Поиск по документам XX века

Loading

Стенографический отчет заседания 29 января 1906 года общего собрания членов «Союза 17 октября», 29 января 1906 г.

Стенографический отчет заседания

29 января 1906 года

общего собрания членов «Союза 17 октября» 14)

Барон Корф. Мм. гг. В качестве председателя Центрального комитета нашего «Союза» объявляю заседание открытым. Не угодно ли приступить к выбору председателя нынешнего собрания? Голоса. Просим барона Корфа.

Председатель. Господа! Вот уже два года, как мы находимся в ужасном положении; наше отечество давно не переживало того, что переживает теперь, — страшная смута XVII века не превышает своими ужасами то, что происходит теперь. Позорнейшая война, которая когда-либо падала на Русь, неслыханные внутренние беспорядки, умышленное «мероприятия» разорение страны, все это выступило теперь над нами как грозный рок и это еще не миновало — мятежники не сдали окончательно своего оружия. Положение нашего отечества в высшей степени тяжелое! Наш государь в такую тяжелую минуту последовал примеру своих знаменитых предков и обратился к совету земли; но, обратившись к совету земли, он применил к этому все требования нынешнего века: он созвал совет земли не на один раз, а спорадически, он установил постоянное представительство и делает все это на основании требований века. Мы получили для улучшения нашего государственного управления такое учреждение, которое культурное человечество выработало как наилучшее для современного государственного строя. Мы его получим сразу и надеемся, что благодаря этому учреждению мы спасем Россию от беды. Государь с своей стороны сделал то, что делают все великие государи: не имея возможности справиться с делом одним приказным строем, он дополняет этот строй выборным и требует от нас преданности и искренности. Государь не ошибся. Он, конечно, встретит в России верных и преданных ему слуг. Теперь, господа, в конце января 1906 года, мы близко подходим к тому моменту, когда должны исполнить волю государя — должны приступить к выборам. Выборы начнутся, по всей вероятности, в половине февраля. Итак, нужно думать, что в половине февраля повсеместно начнутся выборы выборщиков. Не далее, как вчера, из газет было видно, что правительство считает нужным поторопить местные учреждения в составлении избирательных списков. Теперь нужно молить бога и желать, чтобы все было сделано в порядке. Господа! необходимо следить за тем, чтобы избирательные списки были сохранены в целости и исправности, потому что разрушители и мятежники, для которых Государственная дума является чрезвычайно нежелательным учреждением, сделают все, чтобы уничтожить списки и, одним словом, уничтожить все касающееся этого учреждения; поэтому я предостерегаю: будьте осторожны, сохраняйте списки, чтобы они не были разорваны, будьте внимательны и осторожны к этому делу!
Я надеюсь, что «Союз 17 октября» занял среднюю позицию между всеми русскими политическими партиями. Это видно из деятельности наших провинциальных отделений, из всех сведений, которые мы получаем из провинции, это видно из <прошлого> нашего первого многочисленного собрания <присутствовавшего в этом зале>. Мы заняли среднюю позицию и, надеюсь, мы отвечаем общественному мнению России. В наш «Союз» входят не только высшее, но среднее и низшее сословия. В наш «Союз» уже вступила и вступает масса народа, в том числе много рабочих и крестьян, так как законным путем простой труженик скорее получит обеспечение своих интересов, нежели будет следовать наветам мятежников. При удачности выборов нам предстоит необходимость оказывать снисхождение нашим единомышленникам по программе. Основные положения нашей программы, которую мы выдвигаем, таковы: мы стоим за конституционную наследственную монархию; есть люди, которые хотят поставить монархию под вопрос; мы в этом отношении вопроса не допускаем и считаем незыблемым нашим строем монархический строй. (Аплодисменты). Затем, мы хотим передать нашим детям целую Россию, как мы сами ее получили; мы хотим, чтобы она была цела и неделима. (Аплодисменты). Никаких автономий, действительных или скрытых! (Аплодисменты). Господа! Мы будем бороться с противниками, с теми, которые спорят с нашими принципами, мы будем бороться, не уступая ни одного шага; мы объявляем нашим врагам борьбу беспощадную, врагам, которые хотят разрушить Россию насилиями; с такими врагами борьба будет вестись не стесняясь никакими средствами.
На нашем здании 15 написано — «Союз 17 октября». Название это напоминает о величайшем законодательном акте, который когда-либо объявлялся в России с тех пор, как Россия существует. Мы принимаем его с восторгом и будем настаивать на исполнении манифеста для всех, будем настаивать на исполнении его не поддаваясь ни вправо, ни влево. Только при полной законности возможно обновление будущего управления России. Если под личиной манифеста будет скрываться что-либо другое, если мы будем уклоняться от правильного исполнения его вправо или влево, то Россия погибнет. Итак, позвольте просить вас принять во внимание, что наша партия ставит себе задачу общего объединения с целью принимать все меры для поддержки счастья России, так как выше всего наша партия ставит славу и величие России. (Аплодисменты).
Теперь позвольте перейти к злобе дня. В декабре месяце, 4-го декабря, мы созвали первое в Петербурге общее собрание, на котором было заявлено об избирательном законе. На общем собрании был выяснен порядок нашей службы 16, и после того, как был утвержден устав нашего «Союза», был выбран Центральный комитет, который должен функционировать до Московского всероссийского съезда Партии 17 октября, предполагаемого быть созванным 8-го февраля. На этом съезде будет поставлен вопрос о переизбрании администрации «Союза», т. е. двух комитетов — Московского и Петербургского. Всероссийский съезд Партии 17 октября представляет из себя власть всего «Союза». Таково положение дела.. Нам казалось, что было бы наиболее целесообразным право переизбрания членов Центрального комитета предоставить Московскому всероссийскому съезду, но ввиду того, что мы не имеем по этому поводу ответа петербургского общего собрания, мы просим высказаться — быть может, собрание находит нужным и возможным произвести выборы Центрального комитета сегодня? Решение этого вопроса зависит от собрания.
П. Е. Рейнбот. Милостивые государи и государыни! Центральный комитет возбуждает серьезный вопрос — не следует ли заменить нынешний состав Комитета другими лицами? Мне кажется, этот вопрос разрешается уставом «Союза 17 октября», в § 14-м которого сказано следующее: «центральные комитеты „Союза" имеются в обеих столицах; они составляются из лиц, выбранных первоначальными организаторами „Союза" или подлежащими общими собраниями». Таким образом, уставом предусматриваются два способа избрания Центрального комитета, или первоначальными учредителями, или общими собраниями. Я полагаю, что эти слова «или общими собра ниями» были поставлены на тот случай, если число организаторов в самом начале образования «Союза» было или недостаточно, или в числе организаторов, возбудивших самую идею «Союза», не нашлось людей достаточно энергичных, людей, которые захотели бы взять на себя обязанности Центрального комитета. Но если этого не бьшо, если учредительное собрание избрало первоначальный Комитет, то, мне кажется, второй вопрос — о праве общих собраний переизбирать этот Центральный комитет — отпадает. Я говорю это с точки зрения формальной, юридической, но позволю себе также посмотреть с другой стороны на этот вопрос, с точки зрения практической, с точки зрения членов «Союза 17 октября», к числу которых я имею честь принадлежать, и с точки зрения уездных комитетов. Время ли теперь менять состав Центрального комитета? Я полагаю, что нет. (Голоса: нет). И вот почему. Можно смело утверждать, что, вступая в ту или другую партию, где нет таких резких различий, как между партиями крайней правой и крайней левой, очень многие руководствуются следующим: кто стоит во главе этой партии? Такой взгляд разделяется не отдельными частными лицами, но даже учреждениями, например, уездными комитетами. Второй вопрос — сегодня у нас 29-ое января; время ли за 10-ть дней до Московского всероссийского съезда Партии 17 октября переизбирать всех членов нашего Центрального комитета? Полагаю, что нет. По возбужденному господином председателем вопросу я позволю себе высказать мнение, что Центральный комитет не подлежит переизбранию, во-первых, в силу устава и, во-вторых, если бы общее собрание с этим не согласилось, в силу того, что это было бы несвоевременно делать накануне всероссийского съезда. Общему собранию подлежит продолжить уполномочия, данные Центральному комитету, до Московского всероссийского съезда. (Аплодисменты).
Председатель. Я должен знать мнение собрания — угодно приступить к выборам членов Центрального комитета или нет? (Голоса: нет. ) Те, кто желает приступить к выборам, потрудитесь поднять руку. — Итак, собрание решает к выборам не приступать. Собрание уполномачивает Центральный комитет работать и продолжать свою службу до Московского съезда. (Аплодисменты.)
Теперь предстоит весьма важное сообщение, которое доложит Ю. Н. Милютин, о деятельности Центрального комитета.
Ю. Н. Милютин. Милостивые государи и милостивые государыни! Центральный комитет возложил на меня лестную обязанность сделать краткий очерк деятельности Комитета за время, протекшее от последнего нашего общего собрания, т. е. от 4-го декабря. Все вы, вероятно, помните, при каких обстоятельствах собрание это состоялось. Это бьшо время, когда, с одной стороны, были только что опубликованы во всеобщее сведение слова, сказанные государем императором в ответ депутации, прибывшей из Москвы, слова, в которых еще раз твердо и бесповоротно бьшо повторено решение его величества изменить законы в известном вам смысле. С другой стороны, это бьшо до вооруженного восстания в Москве. Вот при каких обстоятельствах мы тогда собрались. На этом собрании были постановлены две резолюции. Так как на этом собрании было гораздо менее народа, чем теперь, и хотя резолюции его были напечатаны в газетах, я все-таки позволю себе прочесть их собранию. Первая резолюция — послать государю императору телеграмму <была> такого содержания (читает). Поручение это бьшо исполнено Комитетом в тот же день. Вторая резолюция была следующего содержания (читает). Вот относительно исполнения этой последней (этих двух) резолюции произошли кое-какие обстоятельства, на которых я позволю себе остановить ваше внимание. Раньше, чем Центральный комитет, имевший в эти дни много неотложных дел, мог привести в исполнение <эти резолюции> поручение собрания, и в течение той самой недели, когда состоялось постановление общего собрания, со стороны правительства <были произведены) последовало такое мероприятие, которое поставило Комитет в большое затруднение. Именно 10-го декабря петербургский градоначальник запретил своей властью всякие собрания. Запрещение это поразило нас всех, как громом. С одной стороны, мы были лишены возможности созвать общее собрание, каковое предполагалось на 18-ое декабря, через две недели после первого. Центральный комитет придавал большое значение тому обстоятельству, чтобы члены «Союза» могли как можно чаще встречаться в видах объединения и взаимодействия, и вдруг, совершенно неожиданно является помеха. Предполагалось устраивать участковые собрания в различных участках города и все это сразу было прекращено. Предполагалась также усиленная пропаганда между всеми классами населения и устройство собраний во всех слоях общества. Все это было невозможно выполнить. В таком положении очутился не один «Союз», но все партии, которые впервые в русской истории стали прибегать к общественной деятельности во имя идеи порядка и законности. До сих пор пропаганда исходила только от отрицательных партий, а созидательные партии этого права прежде были лишены, и только за последнюю неделю началась деятельность этих партий, которая шла довольно успешно; и вдруг сразу все было прекращено, и это могучее оружие выпало у нас из рук. Каково было практическое значение этого факта, всем понятно, но помимо практического он имел политическое значение. Это было, несомненно, яркое возвращение к прежней эпохе, и этим запрещением, напечатанным в виде простого <распоряжения> объявления градоначальника, отменялся не только манифест, который касался свободы собраний и прочих свобод, но отменялся положительный закон, который, при всех своих недостатках, удовлетворял живую, назревшую потребность общества и разрешал собираться, устраивать собрания явочным порядком, не требуя формального разрешения 17. Правда, этот закон имел много недостатков, но все-таки основное дело он делал. И вот этот закон, изданный со всеми формальностями, необходимыми для издания закона, отменяется по распоряжению градоначальника, причем самая отмена его основывается на известных статьях Положения об усиленной охране, которое вышло 25-ть лет тому назад, когда нельзя было предусмотреть ни манифеста 17 октября, ни <закона о> Государственной думы. Самое объявление было издано с неточными ссылками на (этот) закон.
Затруднение Центрального комитета заключалось в следующем: для него было ясно, что общее собрание <зная о последующем запрещении >, если бы могло предвидеть такое запрещение, никогда бы <не ввело комитет в затруднение) не постановило своей резолюции (выразить готовность>. Нельзя было говорить о готовности содействовать правительству в твердом проведении в жизнь положений манифеста 17 октября, когда эти начала попирались. Однако не исполнить постановления общего собрания Комитет не считал себя вправе. И вот для него получается щекотливая дилемма.
Мы вышли из этого положения таким образом: председателю Комитета министров графу Витте было отправлено письмо, подписанное бароном Корфом, следующего содержания (читает). <Далее следуют те резолюции, которые я уже читал>. На письмо это граф Витте ответил следующим кратким письмом на имя председателя Центрального комитета (читает). Письмо это, как видите, чрезвычайно любезное, но оно совершенно умалчивает относительно главного, запрещения собраний; по поводу этого запрещения не говорится ни одного слова. Таким образом, Центральный комитет остался в том же затруднительном положении. У нас возникали разные предположения, как из этого выйти? Одно время Комитет пришел было к решению обратиться к верховной власти с петицией и с жалобой на распоряжение градоначальника. Эта петиция была составлена, была совершенно уже готова и предполагалось ее подать дежурному флигель-адъютанту, однако это осталось невыполненным. После совещания с московскими коллегами мы обратили внимание на весьма веское возражение некоторых членов Комитета против такого шага. С одной стороны, с формальной стороны, выходило как будто неудобно обращаться к верховной власти с жалобой на распоряжение низшего распорядительного правительственного агента, с другой стороны, исход такого шага вызывал сомнение — он мог весьма легко остаться без всяких последствий, а если бы и оказались последствия, то эти последствия могли бы только ослабить положение министерства; между тем ничто решительно не позволяло думать, что перемена министерства была бы к лучшему. Тем временем, пока мы занимались этим <решением> вопросом, со стороны некоторых правительственных лиц, которым <было указано на> стало известно наше намерение, были сделаны <некоторые> шаги к установлению с нами сношений. Это было и для нас выходом из затруднения. В результате Центральный комитет получил приглашение от председателя Совета министров пожаловать к нему, и 28-го декабря 18 Центральный комитет в полном составе был принят графом Витте. Вы читали, конечно, в газетах краткий отчет об этой беседе. Беседа длилась более часа. Конечно, повторять подробности (об) этой беседы здесь не место и не время. Обращу внимание ваше только на три <весьма существенный пункта; хотя действительно существенных было только два, но я не могу не коснуться и третьего пункта ввиду того, что в печати о нем говорилось различно. Граф Витте на наше заявление о необходимости отменить распоряжение градоначальника о запрещении собраний высказывал разные аргументы, по которым считал это распоряжение правильным. Он ссылался на разные причины, например, на то, что он отвечает за безопасность главы государства и проч. На замечание одного из нас, что есть опасность с другой стороны, есть опасность, что правительство < графа Витте> совершенно утратит то доверие, которое ему оказало общество, когда общество увидит, что он следует по пятам бюрократического режима прежнего времени, гр[аф] Витте сказал, что было время, когда он заботился о доверии, когда он искал доверия, но тогда ему не было оно оказано, а теперь он уже об этом не заботится, теперь у него одна цель — спасти Россию — «и я ее спасу; как это сделать, я знаю». В сущности, большее впечатление произвело на нас другое выражение графа Витте; именно, в ответ на высказанные опасения, как бы не обнаружилось со стороны правительства стремление взять назад те обещания, которые даны манифестом, Витте отвечал, что этого опасаться нечего — «клянусь вам, что воля государя в этом отношении непреклонна, и ничто не будет в силах остановить ее». (Аплодисменты). По существу на просьбу, с которой мы пришли к нему, чтобы было отменено распоряжение градоначальника о запрещении собраний, гр. Витте обещал или почти обещал, высказав свое мнение, что около 15-го января запрещение это будет снято. С этим нам пришлось примириться. <Однако это обстоятельство>
Когда до обращения к графу Витте мы имели в виду предположение об обращении к верховной власти <по которому у нас возникло сношение> и возник по этому поводу обмен мнений с Московским комитетом, <у нас> выяснилась <необходимость объединения с этим Московским комитетом для> желательность совместного с ним обсуждения политического <вопросов> положения. Мы решили обратиться к московским коллегам с просьбой устроить соединенное заседание. В то же время, в одной из петербургских газет появились какие-то безымянные интервью с графом Витте, по которым ему приписывалось мнение, что никакой перемены в образе русской государственной жизни не произошло, что все осталось по-прежнему. Это сообщение вызвало большую тревогу во всей России, в Петербурге, может быть, менее, чем в других местах; в Петербурге мы лично могли оценить этого интервью, но члены московского «Союза» были не на шутку встревожены. И в то время, когда мы выразили желательность устройства общих совещаний, они пожелали с своей стороны снестись с нами по поводу этих слухов. И вот 8-го января состоялось соединенное собрание Московского и Петербургского комитета под председательством Д. Н. Шилова. Обсуждению подверглось прежде всего < это> политическое положение, и после весьма долго продолжавшегося обмена мнений соединенный Комитет пришел к единогласному постановлению, которое было изложено письменно и в свое время сообщено в < во все> газеты. Не знаю, господа, не затруднит ли вас чтение настоящего постановления и, может быть, вы находите излишним напоминать об этом, так как это было напечатано во всех газетах? (Голоса: просим прочитать. Читает). <Это было своевременно опубликовано во всех газетах, которые пожелали напечатать это постановление> Однако наше соединенное заседание не ограничилось рассмотрением только этого вопроса, ему предстояло рассмотреть и другие политические злобы дня, ему предстояло высказаться для самих себя: как оно относится к настоящему министерству, должно ли оно это министерство поддержать всеми своими силами или должно относиться к нему как-либо иначе — должно восстать против этого министерства? Вопрос этот был очень щекотлив. Сомнения не было и тогда, что политика министерства далеко не отвечает нашим надеждам, нашим желаниям, что начала манифеста 17 октября проводятся в жизнь недостаточно, но, с другой стороны, представлялся более чем важный вопрос — выиграет ли дело от перемены личного состава министерства? Центральные комитеты пришли к убеждению, что всякая перемена в настоящую минуту в министерстве была бы <понятно> к худшему, почему <Центральный комитет> постановили принять к руководству стремление и впредь поддерживать министерство, но только в той мере, в какой оно действительно будет преследовать намеченные цели и не будет слишком далеко уклоняться в сторону. Комитеты постановили стараться влиять на министерство в том смысле, чтобы направить его на путь выполнения начал манифеста 17 октября. <Центральный комитет> Мы исходили из того убеждения, что общественное мнение имеет громадное значение: если министерство будет знать, что вся страна ревниво следит за исполнением обещанных благ, то оно не посмеет наложить на это обещание свою руку, каковы бы 19 скрытые пружины ни действовали в его составе или среди его подчиненных. Помимо этих вопросов совместное заседание Петербургского и Московского комитетов должно было обсудить много вопросов чисто организационного и тактического свойства. За последнее время «Союз» развился чрезвычайно; провинциальные организации его размножились сильно. Признано было необходимым созвать в Москве общий съезд всех представителей «Союза 17 октября» и представителей всех партий, которые причислили себя к его составу. Съезд этот назначен на 8-ое февраля, т. е. на среду масляной недели. На этот съезд <кроме того> приглашаются от одного до пяти делегатов всех существующих организаций «Союза». Конечно, организации есть разной величины — большие и мелкие, но Комитет решил не делать в этом отношении различий и постановил, что каждая <партия> имеет право прислать на съезд до 5-ти своих представителей. Пригласить большее количество представителей было бы неудобно, потому что тогда собрание было бы слишком многолюдно. Центральные комитеты войдут в состав съезда целиком.
Когда мы возвратились из Москвы в Петербург, то нам пришлось ждать еще около недели того срока, когда было обещано графом Витте разрешение собраний. Но Петербургский Центральный комитет решил уже не выступать самостоятельно с такого рода ходатайством, а <предложил обсудить> предоставил это <вопрос> дело Соединенному комитету конституционно-монархических партий. Об этом Комитете я имел честь докладывать в общем собрании 4-го декабря; в нескольких словах я позволю себе сказать о нем сейчас то, что считаю необходимым. Еще в ноябре месяце собрались по созыву нашему представители нескольких партий, о которых нам стало известно отчасти случайно, отчасти потому, что о них все знали. Собрались представители таких партий, которые преследовали цели близкие нашим и которые не подвергали вопросам ни понятие о монархии, ни понятие о конституции. Собравшись, представители эти пришли к решению устроить Комитет, который должен собираться периодически. В этот Комитет должны входить представители от каждой из вошедших в соглашение партий, а таких партий насчитывается 6-ть. Действительно, с конца ноября этот Соединенный комитет собирается еженедельно для того, чтобы обмениваться мнениями по поводу текущих политических событий, а также отчасти чтобы < побудить к> объединять деятельность отдельных партий, отчасти же для выработки некоторых общих практических мер. Я позволю себе в кратких чертах указать, какие партии вошли в этот Комитет. Кроме нашей партии в эту союзную организацию вошли «Партия правового порядка», «Прогрессивно-экономическая партия», «Всероссийский торгово-промышленный союз», «Демократический союз конституционалистов», который не следует смешивать с «Конституционно-демократической партией», и «Союз мирного обновления». Партии весьма разнообразные по своему составу, в общем же они признают те основания, те начала, которые признаем и мы. Из них «Прогрессивно-экономическая партия» и «Торгово-промышленный союз» не могут быть названы чисто политическими партиями; это скорее профессиональные союзы, преследующие политические цели, совершенно сходные с нашими. Если сличить программу этих партий с нашей программой, то разница получится небольшая. У них вы найдете стремление к профессиональным целям, к профессиональному пониманию целей государства, но в общем они придерживаются такой же политики, как и мы. «Демократический союз конституционалистов» — это очень интересная, хотя, может быть, не очень многочисленная партия. Она состоит из демократов идеалистов, из людей, искренне преданных Демократической идее народного блага. <Некоторые из них> Они находят его в историческом развитии России, в развитии закономерного порядка, а не в каких-либо переворотах. Этот союз обращается преимущественно к низшим классам населения, распространяя среди них идеи, которые мы не можем не признать нормальными, здоровыми и делающими много добра. «Союз мирного обновления» — это нечто вроде профессионального союза людей, объединенных умственными интересами. Партия эта не может считаться организованной, так как благодаря запрещению собраний она не могла до сих пор созвать своих учредителей в полном составе. Что касается «Партии правового порядка», то она очень многочисленна: она <состоит из Партии центра, образовавшейся> образовалась еще до манифеста 17 октября и <партии, образовавшейся после возвещения этого акта> этот факт отозвался на ее программе. Если вы будете сличать политическую программу <нашей партии> нашего «Союза» с программой «Партии правового порядка», то увидите большую разницу в <тактике> изложении именно потому, что программа этой партии <написана> издана еще до <манифеста> 17 октября. Это (такая вещь, которую нельзя не отметить и которую всегда представляется необходимым выяснять) обстоятельство, которое необходимо иметь в виду, судя о программе «Партии правового порядка»; но по существу различия в наших программах нет и, если есть какие разноречия, то только в самых второстепенных вопросах. С <этой партией> всеми этими партиями мы имеем возможность действовать вполне согласно и, хотя в нашем Соединенном комитете возникают довольно горячие прения, но в общем господствует полное духовное единение, взаимная помощь и поддержка. Мы неоднократно помогали друг другу; <кроме того, мы> иногда оказывали поддержку <и другим> отдельным партиям в <смысле> их практических мероприятиях по устройству чайных, столовых и проч. Не подлежит сомнению, что все мы думаем выйти на выборы с одним общим избирательным списком. По крайней мере по Петербургу это, наверное, так и будет и, вероятно, так же будет и в других городах.
Итак, этому Соединенному комитету наш Центральный комитет передал дальнейшую заботу о том, чтобы добиться свободы собраний. Т. е. когда я говорю — передал, это не значит, что формально передал, но Соединенный комитет стал заботиться об этом одновременно с нашим Комитетом по инициативе некоторых членов нашего «Союза». Конечно, в Соединенном комитете решать вопросы гораздо труднее, чем в одном нашем Комитете, потому что, по существу дела, для решения вопроса требуется полное единогласие: если одна партия не примкнет к общему решению, то решения еще не будет, или оно не будет иметь авторитета; так что приходилось очень долго обсуждать и выяснять вопрос, пока не достигается единогласное решение. В Соединенном комитете также возник проект обращения к правительству и в конце концов, когда прошел назначенный графом Витте срок, мы обратились к министру внутренних дел с самой краткой запиской. В ней было сказано следующее (читает). Для подачи этого краткого заявления была выбрана депутация из трех лиц — представителя «Прогрессивно-экономической партии», представителя «Партии правового порядка» и третьего лица — вашего покорнейшего слуги. Мы явились к министру внутренних дел и первыми его словами было — «нет, этого допустить я не могу». Но после нескольких минут разговора, он обещал исполнить наше желание и действительно, через два-три дня запрещение градоначальника было отменено. Я позволил себе остановиться на этих подробностях ввиду того, что это объясняет, почему мы сегодня собрались и главным образом это доказывает, что наше желание оградить «свободы» от всяких посягательств и <желание> влиять на правительство осуществляется всего лучше (Это влияние весьма важно) не в резкой форме натиска, а в (другой, более мягкой форме) виде более мягкого, но настойчивого давления. Итак, мы получили несколько обещаний и цель в конце концов была достигнута. В правительственных сферах было много голосов, которые выражали желание продолжить это запрещение еще на долгое время. Как бы то ни было, но в настоящее время мы здесь собрались. Я извиняюсь, что я так долго остановился на разъяснении этих предварительных соображений.
Теперь позволю себе перейти к некоторым, может быть более скучным, но более деловым сторонам деятельности нашего Комитета. Во-первых, к издательской деятельности. Мы издаем большое количество листков и брошюр, рассчитывая на их широкое распространение. Некоторые из них имеют характер личный, частный; например, воззвания, изданные нашим Комитетом в количестве полумиллиона экземпляров. Некоторые издания имеют характер полемики с другими партиями, например, воззвание не поддаваться стачкам, революционному движению и проч. Они печатались сначала в небольшом количестве экземпляров, но в общем имели большой успех. Многие брошюры пришлось переиздавать вторым и третьим изданиями. Большинство изданий имеют характер популяризации конституционных начал. Самый наибольший успех имел по своему популярному изложению листок <имело издание — популярное изложение положений о>: «О Государственной думе». Автор этого издания, которого я не имею права назвать, может похвастаться, что ни один русский писатель не получил для своего произведения в такой короткий срок столь (своих изданий такого) широкого распространения, как он. Петербургский <наш> Комитет издал его брошюру в количестве 1. 108. 000 экземпляров; Московский комитет переиздал его брошюру несколько раз, некоторые провинциальные также; Правительствующий Синод переиздал в числе 2 000 000 экземпляров и разослал при «Церковных ведомостях»; в некоторых военных округах эта брошюра была переиздана для войск <во многих изданиях>. Во всяком случае нужно считать, что она разошлась в 4 000 000, а может, в 5 000 000 экземплярах, и это с ноября месяца. Другое <наше> издание — «Беседа о свободе и неприкосновенности личности» — было издано в немного меньшем количестве, чем 1/2 миллиона экземпляров. Это издание вышло <несколько> позже и естественно не имеет еще такого распространения. Третье издание — «О стачках и забастовках»— <отпечатано>, вышедшее всего месяц тому назад, распространилось пока в еще меньшем количестве — ок. 200 000 экз., но все эти издания получили большое распространение. Другие <прочие> наши издания также перепечатывались <печатались в большом количестве> некоторыми местными и Московским комитетами. Местные комитеты с своей стороны печатают очень много всевозможных изданий. Вот, господа, все, что касается <нашей> издательской деятельности. В Петерб[урге] <следовательно> в общем у нас разошлось 3 000 000 экземпляров изданий. Петербургский Центральный комитет просит <меня> заявить, что все наши издания имеются в продаже здесь по 1 коп., в одной из боковых зал. Большее количество экземпляров всегда можно получить в помещении канцелярии, где мы продаем по заготовительной цене < (по 1/4 копейке) за штуку. Конечно, все это требует затрат. Но издательская деятельность не единственная наша деятельность. Помимо того, что мы издаем для публики, есть масса циркуляров, писем, повесток, для которых необходимо содержание целой канцелярии; хотя бы, например, для составления избирательных) списков. Все это требует расходов. Денежного отчета я представлять здесь не буду. Эта часть деятельности Центрального комитета меня <вас> не касается и вообще денежные расчеты политической партии не представляются общему собранию, а отдельному выбранному комитету или ревизионной комиссии. Такая комиссия <этот комитет> будет избрана Московским съездом, и она просмотрит все наши отчеты. Здесь же позволю себе сказать: хотя мы еще не ощущали недостатка в средствах, но средства нужны все большие и большие, и я надеюсь, что усилению нашей кассы поможет и сегодняшнее собрание (средства эти даст нам усиленная деятельность нашей кассы>.
Затем позволю себе остановиться на некоторых других сторонах деятельности «Союза» <вопроса>. Во-первых, на провинциальных отделениях. Сказать вам точно, сколько у нас имеется провинциальных отделений, в настоящую минуту невозможно. Во всяком случае, их более ста, т. е. таких, о которых я имею точные сведения. Провинциальные отделения возникают сами собой, как грибы после дождя; мы узнаем об их возникновении через некоторое время, иногда даже случайно. Происходит это от того, что одни отделения уведомляют о своем возникновении Московский комитет, другие — Петербургский. Многие учредительные комитеты прямо приступают к делу и делают дело прекрасно. Почти во всех городах Европейской России имеются отделения, кажется только в 5 или 6-ти городах их нет, например, в Архангельске и на других окраинах. Такие комитеты имеются и вне Европейской России; они имеются даже в Сибири, например, в Томске и других городах. Представитель Томского комитета находится здесь и, может быть, сообщит нам о своем отделении. Есть отделения также в Закавказье и Польше. Нам известно, что устраивается отделение Комитета даже в Иркутске. Кроме губернских отделений имеются еще отделения в маленьких городах, иногда даже в больших селах. Все количество существующих отделений выяснится более точно на Московском съезде. Здесь позволю себе сказать, что многие отделения издают периодические газеты: например, в Баку издается газета «Якорь», в Самаре — «Самарский голос», в Двинске — «Двинский листок», в Казани — «Газета обновления» 20 и так во многих других городах множество разных изданий. Помимо местных отделений в провинции у нас есть отделения, которые отличаются от нас не только географическими признаками, и даже вовсе не географическими, а другими признаками своего состава. Даже в Петербурге образовалась немецкая группа «Союза 17 октября», которая принимает всю нашу программу и только свое внутреннее делопроизводство ведет на немецком языке. Она имеет свой Комитет и присылает двух делегатов в наш Центральный комитет. Один из них, вероятно, пожелает дать сведения об этой группе. Последнее время у нас стали появляться другого рода отделения, например, Рабочей партии. После первого общего собрания у нас образовалось бюро пропаганды, взявшее на себя добровольно обязанности распространять нашу программу посредством живого слова. Если бы не запрещение собраний, то пропаганда имела бы большой успех. Но вообще не скажу, чтобы это дело пошло сразу легко. К сожалению, рабочие и другие низшие слои населения несколько испуганно и недоверчиво относятся к пропаганде. Они до сих пор имели дело либо с организациями чисто революционными, либо с такими, которые под видом хороших целей преследовали цели полицейские; например, общеизвестные организации, как зубатовская, гапоновская и проч.; все эти организации вселили в среду народа большое недоверие и нашей пропаганде стоило большого труда превозмочь это недоверие. В настоящее время я могу сказать, что это предубеждение в большей мере побеждено; это нужно отнести усердию и тактике тех лиц, которые работали в этом направлении. К сожалению, один молодой человек, который ведет все это дело, кн. А. В. Оболенский, отсутствует здесь и не может сообщить вам подробности о своей работе; он отсутствует потому, что находится в общем собрании рабочей Партии 17 октября на (далекой) окраине города. (Аплодисменты).
Теперь я подхожу к такому моменту нашей деятельности, который < приходится > с каждым днем начинает становиться Сосредоточивать с> более (или менее) важным, к вопросу о выборах. Ведение дела выборов будет, конечно, в зависимости от деятельности наших провинциальных организаций. Конечно, не имеет смысла давать указания нашим провинциальным организациям относительно тех лиц, которые должны быть выставляемы кандидатами, но я должен заметить, что эти организации имеют очень мало сведений относительно приема выборов, борьбы и проч.
В Петербурге тоже самое. Выборы у нас происходят по участкам. Приближающееся время выборов выдвигает на первую очередь вопрос об участковых отделениях нашего «Союза». В Москве это дело более подвинуто вперед, чем у нас, потому что Москва всегда отличалась большей отзывчивостью к таким вопросам. Наконец, в Москве собрания были разрешены в декабре <ноябре> месяце, а у нас только на днях. Позволю себе в двух словах выяснить, как обставлено это дело в Москве. Центральный комитет созывает в разных участках города собрания; для сего намечает лиц в каждом участке, которые могли бы оказать помощь, <т. е. > при помощи этих лиц устраиваются собрания. Эти лица большею частью выбираются в участковые комитеты; каждый комитет слагается из председателя, товарища председателя, казначея и секретарей. Все эти лица, во всех 17-ти участках города Москвы собираются в один Городской совет, который служит общей инстанцией в Москве для дела выборов. Этот Совет выбрал из своей среды Исполнительный комитет, состоящий из 15-ти лиц под председательством А. И. Гучкова, который ведет все дело. В Петербурге, благодаря запрещению собраний, мы не могли прибегнуть к устройству такой организации, но теперь мы точно так же наметили по участкам некоторых лиц, которые своей деятельностью могли бы способствовать устройству участковых комитетов. Некоторые из таких комитетов уже функционируют, некоторые еще образуются, но во всяком случае теперь дело пойдет гораздо быстрее. Я еще раз обращаюсь к вам и прошу обратить ваше внимание, как это важно, в этом направлении должны быть сосредоточены все наши усилия. На выборы мы должны будем пойти не одни, а также и те партии, о которых я уже говорил, т. е. которые приближаются к нам по своим основным принципам; они будут признаны нами в качестве наших союзников. Соглашению с этими партиями будет способствовать Соединенный комитет, но главная наша деятельность должна быть сосредоточена в участковых комитетах. В некоторых участках совместная деятельность идет уже вовсю, в некоторых же отдаленных участковых комитетах ее почти что нет и там, как будто, наша партия сливается с другими. Кроме союзников у нас есть еще противники, но об этих противниках вам будут говорить другие лица. Я позволю себе указать, что противники у нас есть как с левой, так и с правой. В настоящее время самыми сильными противниками с левой являются конституционалисты-демократы, потому что они организованы уже давно, к организации уже привыкли, <потому что> имеют большие денежные средства и, кроме того, еще не очень брезгают средствами для достижения своих целей. В настоящее время они < мне> кажутся самыми опасными противниками. Нельзя не указать, однако <также>, что с правой стороны происходит тоже движение: правая Партия группируется, и, может быть, через месяц и с этой стороны опасность для нас будет не меньшая <малая>. Таким образом, нам нужно вести бой на два фронта < с двух фронтов> — и налево, и направо. Я не берусь сказать, чем это кончится, но я полон надежд на нашу победу. Мне невольно вспоминаются те ноябрьские дни, когда в одной из маленьких зал этого Собрания собирались мы в количестве полутора десятков людей и вырабатывали программу 17 октября. В конце ноября, когда дело дошло до подписания Устава Петербургского «Союза», нас собралось < почти> человек 30-ть. Это первое наше учредительное собрание выбрало Комитет, который теперь сидит перед вами. С тех пор прошло 2 месяца и 7 дней. Сегодня самый большой зал в Петербурге едва (ли) вмещает в себя всех желающих в него проникнуть. В то же время мы знаем, что в других городах Европ. России собираются такие же собрания или даже более многочисленные. Одно это уже позволяет верить в успех нашего дела. (Аплодисменты). Но есть и некоторые другие указания на нашу силу. Яростные нападки на нас со стороны левой и правой говорят также в нашу пользу. Левая партия, так называемые «кадеты» нападают на нас с большой силой, а правая партия нападает гораздо злее на нас, чем на революционеров, потому что опасность чуется им от нас, а не от тех. С другой стороны, мы можем похвастаться, что мы оказываем влияние не только на своих, но и на чужие силы < на высшие классы, но и на тружеников>. Возьмите, например, программу кадетов, программу их первую и вторую21; вы увидите, что позднейшая программа стала более похожа на нашу. Их обвиняют в некотором подлаживании <Но их совершенно несправедливо обвиняют) к нашей партии; в этом виновата некоторая обманная тактика, стремление привлечения большого количества членов в свою партию. Пусть так, но привлекая к себе таким способом избирателей, они тем самым привлекают людей, которые потянут их в нашу сторону. Возьмите, с другой стороны, влияние наше направо <на правые партии>, главным образом на правительство. Я не сомневаюсь, что выразителем истинного, русского общественного мнения является «Союз 17 октября». Я еще раз настаиваю: желательно, чтобы наш голос раздавался тогда, когда это нужно, чтобы он побуждал <будил> правительство к деятельности в желательном нам смысле < представителей нашей партии>, чтобы он не давал возможности бюрократическому направлению безбоязненно одерживать верх. Будущее, конечно, темно, и что дадут выборы, мы не знаем, но мы должны верить в успех нашего дела.
Итак, позволю себе, господа, пожелать вам успешного производства выборов и просить вас об усиленной деятельности в этом направлении. Конечно, прежде чем начнутся выборы, вы привлечете к нашему «Союзу» еще немало сочленов, а пока простите меня за слишком долгое злоупотребление вашим временем. (Аплодисменты).
Барон Мейендорф. Мм. Гг!! Я говорю от имени немецкой группы, присоединившейся без самостоятельной программы к «Союзу 17 октября». (Аплодисменты). Вы имеете право спросить меня, что это за немцы? Эти немцы русские подданные, люди разных общественных профессий, разных положений, которые в значительном количестве присоединились к «Союзу 17 октября». Это люди труда и порядка, следовательно, враги произвола и бесплодной критики, это люди, которые значительную долю своей жизни провели за границей и хорошо знают заграничные порядки. Многие из них жили за границей не в качестве туристов, но в качестве работников в разных областях европейского мира, они знают, что счастье народов зависит не от большинства верхней и нижней палаты, что счастье народа решается не осколками бомб, но это счастье основано на твердом уповании в терпение и труд при условиях внешнего мира и внутреннего согласия. (Аплодисменты. ) Это знание, господа, может быть, помешало русским немцам вибрировать вместе с русским обществом в теперешнюю эпоху освободительного процесса. Многие из русских немцев перебродили, когда бродил Запад и многим пришлось быть как будто безучастными и недовольными теперешним процессом, но это делает опыт. Все это внушает нам убеждение, что гражданское совершеннолетие России наступило. Тесная связь с Россией заставляет желать нас видеть Россию не бедной, не поруганной, не окровавленной; мы желаем ее видеть богатой, сильной, справедливой, христианской державой. (Аплодисменты). Поэтому, господа, мы решили присоединиться к той партии, которая, быть может, в настоящее время не вполне еще объединяет собою весь свет русской интеллигенции, но в которой нам чуется, есть то государственное чутье, то чувство меры, которое может выработать людей, людей твердых, людей приспособленных, людей закаленных, не людей только слова и суждения, но таких людей, которые при теперешних огромных опасностях (а желтая опасность идет с Востока, ибо, конечно, Китай растет и наводнит Россию своим дешевым трудом) найдут для России выход и не допустят ее гибели. Кроме того, опасность грозит со стороны 25 000 000 русских магометан, которые под влиянием идеи Магомета идут неизвестно куда. Итак, нам нужны люди, которые < могли бы >, соединив свободу в действиях, могли бы призвать все разнородные племена, населяющие Россию, к объединению для удовлетворения всех различных интересов разнообразных народов. Мы надеемся, что в «Союзе 17 октября» найдутся люди с таким характером, которые наши слабые голоса поддержат, мы надеемся, что Россия будет счастлива на утешение своего монарха и населяющих ее народностей. (Аплодисменты).
Председатель. На будущее время я прошу гг. ораторов придерживаться установленного нами правила — говорить не более 10 минут. Ю. Н. Милютин говорил более, потому что на него возложена Центральным комитетом обязанность сделать доклад о деятельности Комитета. Следующих ораторов прошу строго придерживаться установленного правила говорить 10 минут.
Столыпин. Милостивые государи и милостивые государыни! Нашим «Союзом» были посланы разным лицам избирательные опросные листки с просьбой сообщить о согласии примкнуть к нашей партии. В числе многих сочувствующих ответов были, конечно, и отрицательные; были и такие господа анонимы, которые дали простор грубым побуждениям, выразившимся в непечатной брани. Но среди этих отрицательных ответов я невольно остановился на одном, где была не брань и не неприличные выражения, но был молитвенный возглас: «Спаси, господи, твое великое стадо от сих хищных волков». Чем более я думаю над этим ответом, тем более для меня становится ясным взаимное непонимание между нами и другими партиями. Этот возглас настолько искренен, что, мне кажется, руку, писавшую его, двигала не простая недоброжелательность, а страх за судьбу близких, кровных, если бы судьба их была вверена нам. По образованию и умственному кругозору представителей, участвующих в «Союзе», для меня нет сомнения, что сплотившись во имя свободы, равноправия и других идеалов, к которым так долго стремилось все образованное общество, у нас не было никаких других побуждений, кроме страстной потребности утверждения этих идеалов. Такого сомнения не было ни у меня, ни у вас, но оно могло и должно было существовать у других, именно у тех, которые всегда шли с нами по разным дорогам, причем наша дорога была средняя, удобная, менее торная, а им приходилось работать по очень тернистому и тяжелому пути. Теперь нам предстоит встретиться у общей цели, к которой мы шли такими разными путями. Нам предстоит встретиться и обменяться взглядами путем правдивых ответов на многие подозрительные вопросы с нашими будущими спутниками. Они будут указывать на свои усталые, грубые руки и говорить о тех страданиях, которые дают им право на утешение, на лучшую жизнь, право на более достойную долю, на более привлекательные условия существования, хотя бы в ущерб нашему благополучию. В ответ на это мы будем указывать на испытываемые нами страдания, причем мы должны указывать, что это были лишь нравственные страдания, те муки сердца, которые бывают достоянием чуткого духа. Нам могут ответить, что это только слова. Теперь, пока мы еще не сошлись у общей цели, пока эта цель роковым образом отодвигается от наших нетерпеливых стремлений, есть еще время запастись таким оружием, чтобы создать то единство земли, которым мы в ответ на уставов[ив]шийся годами враждебный отрицательный взгляд, докажем, что не мы те хищные волки, от которых молят бога избавить великое народное стадо, но что, напротив, неусыпными заботами мы стремимся уберечь это стадо от хищников и в известной мере уже уберегли. Я думаю, к очевидным и безошибочным признакам хищничества не должно относить то свойство человека, по которому он от природы возмущается проявлениями хищничества. Хищный зверь несомненно кровожаден, а человек на высоте своего нравственного развития прежде всего правдив. Таким образом, мы видим, что лишь в борьбе с кровопролитиями всякого рода и при неуклонном служении правде мы можем ознаменовать себя теми признаками, которые отличают часть общества, стремящегося к заботам о благе народа, от общества, уклоняющегося от лучших стремлений. Наша программа отрицает всякий насильственный путь для достижения свободы; мы заранее указали, как нам чужды и отвратительны кровопролития, хотя бы оправданные защитой наших прав. Это послужило чертой, отмежевывающей нас от революционных партий. Как это ни кажется невероятным, но был момент, в который проявился настолько сильный упадок общественного сознания перед победным шествием революции, что потребовалась некоторая доля мужества для провозглашения коренного нашего несогласия с насильственными действиями революционной партии. Это мужество мы проявили. Но, чтобы оно не было истолковано как трусливое себялюбие, против которого готовится разрушение и которому угрожает гибель, мы должны с большей внимательностью ограждать себя не только от тех, кто по печальному долгу службы принужден тушить пожары восстания, не только от тех, которые продолжают проливать кровь, заглушив сознание ответственности перед государством, побуждаемые местью или охотничьей страстью, но и от тех, которым все это было на руку, от тех, которые не могут с должной силой негодовать, потому что радость о возвращении спокойствия, об обеспечении жизни, о спасении имущества пересиливает у них сознание ужасов. Я даже считаю излишним упоминание о таких партиях, как, например, «Союз землевладельцев» или «Союз русских людей», откровенно вербующих своих членов, громко зовущих людей назад, к невозвратному прошлому, которые свободно угнетают других и пользуются правом этого гнета, не прикрывая своих вожделений; все это свидетельствует о полном отсутствии их нравственного развития, о дикости их духовного строя и о близорукости их идеалов. Все, чего они могут достигнуть, это привлечение к себе известного количества членов, так же, как и их братья анархисты. По мере успеха той или другой партии насилия, эти неудачные члены могут переходить в тот или другой лагерь и участвовать во временной победе, достигнутой грубой силой. Пройдемте мимо этой накипи смутного времени, не уделяя ей много внимания, которого она не заслуживает. Гораздо важнее для нас те слои общества, которые сочувствуют принципам нашей программы и которые под влиянием трагичности событий могут в этих принципах поколебаться. Между тем твердые принципы познаются ими тогда, когда они подвергаются испытанию, когда дорога их приходит в столкновение с революционерами и ненормальным ходом событий... Я согласен с тем, что старый режим потерпел крушение, но бывает время, когда всякое крушение должно рассматриваться как окончательное. После происшедшего крушения потери вознаграждаются воссозданием новой жизни; после этого уже нельзя будет возвратиться к старым пережиткам. Между тем все-таки раздаются голоса, оправдывающие суждения правительства, делаются шаги примирения с теми основаниями, которые были безвозвратно осуждены. В этом я вижу опасность и против этого спорить не буду. Но как правительство могло действовать иначе, когда безумные мятежники не сумели воспользоваться дарованными политическими благами как зрелые граждане, когда они священные дары смешали с кровью? Конечно, правительство не могло иначе поступить! Но винить его следует в том, что оно приступило к действиям слишком поздно: уже после того, как начались бешеные приступы революции... (не слышно).
Красовский. Милостивые государи и милостивые государыни! Я не стану вас обременять изложением коренных положений, которые составляют догматы нашей партии и которыми наша партия отличается или межуется с соседними. Все это очень трудно в таком большом собрании, все это требует много времени и серьезного внимания. Те, кто этим интересуется, кто хочет разобраться в том, где начинаются возражения одной партии и где кончаются возражения другой, а также в чем заключается разница одной партии от другой, пусть возьмут программы, которым несть числа, и сличат их, здесь же это невозможно. Следовательно, я не претендую на то, чтобы заниматься этим вопросом. Я хочу указать, что среди лиц, записавшихся в наш «Союз», значительная часть которых, вероятно, присутствует в настоящем зале, далеко не все освоились с теми взглядами, которые защищает «Союз»; многие из них бегло, наскоро прочитав наши воззвания, не могут представить себе, чем отличается программа нашего «Союза» от программ других партий. Здесь было указано Ю. Н. Милютиным, что наш <о том, что> «Союз» занимает центральную позицию, что он отличается значительно от правой и левой Партий. Какие ограничения его с правой стороны, было достаточно точно указано: правая Партия стоит за старый порядок, за возврат к старине. Но гораздо труднее нам ограничиться слева — конечно, не от анархистов, не от социал-демократов, отрицающих существование всего строя и установившейся жизни и предполагающих внести господство тех элементов, которые не могут господствовать и не подготовлены к этому, но гораздо труднее нам отмежеваться от тех лиц, которые говорят: мы за законность, за конституцию, мы всецело с вами, а между тем как Комитет наш, так и «Союз» всецело против них. В чем же дело? Есть два способа исполнять выработанную программу: истинный способ и искусственный, т. е. способ как средство, как тактика. В таком положении мы находимся по отношению к нашим близким родственникам — «кадетам». Они в настоящее время стали монархистами, но тут же говорят, что они за монархию стоят не потому, что они видят спасение в конституции, а потому, что русский народ непреклонный монархист. Такого рода монархисты не послужат укреплению и спасению монархии, они не дадут устойчивости этой идее, потому что они смотрят на этот институт как на большой этап. Такие защитники нам не нужны и я должен прибавить: упаси нас, господи, от таких друзей, а с врагами мы сами справимся. Затем эти господа говорят: мы полагаем, что принцип собственности должен быть, но мы, и в особенности те из нас, которые присутствовали на Московском съезде представителей земских и городских деятелей, не можем забыть того великодушного протягивания рук социалистам, которое не мирится с указанием согласия нашей программы. Нельзя быть социалистом и стоять за принцип сохранения частной собственности. <Далее> Мы говорим: мы стоим за необходимость твердой монархической власти, так как Россия есть страна разнообразных условий, не имеющая твердо сложившихся границ, страна еще не культурная и требующая мощной государственной власти для того, чтобы масса населяющих Россию племен и народов, не имеющих за собою политического прошлого, слилась в один могучий народ и дала то, что мы видим за границей, в Северо-Американских, Штатах, населенных тысячами разнородных племен и объединенных и воодушевленных идеей преданности своему отечеству. Нам нужно единение, а не разделение, не расчленение России. Мы не можем забыть, что эти же наши ближайшие соседи весьма охотно принимали на Московском съезде такого рода предложение, которое под секретом называлось автономией, обещание почти полного расчленения России. Наконец, нам стало ясно из ближайших отношений с левой то, <что> так называемое благо народа понимается ими неправильно: под этим понимается право конституционалистов-демократов быть управителями страны. Мы понимаем это шире. Независимо от интересов тех или других партий существуют еще особые интересы, которые руководят всем русским населением, есть особые принципы, основания которых должны быть дороже господства какой-либо партии. Мне кажется, благо народа заключается в стремлении к справедливости, к труду и любви к порядку. Вот, чем мы отличаемся от ближайших наших соседей, вот почему это отличие в политическом отношении будет гораздо труднее провести между нами и конституционалистами-демократами, чем между нами и крайними партиями. Крайние партии мы жалеем, как заблуждающихся, а кадетов мы боимся и не только в интересах нашей партии, но в интересах будущего счастья нашей родины.
Чистяков <Шестаков>. Милостивые государи! Со времени 17 октября прошло 3 с небольшим месяца, а кажется нам, что мы пережили целые года: слишком много мы видели, много испытали в этот период времени. Радость, с которой мы приветствовали манифест 17 октября, уже прошла. Без всякого оживления, без всякого интереса идут приготовления к выборам и едва ли возможна избирательная борьба там, где является кровь, где не прекращается смута. А к выборам нужно готовиться, время не ждет. Под влиянием тех событий, которые совершаются теперь, мы видим, что недовольство растет: левая Партия снова становится сильной и привлекает к себе много убежденных приверженцев. Господа, больше мужества! Нельзя распускать себя, нельзя менять свои убеждения под влиянием событий, нужно идти определенной дорогой. Если мы будем сворачивать то вправо, то влево с намеченного пути, то потеряем только время и заблудимся. Необходимо внимательно присмотреться к общественным течениям и выбрать из них то, которое более всего соответствует интересам родины. Было время, когда партии плодились, как грибы, но время это прошло; прошло увлечение программами и теперь может только новичок попасться на эту удочку. Дело не в программе, это каждый из нас понимает. Нам нужна не реклама, а важно то, что кроется за этой рекламой. Кроется за ней сущность партии и все зависит от того, какой общественный элемент составляет ядро партии, какая среда людей интересуется партией, как они относятся к родине, чего они от нее хотят. В этом отношении общественные течения уже обозначились у нас давно. Таких основных течений у нас два: государственное — которое полагает своим благом государственный строй и космополитическое — которое стремится создать общественное счастье во всем мире. Представители последнего направления находят, что благу человечества более всего мешает в России старый режим; и они вступили в борьбу с ним. Эта борьба захватила их и они сильно пострадали; они так глубоко ушли в эту борьбу, что она составляет главное условие их деятельности. Вспомним эти полтора тяжелые года, начавшиеся японской войной. Разве вы не были свидетелями того, что масса просвещенных людей в России радовались разгрому наших войск. Они говорили: отлично, лишний сильный удар, лишнее наше поражение расшатывает старый режим. Страна теряла свои силы, родина вздрагивала от ударов, а они радовались: пусть гибнет честь, это ничего, лишь бы ослабить существующий строй, существующий режим — нашего врага, с которым мы боремся и будем бороться до конца. Они ускорили это. Нет страны, которая, двигаясь вперед, могла бы быть счастлива, если народ забыл свою родину и борется только за власть. Если такие государства, как Англия, Германия и Соединенные Штаты, могучи и сильны, то только благодаря беспредельной преданности народа своему государству. Если японцы победили нас, то только благодаря исключительной преданности и любви их к родине. А разве можно любить родину и радоваться ее позору? Нет, эти люди под влиянием борьбы со старым режимом стали фанатиками и России ждать от них нечего. То же самое продолжалось и после, когда правительство пошло на уступки: началась пропаганда о всеобщем, прямом, равном и тайном избирательном праве — знаменитой четыреххвостки избирательного права. Каждый из нас понимает, что это избирательное право, эта тайная, прямая подача голосов, одни лишь красивые слова, за которыми скрывается нечто другое — возможность путем усиленной агитации набрать среди некультурного населения голоса с тем, чтобы захватить депутатские места. При 2-степенной выборной системе этого сделать невозможно. Если партия будет иметь власть в руках, то назвать себя Учредительным собранием ей нетрудно и провозгласить какой угодно режим.
Вот, стремясь к этому, это течение обнаружило полное незнакомство с интересами родины — для него все средства оказались хороши, появилось сочувствие со стороны этих партий к автономии окраин. Но что же матушку-Россию жалеть? Пусть она обращается в лоскутки! Необходимо проводить идеи самоопределения всех племен, населяющих Россию.
Началось разжигание национальностей. Говорят о свободе, а пропагандируют национализм, забыли, что он есть синоним вражды, а не свободы. Нам нужна государственность, нам нужно, -чтобы все граждане соединились вокруг одного стяга; нам нужно, чтобы все слилось воедино; не место развивать национализм, никому от этого добра не будет. Вспомним, например, Австрию, до чего она дошла в этом отношении? Там этот вопрос обострился до крайности! Спросим себя, к чему привела политика крайнего национализма, к которой русофилы стремились? Она нисколько не укрепила государства. Нет, господа, национальная вражда — это есть слабость страны. Если Германия и другие государства сильны, то потому, что там тесно связаны отдельные племена. Мы весьма хорошо знаем, что приводит к ослаблению государства: возьмите Персию, Турцию, Китай. Не дай бог нам дожить до этого позора!
Итак, направление этого общественного течения и его ядро совершенно определилось. Направление это несомненно антигосударственное. Забывая истинные, современные политические условия существования государств всего мира, люди желают делать над Россией всевозможные теоретические опыты и эксперименты, но опытам должно подвергать то, что возможно, а делать опыт над 1 500 мил. людей , это безумно и жестоко. Этот вопрос, определяющий известное течение общественной группы, вызвал среди нее усиленный раскол: нашлись люди, у которых хватило мужества протестовать. Они ушли и образовали другую группу противоположного направления — эта группа — «Союз 17 октября». Этот «Союз» отделяется не для того, чтобы выработать свою программу, но в силу того, что он разнится от левой всем своим складом. Совершенно неправильное понимание, что мы ставим своей задачей во что бы то ни стало защищать наш «Союз»; «Союз» желает защищать государство, «Союз» желает, чтобы наша родина крепла и процветала как одно целое на основании одинаковых общесправедливых законов для всех, а не как набор посторонних, чужих племен, не связанных между собою прочным союзом, не понимающих идеи единства государства. Это государственное положение нужно объяснять и толковать всем нашим избирателям, нужно дать понять, какую смуту переживает сейчас страна и какая опасность грозит ей, если это направление не восторжествует.
Да, господа, тяжелое время мы переживаем; но я обращаюсь к вам и говорю: сплотитесь, употребите все силы на это и помните наш девиз — свобода и государственность! Этот девиз необходим для жизни нашей родины. Вперед! За благо нашей родины, за ее силу и будущность! (Аплодисменты).
Пиленко. Меня просили сказать несколько слов о политике графа Витте за последние три месяца. У вас, вероятно, возникнет вопрос — отчего я буду говорить о политике графа Витте и почему я буду на нее нападать, потому что я буду на нее нападать.
Граф Витте, как известно, это большой политик, великий политик, это человек, который известен во всех культурных государствах на земном шаре, главным образом среди банкиров, конечно. Граф Витте, один из тех китов, на которых стоит Россия, а я, ваш покорный слуга, просто так — партикулярный человек; ничем специально не занимающийся и вдруг... буду нападать на этого слона. Я усердно прошу не думать, что это буду делать для того, чтобы на мне оправдалось глубокомысленное изречение < нашего> Спинозы, который сказал: «Аи, Моська, знать она сильна, что лает на слона». Я думаю, что Центральный комитет, поручив мне эту задачу, руководствовался более правильной мыслью: он хотел взять рядового человека, который ничего общего не имеет с графом Витте, которому нечего делать с ним; он хотел, чтобы этот рядовой человек выразил здесь не свои мысли, а мысли, которые вас воодушевляют, чтобы он сформулировал эти мысли в слова, не в слова Пиленко, а в слова человека, который бросает вызов графу Витте.
Три с половиною месяца тому назад история сказала графу Витте: «вперед, ибо назад тебе дороги нет». С тех пор прошло три с половиною месяца — это ровно 100 дней от опубликования манифеста до сегодняшнего дня. Я вам скажу, что можно сделать во 100 дней.
Первого марта 1815 года Наполеон высадился на южном берегу Франции, у него в то время было столько свиты и администрации, что она поместилась на 7-ми маленьких шлюпках. Он пошел на север и ровно 18-го марта он входил в Париж. 23-го апреля была опубликована конституция, в которой было объявлено о 4-х свободах, а 30-го апреля эта конституция была предложена на плебисцит всего французского народа и была им принята. 11-го июля были открыты обе палаты, которые начали сейчас же функционировать, а 18-го июля Наполеон потерял свою корону. Но в это время он успел созвать 200. 000 войско с артиллерией! Вот что можно сделать во 100 дней, если иметь много ума и -энергии! Если бы наш Наполеон высадился 8-го октября в Севастопольской бухте, то теперь он был бы не дальше, как в Симферополе, и все думал, на какой стул ему сесть? (Аплодисменты). Я, господа, покажу вам, что наш Наполеон сделал за 100 дней. Он 100 дней тому назад выдал маленький вексель русскому народу, напоминание о котором было бы ему очень неприятно, если бы он здесь присутствовал. Вы помните эту бумагу, которую вечером 17 октября мы все рвали из рук газетчиков? Она называется манифестом и всеподданнейшим докладом государю, который написал на нем: «принять к руководству». Вы, может быть, забыли и граф Витте забыл, что написано в нем, так я вам прочитаю. (Читает). Закон о свободе печати действительно издан, но в настоящее время 150 редакторов уже посажены в тюрьму. Я знаю, что со мной будут спорить и скажут, что когда человека призывают к определенное... 23, то нельзя его не посадить в тюрьму. Но существует формальное указание закона: «передача всех дел, преступлений... » (читает). Этого у нас не сделано.
Что касается свободы собраний, то почтеннейший Ю. Н. Милютин об этом уже докладывал. О закона личной неприкосновенности я знаю только то, что в Дмитровском уезде все врачи посажены в тюрьму, а тех, которым не хватает места в тюрьме, посылают проехаться в места, не столь отдаленные. До сих пор правительство не заявляло, что оно приступило к осуществлению этого закона, следовательно, ничего этого не исполнено. Второй пункт манифеста гласит так (читает). Этого не сделано. 3-ий пункт говорит (читает). Я утверждаю, что до тех пор, пока существует усиленная чрезвычайная охрана, правительство не в состоянии не вмешиваться... (Шум). Затем 4-й пункт гласит таким образом: «весьма важно произвести реформу Государственного совета на началах... » (Читает). Это тоже до сих пор не сделано! В конце этого доклада, как вам известно, была такая приписка, такой моральный принцип, которому граф Витте собирался следовать: во-первых, он говорит — «прямота и искренность во всех действиях и установление гарантий данных 19-го числа, т. е. гарантий свободы». Что касается гарантий, то я не знаю, какие существуют у нас гарантии? Что касается искренности, то к прямоте и искренности граф Витте настолько близок, что крайние революционеры его ненавидят, левая Партия не особенно ему доверяет, а правая Партия его распинает на всех перекрестках. (Шум).
Так как я говорю по поручению и распоряжению Центрального комитета и г. председателя, то я буду слушаться только председателя и прошу собрание не выражать мне своего одобрения или неодобрения.
Следовательно, в данную минуту нет таких партий, которые бы доверяли графу Витте вполне искренне. В этом отношении я думаю, что он следует заветам лорда Брума, который говорит, что великий реформатор не должен останавливаться ни перед порицаниями, ни перед похвалами; он говорит — реформатор не нуждается в похвалах, так как плохой тот реформатор, который придает значение похвалам. Следовательно, он желает этому завету следовать. В этих принципах есть еще указание, он говорит: я буду стремиться к устранению исключительных законоположений. Практика нам говорит совершенно обратное. В 3-м пункте он говорит о согласовании действий всех органов правительства и устранении репрессивных мер против действий, явно не угрожающих обществу и государству. Правда, о введении военного положения в Царстве Польском граф Витте сказал, что это было сделано без его содействия. Наконец, 5-й пункт — «противодействие действиям, явно угрожающим обществу и государству, опираясь на закон и в духовном единении с благоразумным большинством общества... » (Шум). Я позволю себе остановиться на этом еще одну минуту, но есть гг., которые говорят мне — «довольно», в таком случае, я кончаю. Но мне дана еще одна минута для окончания моей речи. Вы помните, что было до 15 декабря, когда обнаружился привоз в Москву массы оружия? Когда обнаружилась страшная резня в Москве? Я спрашиваю вас, почему он, граф Витте, столь осторожный, допустил эту резню, почему полиция не могла предупредить этих событий? У него была такая мысль: у вас было желание свободы, но вы не сумели ею пользоваться, что показали эти 2 месяца, полные преступлений. Я должен сказать, граф Витте в 2 месяца установил анархию, чтобы нас испугать. Мне кажется, господа, это устрашение не должно быть принято нами во внимание. Нет, не революция заставила нас дойти до нашего убеждения, а наш разум; анархией нас не устрашишь! Только нашим разумом, только убеждением мы постигли, что реформы необходимы и только реформами мы можем спасти Россию. Я призываю вас соединиться под одним общим знаменем: нет спасения для России иначе, как в свободе; она есть средство, которое приведет нас к окончательным, благополучным результатам. Но только тогда, когда мы объединимся все как один и один как все, только тогда мы достигнем свободы, а без нее нет выхода! Каждый из вас должен повторить слова Лермонтова (читает). Только тогда наш «Союз» будет сильным, крепким и могучим! (Аплодисменты).
Председатель. Я не лишен права голоса и потому должен заметить, что уважаемый товарищ прекрасно выразил то, что он хотел сказать; но позволяю лично от себя сказать, что граф Витте меня менее занимает, чем Россия. Если он наделал много ошибок и делает их до сих пор, то нужно учесть то мятежное время, которое мы переживаем. Выполнить манифест о переустройстве государственного управления задача чрезвычайно трудная. Конечно, этого можно было достигнуть в более короткое время, но это удел такой гениальности, которая не всякому дается. Будем надеяться, что граф Витте до конца доведет дело и будем до конца защищать законность.
Грибовский. Милостивые государи и милостивые государыни! После блестящих ораторов, которые говорили предо мною, после тех жгучих тем, которые затрагивали самые сокровенные, быть может, стороны нашего сердца, мне трудно будет говорить, потому что предмет моего сообщения не государственно-общественный, а так сказать государственно-юридический, предмет до известной степени сухой. Я буду очень признателен присутствующим, если они согласятся с теми умозаключениями, которые я сейчас попытаюсь представить. Несомненно, что наш успех в обществе основан до известной степени на том названии, которое носит наша программа. Противоположным партиям необходимо было выработать ту или другую программу в то время, как программа нашей партии явствует из самого ее названия: «Союз 17 октября». С одной стороны, наша программа ясно находится в непосредственной связи с теми началами, которые выражены в манифесте, но с другой стороны, у некоторых может быть возникает вопрос — как относится наша партия к этому манифесту? Относится ли она рабски, т. е. основываясь на букве его, или основываясь на духе его? Я должен ответить, что мы основываемся не на букве манифеста, а на духе его. В этом отношении недавно в общем собрании мы вотировали всеподданнейший адрес, который был направлен монарху от свободного народа, и, касаясь в этом документе вопроса о конституции, мы решили его не по букве закона, а по существу. В дальнейшем, господа, точно так же я полагаю, мы должны этот вопрос толковать не по букве его, а по существу. Если в этом вопросе откроются некоторые пробелы, то мы не должны этим смущаться — мы должны строго стоять на почве конституционных начал, хотя бы в этом манифесте были противоречия и неточности. Если мы обратимся к манифесту, то увидим, что действительно здесь есть если не противоречие, то умалчивание, которое было проведено в таких мелочах, что многие не обратили на это внимание. Казалось, что это умалчивание само собою разъясняется и настолько понятно, что о нем не стоит говорить. Я позволю себе не согласиться с этим и позволю себе сказать, что в этом манифесте есть умалчивание, между тем, как его не должно быть, так как манифест должен быть тем краеугольным камнем, на котором будет созидаться будущий строй государства Российской империи. В первом пункте манифеста сказано: «даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов». А где же право петиций, право челобитья, как говорилось у нас в старину? По-видимому, этот пропуск незначителен, но в действительности он очень важен. Все конституции в том или другом виде говорят о праве петиций, о праве обращаться с заявлениями о народных нуждах. Мы знаем, что во всех государствах народ боролся за свободу путем петиций и отсутствие этого права может очень тяжело отозваться на народном благе. Следовательно, мы говорим, что это есть не противоречие какое-либо в манифесте, в данном случае законодатель вовсе не желал отрицательно отнестись к этому вопросу, но этот вопрос понимается сам собою: мы постоянно обращались с петициями к правительству. Но мы знаем и такой факт — еще недавно, несмотря на существование законодательного положения, законодательного порядка, правительственным распоряжением запрещены как свобода союзов, так и свобода собраний. Нечто подобное может встретиться и в будущем. Вопрос этот чрезвычайно важный и я должен заявить, что там, где осуществлены свободы, там существует право и петиций. У нас существовала когда-то комиссия о петициях; по нашему законодательству дворянству в известном порядке, а также городским и земским учреждениям предоставлено право обращаться с прошениями о каких-либо нуждах к правительству; затем было предоставлено право обращения к верховной власти с известными заявлениями и разного рода общественными требованиями. Следовательно, при существовании в данном случае этого права, мы могли бы быть спокойными, но между тем это право у нас формально не существует. Мы не должны упускать из виду, что в единственном, имеющемся по этому поводу законодательстве говорится следующее (читает). То есть право петиций, которое было дано указом 18-го февраля, законом 6-го августа отменяется 24. Так что, если, с одной стороны, мы видим в манифесте умалчивание об этом вопросе и это умалчивание мы растолковываем в свою пользу, то, с другой стороны, мы не можем не принять во внимание, что указом правительства 6-го августа это право петиций отменяется; т. е. между указом 18 февраля и указом 6 августа, с другой стороны, является противоречие. Это нас в данном случае не должно смущать, так как фактически мы это право осуществили; мы, так сказать, захватили это право, но это является не настоящим законодательным правом. Это называется захватным правом, но в этом случае может явиться та или другая преграда в осуществлении этого права. Мы знаем, например, что свобода печати осуществлена, но это не мешало представителям печати натолкнуться на большие неприятности. Точно так же имея закон, который говорит о свободе собраний, мы также натолкнулись на некоторую неприятность. Следовательно, мы не можем быть спокойными за будущее, так как пока мы находимся в согласии с руководящими правительственными сферами, пока они не считают нужным ставить известные преграды, мы получим удовлетворение наших интересов, но мы знаем, что обстоятельства могут измениться и если не в ближайшем будущем, то в дальнейшем будущем мы можем натолкнуться на преграды в этом отношении. Между тем при отсутствии этой основой свободы, положение 17 октября является неполным, и те начала, которым мы служим, которые положены в основание нашего «Союза» и за которые мы готовы жертвовать собою, не вполне проведены в манифесте. Таким образом, в некоторых случаях «волу молотящу» уста могут быть заграждены. Вот, господа, я думаю, что нам нужно вотировать, нужно остановиться на этом вопросе, поэтому я предлагаю, во-первых, следующее: право петиций, право обращения к верховной власти есть одна из существенных свобод для блага народа и мы должны поставить ее наравне с остальными четырьмя свободами. <3атем>. Во-вторых, я обращаю внимание присутствующих, что умолчание манифеста об этой свободе, с одной стороны, и указание запретительного закона 6 августа, с другой стороны, является некоторым недосмотром в редакции манифеста. В-третьих, я бы предложил возбудить ходатайство или указание по крайней мере на необходимость петиций в том или другом виде. Необходимо осветить и выяснить это противоречие в законодательных актах, чтобы оно не приводило в смущение народ, как, например, употребляющееся слово «самодержец»; чтобы оно не послужило преградой в будущем для достижения гражданской свободы, которую мы все так страстно жаждем. (Аплодисменты).
А. Я. Брафман. Центральный комитет, милостивые государи и милостивые государыни, ознакомил вас со своей деятельностью по возможности в области политических идей, в смысле их организации и в смысле направления, направления по тому пути, который указан в манифесте 17 октября. В этом смысле Центральный комитет оправдывает свое название — Центрального, но далее он не идет, ибо за этой общей направляющей деятельностью остается область практического применения всех идей и начал, положенных в основание «Союза 17 октября», и это практическое применение лежит своей тяжестью всецело на вас, милостивые государи и милостивые государыни. И вот, в настоящую минуту для каждого из вас возникает и должен возникать строгий вопрос — куда и как нести свой коллективный ум и свое патриотическое сердце на служение нашей родине? Одним словом можно было бы ответить на это: к технике простых действий, которыми проявляется человеческая воля. Вот на меня Центральный комитет возложил обязанность по возможности кратко и схематично указать, в чем заключается наша задача, милостивые государи и милостивые государыни, в предстоящих нам выборах. Если бы можно было графически обозначить всю выборную систему, то я сказал бы, что она изображает собою конус, которого мы являем собою основание, а вершину его будет составлять Государственная дума. Если действие начнется снизу, то в результате на поверхность государственного законодательного органа вынесутся достойнейшие люди Русской земли. Практически это выразится в участковых местных выборах. По отношению города Петербурга это будет выражено в так называемых местных избирательных участках. Петербург разделен в этом отношении на 12-ть частей, и каждому из вас, а также каждой из вас, если не непосредственно, то косвенно придется принимать деятельное участие в выборах именно, чтобы выборы были такими, как того желаете все вы и наш «Союз». Вам небезызвестно, что по закону город Петербург должен дать только 6 человек в Государственную думу и эти 6 человек будут являть собою результат выборов более обширных, именно их выберут от Петербурга 160 человек. И вот этих 160 человек должны выбрать вы, господа! Таким образом, на вас лежит первая политическая обязанность не уклоняться от участия в выборных действиях, а заняться этими выборами. Другими словами, в чем может выразиться это участие в выборах? Когда этих выборов еще нет, оно выражается в большей сплоченности лиц, которых соединяют идеи, положенные в основание нашего «Союза». Затем, адептов нужно вербовать, как это делают правая и левая. Чтобы не быть побитыми правой или левой, нужно пользоваться вербовкой членов посредством печатной пропаганды и еще более посредством устной; живое слово есть наилучший способ пропаганды. В этом отношении для вас открывается деятельность — предвыборная агитация. Те из вас, которые желают послужить на пользу родины, будут участвовать в этой предвыборной агитации. Вот наша задача — живое слово. С этой целью «Союз» отчасти уже осуществил, а отчасти осуществляет немедленно 12-ть избирательных комитетов по числу избирательных участков города Петербурга. Центральный комитет приглашает вас туда: идите туда и несите ваш труд, ваш разум, ваше сердце для того, чтобы распространять идеи, положенные в основании «Союза 17 октября». Может быть, у вас возникнет затруднение, как и с чего начать, какие идеи пропагандировать? Каждый должен начать с своей маленькой семьи; но вы ни на одну секунду не должны выпускать из виду, что для русских граждан открывается священное право влиять на судьбы своего отечества. Это обращается в вашу обязанность, от которой вы не имеете права уклоняться. На какие темы предстоит вам беседовать? Темы безбрежны, как море; вы можете поднимать вопросы экономические и политические, вопросы чисто духовного свойства, воспитательного характера, словом, всякий в своей сфере найдет свои интересы, найдет такие темы, которые представляются для него важными, потому что в настоящее время неважных тем нет; каждый пусть послужит своей родине тем, чем он может. Вот для выполнения этой продуктивной работы Центральный комитет рассчитывает на наши духовные силы. Господа! Как никак, хотя и тревожное время мы переживаем, но это время воистину счастливое: наконец-то мы приобщились к сонму тех цивилизованных народов, которые имеют право исповедовать свои политические убеждения и громко говорить о нуждах и пользах своей родины. Приветствую вас в этот счастливый для всех нас день! Как идолопоклонники в праздничной одежде идут на поклонение восходящему светилу <своему богу>, так и вы, бодрые духом и телом, идите вперед, к этому счастливому моменту, к восходящему солнцу русской свободы <(: путь к счастью и свободе вам открыт). Бог помощь вам в сознательной политической деятельности! (Аплодисменты). Председатель. Записано еще 4 лица; но теперь Комитет считает необходимым привлечь ваше внимание к выводам, которые можно сделать из речей, слышанных нами здесь. Некоторые речи носят характер описательный, другие же носят характер положительных предложений. Может быть, вам угодно в результате предложить Комитету составить проект резолюций? Мне кажется, что нам не следует непосредственно обращаться теперь к правительству с какими бы то ни было резолюциями, потому что через полторы недели предполагает собраться всероссийский съезд нашего «Союза», который будет представлять собою высшую инстанцию «Союза» и будет иметь очень большую компетенцию; поэтому предлагаю принять нижеследующие, проектируемые Комитетом 3 резолюции и передать их на усмотрение предстоящего Московского съезда. Первая резолюция, чтобы правительство вернулось на путь неуклонного исполнения высочайшей воли, выраженной в манифесте 17 октября. (Аплодисменты. ) Второе предложение, чтобы правительство не только ускорило всеми мерами выборы в Государственную думу, но назначило бы точно срок созыва ее. Третье предложение, чтобы наряду с обеспеченными народу гражданскими правами было обеспечено право петиций.
Теперь я спрошу мнение собрания по каждой из трех отдельных резолюций. Если они будут приняты, мы отошлем их в Москву на утверждение всероссийского съезда.
Итак, первая резолюция такова: чтобы правительство вернулось на путь неуклонного исполнения высочайшей воли, выраженной в манифесте 17 октября. Угодно принять это предложение? (Голоса: да. ) Кто против, потрудитесь поднять руку? Предложение принято.
Второе предложение: чтобы правительство не только ускорило всеми мерами выборы в Государственную думу, но назначило точный срок ее созыва. (Голоса: принимаем!) Несогласных прошу поднять руку. Предложение принято единогласно.
Третье предложение: чтобы в ряду с обеспечением народу гражданских прав было разрешено право петиций. Несогласных с предложением прошу поднять руку. Предложение принято.
Все три резолюции вам угодно было принять, следовательно, они будут посланы на утверждение Московского всероссийского съезда.
Затем я должен доложить, что записалось еще 4 оратора, но в виду позднего времени я считаю необходимым спросить собрание — угодно ему выслушать еще 4-х ораторов? Голоса: Да. г. Бороздина. Я прошу уделить мне три минуты, чтобы сказать несколько слов. Председатель. Хорошо. Слово принадлежит господину Грюнвальду.
Грюнвальд. Милостивые государи! После тех блестящих речей, которые вы слышали здесь, мне становится неловко говорить вам, потому что я в своей краткой речи не могу сказать ничего такого, чтобы внесло в ваш умственный кругозор то или другое расширение, чтобы так или иначе настроило бы вас в серьезном политическом смысле. Я ставлю себе узкую, но, смею надеяться, полезную задачу. Господа! Мы переживаем тот исторический момент, когда формируются личности, формируются русские граждане. Все, кто стояли на этой кафедре, употребляли все усилия осветить, каковы должны быть эти личности. Депутаты, которых вам предстоит выбрать, должны быть личностями не только строго развитыми в политическом смысле; в каждом человеке кроме деловой стороны его натуры живет еще одна в высшей степени важная сторона его существа — проявление духа. Господа! Нельзя жить без идеала. И вот об этом идеале, об этом идеале истинно русского человека, которого в настоящее время Россия, может быть, забыла, или от которого, может быть, отложилась, об этом идеале я хочу сказать несколько слов. В переживаемое нами тревожное время многие факты жизни проходят без должного внимания, с каким бы к ним следовало относиться. Двадцать пять лет прошло со дня смерти великого русского человека. Двадцать пять лет тому назад умер Достоевский, но этот человек до сих пор жив в своих великих творениях и он жив в эту минуту, так как дал нам образ истинно русского человека, которого он воплотил в типе «Алеши». В чем проявился истинный дух этого русского человека? В том, что этот русский человек, нарисованный нашим художником, падает в религиозном экстазе на землю и целует ее.
Если вы будете выбирать депутатов, то кроме ума, кроме всестороннего развития, которыми эти люди должны обладать, они должны любить свою родину. Выберите человека, который более всего сумел бы любить русскую землю — он сумеет отстоять интересы русской земли, и вы не раскаетесь никогда в своем выборе! (Аплодисменты. )
Председатель. Госпожа [Кульнева] предлагает прочитать свое стихотворение. Один из членов Центрального Комитета будет так любезен, [что] прочтет это стихотворение. (Читается стихотворение г-жи [Кульневой]. ) (Аплодисменты.).
Клименко25. Господа, меня просят говорить как можно короче. Благодаря тому предложению, которое я намерен внести, я постараюсь быть очень кратким.
Господа! Когда мы входим в учебное заведение для изучения юридических наук, то первое, что нам внушают —« без суда не может быть наказания». И вот 17 октября раздались царские слова о полной свободе и полной неприкосновенности личности. Сегодня не один уже оратор говорил, как вылились эти свободы. И вот мне казалось бы после того, как вы выслушали много речей я имею право рассчитывать, что мое предложение будет принято вами с полным чувством согласия. «Союз 17 октября» образовался для того, чтобы на практике, в жизни провести те принципы и основания, которые были провозглашены в манифесте 17 октября. В настоящее время мы уже более месяца как читаем в газетах, что для блага человека отнимается жизнь у него. Это мы читали вчера, читаем сегодня. В маленькой газете, которая раздавалась при входе в этот зал, говорится: «преступница, которая стреляла в адмирала Чухнина26, по [его] распоряжению была немедленно расстреляна». Такие факты встречаются каждый день. Я как юрист, как специалист по юридическим наукам требую, чтобы у меня не отнимали жизнь раньше, чем меня не выслушает суд. Когда при революционном восстании человека захватывают на улице и он оказывает сопротивление, тогда каждое правительство вправе прибегнуть к лишению его жизни, потому что иначе порядок восстановить нельзя, но положение совершенно изменяется, когда революционер положил оружие, когда он сдался; в это время он не составляет предмета опасности для полиции и тогда его должно судить хотя бы военным судом. Но возможно ли действовать так, как действуют в настоящее время? Какой-либо батальонный командир приказывает немедленно расстрелять преступника без всякого суда и следствия. Я не стану входить в критику этого положения, но предлагаю вам доказать на практике, что все вы, собравшиеся здесь, действительно желаете настаивать на том, чтобы основания, положенные в манифесте 17 октября, осуществлялись. Я предлагаю поручить Центральному комитету теперь же ходатайствовать перед правительством, чтобы отныне такого рода расстреливание не практиковалось, в случае крайности пусть применяется полевой суд, но не расстреливание. Этим ходатайством, может быть, мы спасем жизнь не одного невинного человека. Председатель Центрального комитета барон Корф говорит, какова сила общественного мнения, виноват, это, кажется, говорит Ю. Н. Милютин: когда депутация явилась просить министра внутренних дел об уничтожении запрещения свободы собраний, то он сначала было отказал, а потом одумался. Чтобы настоящее собрание наше не было бесплодным, чтобы оно вылилось в чем-нибудь реальном, будьте добры, поручите Центральному комитету ходатайствовать, чтобы отныне не было распоряжений о расстреливании по исполнительным листкам, составленным неведомо кем и, по всей вероятности, агентами тайной полиции. (Аплодисменты. )
Председатель. Принцип, который сейчас был проведен говорившим оратором, едва ли встретит в нашей среде какие-либо возражения, но сейчас собранию угодно было принять резолюцию, которая гласит: чтобы правительство вернулось на путь неуклонного исполнения высочайшей воли, выраженной в манифесте 17 октября.
В этом манифесте указано — никто без суда не может быть наказуем. Мне кажется, что это положение, выраженное в речи г. Клименко, вполне справедливо, но не выражается ли оно в манифесте? (Голоса: да.) Не угодно ли собранию согласиться с тем, что предложение, сделанное г. Клименко, заключается в резолюции, только что нами принятой?
Клименко. Я просил собрание принять резолюцию в том виде, как я ее предложил. Если я буду служить в тайной полиции и буду зол на кого-либо, то из чувства мести или личных отношений я совершенно спокойно могу уничтожить известное лицо; таким образом, я каждого из вас могу убить. Против такого произвола я возражаю. Председатель. Угодно собранию принять предложение? Голоса: Принять!
Председатель. Собранию угодно ходатайствовать перед правительством, чтобы смертная казнь не была налагаема? Голоса: Да!
г. Бородина27. Я просила слова для того, чтобы задать два вопроса для выяснения того недоразумения, которое у меня составилось после прочтения в газетах двух известий. Господин Милютин в начале заседания доложил нам о деятельности Центрального комитета по изданию разных воззваний. Недавно, кажется, сегодня, я прочитала в газетах, что наш «Союз» просит не считать действительными изданные им ранее воззвания. Правда ли это? Голос: Ничего подобного не было.
г. Бородина. Теперь второй вопрос. Здесь говорилось о необходимости пропаганды. Точно так же в газетах я прочитала, что для пропаганды в других городах наш «Союз» имел в виду командировать в провинцию несколько лиц, причем... (Шум. ) Голоса: В какой газете это было напечатано? г. Бородина. Я не помню, кажется, в «Петербургских ведомостях».
М. В. Красовский. Господа! Наше собрание приходит к концу. Я не намерен много говорить, а хочу только сказать несколько слов для того, чтобы сгладить тяжелое впечатление, навеянное на вас некоторыми прорвавшимися замечаниями ораторов, что будто бы по манифесту 17 октября у нас ничего не сделано, что мы топчемся на одном месте. Действительно, в настоящее время у нас далеко не то, что было обещано. Я не отрицаю того, что Россия переживает сейчас тяжелое время, но я говорю о России и не буду говорить о личностях — личности здесь не так важны. Благодаря тому, что существует многое из старых зол, многого еще не сделано. Но мне кажется, если мы обратим внимание на прошлое и вспомним все обстоятельства нашей жизни хотя бы год тому назад, то каждый из вас сознает, что течение жизни нашей значительно изменилось: 28-го января прошлого года мы не могли собираться, не могли свободно говорить или выслушивать без боязни то, что говорим и выслушиваем теперь. Это доказывает, что мы не стоим на месте, что нам дано неотъемлемое право свободно собираться, думать и рассуждать о том, что мы считаем благом для нашей родины. Эта дарованная свобода — думать и свободно выражать свои мысли открыто, гласно, представляет для нас такое важное приобретение, за которым остальные идут сами собою. Советую не печалиться о том, что у нас нет Наполеона, и напоминаю, что от Александра Македонского до Цезаря прошли века. Наше отечество, вся наша страна пережила много тревоги, но правда восторжествует, порядок будет установлен и народ пойдет вперед. Я верю, что нам нужны не Наполеоны, но нам необходима дружная, объединенная работа для того, чтобы Россия без Наполеона, без спасителя пошла вперед! Председатель. Программа сегодняшнего собрания исчерпана. Мне остается поблагодарить присутствующих за проявленное терпение и пожелать успеха в предстоящих нам выборах! Объявляю собрание закрытым.

Примечания

14 Стенографический отчет воспроизводится по беловой записи, выполненной, как отмечено на 1-ом листе документа, в «Первом бюро стенографов в С. -Петербурге» стенографисткой О. А. Леоновой. Машинописный текст имеет рукописную правку Ю. Н. Милютина. Согласно сделанной им же черновой записи протокола этого заседания; оно проходило в Большом зале Дворянского собрания с 2 часов 15 мин. до 5 часов 12 мин. дня (ЦГИА СССР, ф. 869. оп. 1, д. 1287, л. 30 и об. )

15 Так в тексте. Правильно: «знамени».

16 Так в тексте.

17 Вероятно, Ю. Н. Милютин имел в виду Временные правила о собраниях, введенные именным указом Сенату 12 октября 1905 г. Эти правила, однако, предусматривали необходимость санкции начальника местной полиции для устройства собраний «по вопросам государственным, общественным и экономическим». В противном случае такие собрания не могли состояться. — Законодательные акты переходного времени. Спб., 1906. С. 228—233.
18 Так в тексте. Правильно: «26 декабря».

19 Так в тексте.

20 Это сообщение Ю. Н. Милютина не совсем точно: газета «Якорь» издавалась не бакинским отделом «Союза 17 октября», а обществом «Якорь», примкнувшим к «Союзу» в начале января 1906 г.; газета, издававшаяся самарским отделом октябристов, называлась «Голос Самары», казанским — «Обновление».

21 Ю. И. Милютин имел в виду уточнение программы, сделанное кадетами на январском 1906 г. съезде партии. Если в прежней, принятой Учредительным съездом партии в октябре 1905 г. редакции программы вопрос о форме правления в России был обойден, то теперь речь шла о необходимости установления в России конституционной монархии.

22 Так в тексте. Правильно: «150 миллионов».

23 В тексте пропуск.

24 Если именной указ Сенату от 18 февраля 1905 г. возлагал на Совет министров «сверх дел, ему ныне подведомственных, рассмотрение и обсуждение поступающих на имя наше от частных лиц и учреждений видов и предположений по вопросам, касающимся усовершенствования государственного благоустройства и улучшения народного благосостояния», то аналогичный документ от 6 августа этого года, отменяя указ от 18 февраля, предусматривал «восхождение» таких «видов и предположений» «порядком, в учреждении Государственной думы установленным». (Законодательные акты переходного времени. СПб., 1906. С. 23, 191. )

25 Клименко Н. Н. — присяжный поверенный и присяжный стряпчий, товарищ председателя правления Северного стекольно-промышленного общества; крупный домовладелец.

26 Покушение на главного командира Черноморского флота вице-адмирала Г. П. Чухнина (р. 1848) было произведено 27 января 1906 г. членом летучего отряда Южной области партии эсеров Е. А. Измаилович. По приказу Чухнина, оставшегося невредимым, Измаилович была расстреляна на месте. 28 июня 1906 г. Чухнин был убит матросом Я. С. Акимовым.

27 Вероятно, А. Г. Бородина — жена дсс, член ряда столичных благотворительных обществ.

ЦГАОР СССР, ф. 115. on. 1. д. 45, л. 28—59. Опубл.: Красный архив. 1929. Т. 5(36). С. 84—119.

Здесь печатается по публикации в журнале История СССР / Ин-т истории АН СССР. - М.: Наука, 1991. - N 2-4. - Центральный комитет "Союза 17 октября" в 1905-1907 годах. Документы и материалы. Составители Шелохаев В. В. Павлов Д. Б. © 1991 г.

Персоналии:

Страна и регион:

Дата: 
11 февраля, 1906 г.