ЗАМНАРКОМИНДЕЛ ТОВ. Л.М. КАРАХАНУ
[Токио]
24 ноября 1927
[Москва]
Сов. секретно
Уважаемый товарищ.
Я не собираюсь сегодня особенно* много писать, т.к., с одной стороны, еще недостаточно ориентировался в положении, а с другой стороны, т[ов]. Довгалевский уехал всего лишь несколько дней назад и, конечно, по приезде в Москву не приминет информировать Вас самым подробным образом о японских делах. Но все-таки хочу отметить некоторые моменты нашей здешней работы.
1. Отъезд т[ов]. Довгалевского. Подводя итоги тому, что по справедливости должно быть названо «прощальной кампанией» т[ов]. Довгалевского, я должен констатировать, что результатами ее мы можем быть вполне довольны. Я не случайно говорю о «кампании», потому что даже мне, приехавшему в Токио лишь 30-го октября, пришлось пройти через семь прощальных завтраков, пять прощальных обедов, один прощальный чай, один концерт и один прием, а всего через 75 2* различных прощальных выступлений. Между тем, еще до моего приезда состоялся ряд подобного же рода дипломатических событий, в которых первое место приходилось занимать т[ов]. Довгалевскому. Я едва ли преувеличу, если скажу, что нашему Полпреду перед своим отъездом пришлось пережить не менее 30 различных политических, дипломатических и общественных чествований. Это - очень нелегкая вещь, особенно в японских условиях, но, повторяю, результатами «кампании» мы можем быть довольны. Ибо все эти чествования, даже при самой придирчивой их оценке, все-таки обнаружили два основных факта: 1) наличие хороших отношений между японским и советским правительствами, во-вторых, личную популярность т[ов]. Довгалевского в здешних правительственных, дипломатических и общественных кругах. Поскольку «прощальная кампания» явилась показателем нынешней «дружбы» между нами и Японией, постольку она представляет для нас большую ценность: подобно барометру, она дала оценку 3* состоянию политической погоды в данный момент. И оценка эта гласит: ясно. При напряженности наших отношений на Западе такой вывод представляет для нас крупнейшее значение.
2. Дело Черкасова 1. Из моих шифровок Вы знаете уже, как в данном вопросе обстоит сейчас дело. И прежде чем эти строки дойдут до Вас, в развитии черкасовского 4* инцидента будет, несомненно, проделан значительный путь вперед. Ограничиваюсь поэтому сообщением лишь некоторых деталей, на которых не мог останавливаться в телеграммах. Главная из них - это поведение Дебуци. Во время моего первого свидания с ним по данному поводу, 10-го ноября, он проявил, на мой взгляд, неожиданно много пылу. Выразил свое решительное негодование по поводу покушения, решительно заявил, что преступник подвергнется строжайшему наказанию, и на мое указание о попустительстве со стороны японской полиции весьма твердо ответил, что если мое сообщение действительно подтвердится, то местные полицейские власти будут смещены. Однако уже при втором свидании по тому же вопросу, 12 ноября, Дебуци сильно изменил тон: категорически заверял, что полиция исполнила свой долг и что если мы захотим приравнивать японское правительство к польскому правительству, то не получится ничего, кроме ухудшения отношений. Я, конечно, ответил, что мы делаем разницу между польским и японским правительством, но именно поэтому ожидаем с его стороны полной готовности принять меры к предупреждению подобных неприятных инцидентов в будущем, причем, как личное мнение, высказал мысль, что наилучшей острасткой для белых была бы высылка наиболее активных контрреволюционеров из Дайрена. Дебуци развел руками и воскликнул: «Но что же мы с ними будем делать? Куда мы их вышлем? Никто их не хочет к себе принимать!» И затем, как бы полушутя, прибавил: «Нам остается только одно - всех их убить». Я возразил, тоже 5* полушутя 5*, что о таких драконовских мерах никто не думает, но что высылка активных белогвардейцев из Дайрена, несомненно, сильно способствовала бы успокоению общественного мнения нашей страны и дала бы возможность благополучно ликвидировать весь инцидент. Тут Дебуци, как я уже телеграфировал, начал говорить о том, что у белых имеется много друзей в Японии и что он, Дебуци, запросит дайренского генерал-губернатора о численности, поведении, организации и т.п. белых в Квантунге2. Полученные сведения он обещал сообщить мне. До сих пор, однако, я ничего не получил.
Общее мое впечатление получилось такое. В первый момент Дебуци действовал как Дебуци. Затем на него было оказано давление со стороны реакционных кругов, видимо, со стороны Министерства Внутренних Дел и, быть может, Военного, в результате частичная перемена фронта, отчетливо проявившаяся во время нашего второго свидания.
Т[ов]. Довгалевский перед самым своим отъездом также беседовал с Дебуци о дайренском инциденте. В частности, он указывал на некорректное поведение японской полиции. Дебуци обещал ему 6* выяснить точнее это поведение, и вот вчера мы получили вторую ноту МИДа (содержание ее, я передал Вам по телеграфу), в которой начисто отрицается какая-либо некорректность в поведении полиции.
Совершенно очевидно, что в данном пункте японское правительство будет упорствовать. Тем более что сейчас оно уже связано своими официальными заявлениями, сделанными в последней ноте. Я считаю поэтому нецелесообразным в наших дальнейших переговорах с МИДом особенно подчеркивать данный момент. Гораздо важнее сконцентрировать весь свой напор на требовании репрессивных мер против дайренских белогвардейцев, в частности на высылке наиболее видных их представителей, и, конечно, на требовании примерного наказания преступника. Я уже запросил у Колесникова список наиболее активных дай-ренских белогвардейцев, причем в этом списке отмечены 10 наиболее вредных и 5 «особо вредных». Если Вы решите, что требование о высылке белогвардейцев нужно предъявить, можно будет сначала выдвинуть список десяти, а затем, если японцы будут энергично сопротивляться, сойтись на высылке пяти «особо вредных». Полагаю, однако, что японцы вообще будут устраивать сильную оппозицию высылке белогвардейцев. Учтите это при даче директив по ликвидации дела Черкасова.
3. Военная работа. Нашему новому военному атташе т[ов]. Путна приходится не без борьбы завоевывать себе положение. Судя по рассказам старых работников Полпредства, отношение, как японских военных кругов, так и военных атташе других миссий к предшественнику т[ов]. Путна - т[ов]. Серышеву было достаточно скверное. На каждом шагу ему давали понять, что он является нежеланным гостем в Японии и что ему нечего рассчитывать на те права и привилегии, которыми пользуются атташе других стран. Т[ов]. Путна с самого начала своего пребывания в Токио повел 7* решительную борьбу с неравноправием нашего военного атташе по сравнению с военными атташе буржуазных государств. Борьба эта, принимавшая подчас совершенно анекдотические формы (не по вине т[ов]. Путна), уже дала некоторые положительные результаты, и есть надежда, что увенчается полным успехом. Пока же для характеристики положения сообщу Вам следующие факты.
6-го ноября у военного министра Сиракава был устроен обед для военных атташе. Хотя т[ов]. Путна по чину является самым старшим из здешних военных атташе, его посадили в самый дальний конец стола, а в качестве собеседника к нему прикомандировали четырех только что испеченных майоров. Между тем к другим военным атташе, низшим по чину, чем т[ов]. Путна, были приставлены генералы. Т[ов]. Путна вышел из положения так: он не отвечал ни на один вопрос, задаваемый ему юными майорами. Те, видимо, поняли смысл демонстрации и исчезли. После того к т[ов]. Путна подсели два генерала и с ними у него завязалась весьма оживленная беседа.
На прошлой неделе происходили маневры японской армии, на которые были приглашены все военные атташе. От нас поехали т[ов]. Путна и его помощник т[ов]. Смагин. Отношение японцев на этот раз оказалось гораздо более корректным. Офицер штаба, встречавший наших представителей, категорически заверил их, что они будут пользоваться теми же правами и возможностями, что и другие военные атташе. В общем, это заверение действительно было соблюдено. Даже больше: у наших представителей оказался специальный провожатый, в то время как все остальные военные атташе имели одного общего провожатого. В силу этого т[ов]. Путна обладал гораздо большей 8* свободой движения, каковой и постарался воспользоваться в максимальной степени. При рассадке военных атташе во время банкета, устроенного начальником Генерального Штаба, на этот раз все обошлось благополучно. Официально было объявлено, что военные атташе будут рассаживаться по старшинству своего пребывания в стране. Несмотря на то что т[ов]. Путна - самый молодой по времени прибытия в Японию, его посадили как-то так, что он оказался в непосредственной близости к хозяину банкета и к премьеру - барону Танака. За время маневров между нашими представителями и японскими офицерами установились весьма приличные отношения, так что распрощались они почти «друзьями».
Несколько иначе обстояло дело с «признанием» т[ов]. Путна другими военными атташе. До маневров хорошие отношения у него наладились с поляком, итальянцем и особенно мексиканцем, с последним установилась даже дружба. С французом отношения были плохие. Англичанин и американец, вообще, не же-лали замечать т[ов]. Путна. На маневрах т[ов]. Путна удалось значительно упрочить свое положение, применяя подчас для этого весьма оригинальные средства. Через итальянца и поляка он несколько сблизился с представителем Перу. Весьма любезен с ним был военный представитель Чжан Цзо Лина, присутствовавший на маневрах. К концу маневров с ним подошли знакомиться несколько военных представителей Нанкинского правительства 3. Американец увидал себя тоже вынужденным по крайней мере хоть здороваться с нашим военным атташе. Но самая пикантная история разыгралась с англичанином. В одном месте все военные атташе стояли группой. Англичанин нашел нужным протиснуться поближе к т[ов]. Путна и наступить ему на ногу справа. Затем, обойдя т[ов]. Путна сзади, он наступил ему на ногу слева. Оба раза не извинившись. Совершив столь геройский поступок, англичанин отошел в сторону. Тогда т[ов]. Путна тоже протиснулся к англичанину и сначала наступил ему на ногу справа, а потом проделал тоже самое слева. Оба раза не извинившись. На следующее утро т[ов]. Путна встретился с англичанином в узеньком коридорчике, где двоим сразу, нельзя было пройти. Тогда англичанин прижался спиной к стене и галантно произнес, обращаясь к т[ов]. Путна: «Пожалуйста, проходите», на что т[ов]. Путна ответил не менее галантно, тоже прижавшись к стене: «Нет, пожалуйста, вы проходите». Лед был сломан, и после этого англичанин стал весьма любезно здороваться с нашим военным атташе. К концу маневров по-прежнему неприступным оставался только француз.
Отвлекаясь от этих достаточно забавных этикетных мелочей, стоит сказать несколько слов о самих маневрах. По словам т[ов]. Путна, маневры преследовали двоякую цель: во-первых, военную пропаганду среди населения; во-вторых, выполнение долга вежливости пред военными атташе иностранных держав.
Что касается военной пропаганды, то она была поставлена великолепно. На маневрах, кроме войск, присутствовали в качестве зрителей десятки и сотни тысяч лиц гражданского населения. Все школьники выводились на маневры в организованном порядке. К военному штабу, руководившему маневрами, было прикомандировано свыше 2000 представителей правительства, гражданских ведомств, общественных деятелей, журналистов и т.д. Радио и электричество применялось в широких размерах для получения зрительных и световых эффектов. И результат этой пропаганды, по словам т[ов]. Путна совершенно очевиден.
Патриотические настроения наблюдавших маневры толп населения не подлежали ни малейшему сомнению.
Но зато с чисто военной точки зрения маневры были далеко не столь поучительными. Именно потому, что они были устроены в значительной степени ради военных атташе, японцы на них показывали далеко не все, что у них имеется. Настоящие маневры происходили здесь в сентябре мес[яце], но на них никто из иностранцев допущен не был. Теперешние же маневры преследовали показные цели. Вдобавок японцы принимали все меры к тому, чтобы и сейчас свести до минимума возможность для военных атташе что- нибудь увидеть или узнать. В самые интересные моменты их приглашали на торжественные завтраки или уводили для осмотра каких-нибудь местных достопримечательностей. Кроме того, их всячески старались утомить длинными переходами, большими переездами и т.д. Спать военным атташе почти не давали. Поэтому подавляющее большинство из них все время находились в полудремотном состоянии, которое не могло, конечно, не отражаться на их способности к наблюдению. Правда, наши представители сумели противостоять этой тактике утомления, но зато представители почти всех буржуазных держав «легли костьми».
Поскольку, однако, из картины описываемых маневров можно делать какие-нибудь выводы, они, по словам т[ов]. Путна, сводятся к следующему. В смысле техники японская армия в общем и целом стоит на том же уровне, что и наша. «Мораль» японской армии вполне устойчива. Выносливость — совершенно изумительна: за четыре дня маневров солдатам пришлось сделать около 300 км пешком, и тем не менее они не потеряли своей бодрости. Весьма поразила наших представителей демократичность отношений в японской армии между солдатами и офицерами. Солдаты на походе не обязаны отдавать честь офицерам. Офицеры во время похода идут пешком вместе с солдатами и едят с ними из одного котла. Даже по форме они весьма мало отличаются от солдат. Вообще японская армия, по впечатлению наших представителей, представляет собою весьма серьезную величину. Тем более серьезную, что во всей организации ее чувствуется влияние германских образцов.
С коммунистическим приветом
Майский
7 экз.
еа
2 экз. - т. Чичерину
1 - к делу
4 - т. Карахану 9*
АВП РФ. Ф. 0146. Оп. 10. Папка 126. Д. 3. Л. 104-111. Отпуск машинописный.
Опубликовано в кн.: Иван Михайлович Майский. Избранная переписка с российскими корреспондентами. В двух книгах. Книга 1. 1900-1934. М., Наука, 2005. с. 283-287.
Примечания
* Слово впечатано над строкой.
2* Цифра подчеркнута, очевидно, Л.М. Караханом.
3* Далее забито – политическому.
4* Слово впечатано вместо одного зачеркнутого.
5* Впечатано над строкой вместо зачеркнутого – что таких крайних мер.
6* Далее забито одно слово.
7* Слово впечатано вместо зачеркнутого – начал.
8* Далее зачеркнуто – возможностью.
9* Строка дописана рукой неизвестного лица.
1. Имелось в виду уличное нападение русского эмигранта на секретаря консульства СССР в Дайрене Черкасова и его жену, совершенное 8 ноября 1927 г. В результате инцидента советским гражданам были нанесены ножевые ранения. 10 ноября в МИД Японии была направлена нота полномочного представительства СССР с требованием расследования преступления и выяснении личности нападавшего. В ответной ноте МИД Японии уже 15 ноября сообщал об аресте преступника (Докуметы внешней политики СССР. М., 1965. Т. X. С. 482).
2. Квантунг (Квантун) - искаженное название провинции Китая Гуаньдун.
3. Нанкинское правительство - правогоминьдановское правительство Чан Кайши, базировавшееся в 1927 г. в Нанкине и контролировавшее провинции Китая - Аньхой, Цзянсу, Чжэцзян и Фуцзянь. Это правительство объединяло интересы правого Гоминьдана, так называемой «сишаньской группировки», «новых милитаристов» (Фэн Юйсян, Янь Сишань, Чжан Сюэлян), китайской буржуазии и ориентировалось во внешней политике на США и Японию. Параллельно Нанкинскому правительству в Китае в то же время существовали Центральное правительство в Пекине и Уханьское правительство, объединявшее левый Гоминьдан и КПК.