Государственной думы, автономии высших учебных заведений, рабочего законодательства и пр. Для меня он очень дорог. Он — мой политический ученик, мой alter ego, мой стойкий и верный друг (в деле с Плеве). Начиная с 1893 г., я уже действовал в полном слиянии с департаментом, гоняя по всей России, дерясь с «красными» и ссорясь с «синими», лежебоками, у которых чуть ли....* разные....* одного пола печатали свои «бумажки». Назначение Д. Ф. в Москву застало меня уже в полном служебном расцвете и в роли баловня и фаворита Питера. Он же в то время только слез с лошади и 2 месяца сидел дома, читая законы и циркуляры. Что меня очень поразило, это внимательное чтение им прокламаций, нелегальных брошюр и пр., чего я ранее не замечал ни за кем из начальствующих лиц. Второе мое открытие состояло в том, что [он] придавал им веру, требовал проверки сообщавшихся в них фактов (обыкновенно думали: «Что может быть хорошего из Назарета?») и в официальных донесениях приставов по рабочим недоразумениям держался принципа «по совести и по справедливости», накладывая нередко правильные, но резкие резолюции на бумагах, в таком, напр., роде: «опять хозяева виноваты!» Впоследствии я убедился, что возражение ему: «это не по совести, это несправедливо», сбивало его, как быка, с ног, и он шел на все. Заметя это, я всегда приберегал этот аргумент, как неотразимый, на самые важные случаи. Словом, он был чудной души человек, щепетильно блюдущий свою честь и совесть. Но он был гвардейский офицер, и отсюда происходят все его странности: высокомерие, бранчливость, вспыльчивость, резкость, которые в существе оказывались самыми для...**, но манера «лаять даже на луну» пугала разговаривавших с ним, а в мало его знавших вызывала резкое против него раздражение. Но зла он никому не делал и страшно обижался, когда кто-нибудь собирался от него уходить. Беда была с ним ладить в минуты массовых беспорядков. Будучи хорошим стратегом, он долго терпел, но стоило задеть действительно его полицейских чинов, и он становился невменяемым. Сколько раз я пытался убедить его не обращать на это внимания и относиться к событию, как к действию в раже, но ничего не мог поделать. «Не могу же я позволить бить свою полицию; нет, об этом вы мне и не говорите». А между тем драчливость полиции явилась главным обвинительным пунктом....*** в отношении его к великому князю Сергею Александровичу. С критерием «по совести и справедливости» можно было зайти далеко. Мы и зашли. Он скоро близко сошелся с вел. кн., я был в фаворе в Питере, и мы занялись «переоценкой ценностей». События выдвинули рабочий вопрос. Я написал о нем громадный доклад. Д. Ф. целую неделю возился с ним, ибо были вложены в него весь мой...*** все мои политические познания. Это была для него очень интересная, но неизвестная ему область, поэтому он не только его перечитывал, но и переживал. Наконец через неделю он выкроил из моего доклада ту записку, которую вы знаете, и дал ее отшлифовать2. Мысли доклада стали его непоколебимым убеждением, он говорил о них и развивал их везде, в особенности в высших сферах и в своем столичном по фабричным делам присутствии, а с ведомствами вел из-за них жестокую войну. — Студенты не менее беспокоили московскую администрацию своими беспорядками. Применительно к принципам по рабочему вопросу, мы выработали и взгляды на студенческие дела3. Добрались затем и до взглядов на самодержавие и политическую свободу, занимаясь не столько статикой самодержавия, сколько его динамикой. Словом, всячески старались сочетать свободу и порядок. Будучи в Петербурге, он остался верен выработанным принципам и со свойственной ему прямотой и искренностью проводил их на практике. На этой работе он и сгорел. Его петербургские эксцессы я объясняю неудачным подбором сотрудников и дурным влиянием его окружающих [«Патронов не жалеть»4 и пр. я отношу к области канцелярского красноречия и привычке иногда лаять на луну]****. Это был цельный, хороший человек, любивший и искавший добра и правды и при этом крепко веривший, что лежавшим в нем дорогим заветам ничто хорошее и человеческое не чуждо. Он и великий князь находили министерство кн. Святополк-Мирского слабым по власти, отчего ждали бед. Один за другим они подали (6 декабря 1904 г.)5 прошения об отставке, которая и была принята. Великий князь был назначен московским главнокомандующим, а Д. Ф. — в действующую армию. Он должен был выехать на место 15 января 1905 г., но история с Г. А. Гапоном, в отношении которого Трепов был особого мнения и, вопреки всем, оказался правым, привела его на пост петербургского генерал-губернатора. Отсюда его сила и кредит.

Итак, вы видите, что менять направление борьбы мне не для чего, как и отрекаться мне не от кого; правде, добру, человечности я оставался верен во всякой рогожке. А повидать вас у себя я бы очень желал. Утром выедете, в 3 часа будете здесь, а в 12 ночи есть поезд на Москву6.

Примите уверения С. Зубатов.

Быть в Москве и не обойти ее крестным ходом — для меня невозможно.

 

*) Неразобрано одно слово. Б. К.

**) Неразобрано два слова. Б. К.

***) Неразобрано одно слово. Б. К.

****) В скобках — зачеркнутое автором письма. Б. К.

 

ПРИМЕЧАНИЯ.

1) Трепов, Дмитрий Федорович род. в 1855 г., по окончании пажеского корпуса служил в лейб-гвардии конном полку. В 1896 г. был назначен московским обер-полицеймейстером и в это время находился под большим влиянием Зубатова, оказывал последнему сильную поддержку в его опытах насаждения «полицейского социализма». В декабре 1904 г. вышел в отставку и был назначен в распоряжение главнокомандующего войсками, действующими против Японии, ген. Куропаткина. Однако, прежде чем он успел отъехать в действующую армию, состоялось новое его назначение. После событий 9 января в Петербурге была восстановлена должность генерал-губернатора; 11 января Трепов был назначен на эту должность. В мае 1905 г. он, оставаясь генерал-губернатором, был назначен товарищем министра внутренних дел, заведующим полицией и шефом жандармов. После назначения гр. Витте премьером, Трепов вышел в отставку и получил место дворцового коменданта. 2 сентября 1906 г. Трепов умер. С момента назначения петербургским генерал-губернатором Трепов, этот «вахмистр по воспитанию и погромщик по убеждению» (по выражению депутата I Государственной думы кн. Урусова), начинает пользоваться громадным влиянием на Николая II и становится фактическим руководителем всей правительственной политики. После назначения его дворцовым комендантом влияние Трепова не только не уменьшилось, но возросло еще более. Пользуясь своей близостью к царю, Трепов становится его постоянным советником и помощником в текущих делах. «В конце концов, он явился как бы безответственным главою правительства, а я ответственным, но маловлиятельным премьером», пишет Витте в своих воспоминаниях (т. II, стр. 71).

2) О докладе Зубатова и записке Трепова см. выше в примечаниях к письму Бурцева от 8 декабря 1906 г.

3) Попытка Зубатова и Трепова создать «зубатовские» организации среди студентов московских высших учебных заведений до сих пор не освещена в литературе. Насколько известно, эта попытка не вышла за пределы чисто подготовительного характера. Смотри специальную записку Зубатова о студенческом движении, опубликованную С. Айнзафтом в № 5 «Каторги и Ссылки» за 1927 г.

4) «Патронов не жалеть» — знаменитая фраза из приказа, изданного Треповым в октябрьские дни 1905 г. относительно подавления беспорядков.

5) Об обстоятельствах, вызвавших отставку Трепова и вел. кн. Сергея Александровича в декабре 1904 г., см. выше, в примечаниях к письму Войлошникова.

6) Свидание Бурцева с Зубатовым не состоялось.

Источник: Б. П. Козьмин. С. В. Зубатов и его корреспонденты. М.-Л., Госиздат, 1928 г., стр. 50102.

 

Страна и регион:

Дата: 
18 декабря, 1906 г.